Какая разница, Господи?
— Ну, этот… наследник крови…
Неужели — кто-то из своих, из замковых?.. Кормился от нас и — предал. Убил отца, убил дядек, Иверену убил, Майберта…
Герен смерил меня странным взглядом.
— Герен, — спросил я тихо, — кто он? — Герен молчал. А может… нет, только не это… — Только не говори, что это старуха Радвара…
Герен закинул голову, словно рассмеяться собирался, но — раздумал. Глаза в глаза — как две льдинки, в голосе — угроза:
— Шутишь?
Я не выдержал, вскочил:
— Слушай, я ничего не понимаю, черт побери! Приходишь, как будто кого-то убил, говоришь, что арестовал преступника, хочешь, чтобы я спросил, кто это, а сам не отвечаешь!..
Он посмотрел мне в лицо снизу вверх и сказал:
— Это Адван Каоренец.
— Чего?
Где Адван?
Что Адван?
— Ты не ослышался. Я его арестовал. Его увел отец Арамел. И запер. Кажется, в Ладараве.
— Так, — сказал я. — Понятно, — сказал я.
Значит, наследник крови — Адван. Значит, это Адван убивал всех. Ясненько. Что ж, бывает.
— Слушай, а ты случайно головой не стукался? Ночью сегодня, например, а?
На него же, говорят, целое ведро крови упало, Рейгред постарался. Умен, братишка. Был господин Ульганар — человек как человек, стал — … гм. Да.
Герен улегся обратно на койку. Не отвечал. Нет, Господи, это все-таки сон. Дурацкий сон, вот сейчас ущипну себя за руку… ой! Перестарался, кажется.
Лежит. В потолок смотрит. "Как так и надыть"…
— Ты что, действительно это сделал?
— Да.
И спокоен-то, Боже мой, спокоен, будто и в самом деле убийцу поймал и подвиг сей награды великой достоин…
— А можно узнать, на каком основании?
Соизволил повернуть голову и глянуть на меня.
— Тебе нужны доказательства?
Я чуть не расхохотался.
— Да, нужны. Очень нужны. Странно, правда?
Он просто в уме повредился! И дознаватель как раз уехал, а отец Арамел — ему только дай возможность с язычником разобраться, под каким соусом — все равно. Фанатик.
Герен же понес какую-то ахинею. Про следы на берегу озера, про совок для углей (совок для углей!), про подземный ход, про бабку Радвару (а как же без нее, я так и знал, что без нее — никуда!), про сообщника убийцы, которого, оказывается, не было (ну, понятно, не было, и самого убийцы не было, а как же!)…
А до меня вдруг дошло, в чем дело. Я удивительно ясно и четко увидел — замковый двор. Стражники держат слабо трепыхающегося Адвана. А на земле — вернее, не на земле, а на отце Арамеле, — лежит наш благородный рыцарь. И шагах в двадцати от него, держась за стену, поднимается избитый человек, скрюченный и жалкий…
Он мне как-то сам рассказал про это. Про приступы свои. Сказал, что стоит ему кого-нибудь ударить, как лопается что-то в голове, и он перестает соображать. И может даже убить. Забить до смерти, понимаете? Просто дав по морде солдату на плацу, потом бить его ногами, бить, бить… и убить. Поэтому и не рукоприкладствует совсем.
— Стоп, — сказал я. — Хватит. Достаточно, — доказательства нашел, ишь ты! — А теперь, сударь, я вам скажу, почему вы это сделали, — сжал кулаки, унимая нервную дрожь, — А сделали вы это потому, господин капитан, что бедолага Адван случайно стал свидетелем одного из ваших так называемых "приступов", тщательно скрываемых от окружающих.
Он как-то сразу поскучнел, дознаватель наш доморощенный. Правда глаза колет? Ничего, послушаешь.
— Адван — не дурак. Адван прекрасно понял, кем вы, господин капитан, являетесь на самом деле. И вы решили его убрать, благо положение ваше, господин капитан королевской Гвардии, позволяет арестовать любого гражданина Итарнагона, даже члена королевской семьи.
Он опять сел на койке и смотрел на меня, стиснув зубы. На скулах ходили желваки. Господи, да что же это творится-то?
— Опомнись, Герен! — сказал я, — Это же — Адван!
Ты ведь сам подобрал его, ты его опекал, как горделивый папаша, он занимался с тобой, я же иззавидовался весь вашей дружбе…
— Это убийца твоего отца, — сказал Ульганар. — Это убийца моего друга.
Понятно.
Значит, вот оно, твое настоящее лицо. Господин драконид, благородный рыцарь. Отца приплел, ишь ты!..
— Господи. И этот человек был моим кумиром. Я на него молиться был готов. Бегал за ним хвостом, как собачонка. Он мне, как старший брат был. Образец рыцарских доблестей. Железный человек… Сударь, вы лжец. Лжец и клеветник. Я дал бы вам пощечину, но не хочу марать руки. Я готов ответить за свои слова. Когда вам будет угодно.
— Ровно через три года, — презрительно бросил он и улегся на койку.
Через три года. Траур. Прости, отец, прости, пожалуйста. Это потому, что я никак не могу привыкнуть…
— Что ж, — губы заледенели в улыбке, — Я терпеливый. Я подожду.
Прошел за ширму, взял на руки спящую сестру и вынес ее из комнаты. Не желаю, чтобы моя Альсарена находилась рядом с этим чудовищем. Не желаю.
А за три года я поднатаскаюсь, господин капитан. Уж будьте уверены. Вам со мной так легко не сладить. Треверры — они только с виду мелкие да хлипкие. Мы — жилистые.
Да-с, милостивый государь.
Вот такие дела, Аманден. Твой сын заступается за твоего убийцу. С пеной у рта готов его защищать. Готов даже траур по тебе нарушить, чтобы отомстить обидчику. То есть, мне.
Господи, Аманден, зачем ты поехал с одним Имори! Почему меня не было рядом, Аманден, почему?! Я бы поехал с тобой. Может, тогда бы меня тоже убили?
Почему убили тебя, а не меня, Аманден? Зачем я еще жив?.. Что мне делать теперь, Аманден, друг мой, я никогда не просил у тебя совета, а сейчас вот — прошу, да только ты мне уже не ответишь… Я ведь надеялся, с Эрвелом будет так же, как с тобой — дружба, чистый, незамутненный источник, ключевая вода, дающая силы…
Больно-то как, Боже мой, не думал, что будет так больно. Отвык уже. Забыл, как это бывает.
Помнишь, ты как-то сказал, что я живу даже не прошлым, а возможностью несовершенного… Что ж, ты был прав. И среди теней моих ты пребудешь, пока я жив. И Эрвел — тоже.
Я понимаю. Ему сейчас нужна какая-то активность. Чтобы не сидеть сложа руки. От бездействия можно лишиться рассудка. Вот он и разозлился на меня.
Когда вернется дознаватель, и все разъяснится, он, наверное, признает, что был неправ. Наверное, извинится за свои слова…
И мы снова будем хорошими приятелями. В память о тебе, Аманден. Но среди моих теней Эрвел останется таким, каким был до того, что случилось сегодня.
Механизм отработан, Аманден. Не в первый уже раз происходит подобное. Ты прости, но по-прежнему у меня с твоим сыном быть не может. Ты ведь знаешь, я не смогу забыть того, что он сказал. Это ведь — неправда, Аманден, я арестовал Адвана потому, что он — убийца, он убил и Невела, и Ладалена, и Майберта, и тебя убил, и Улендира, и Рейгреда он хотел убить, случай спас… И даже, если он мстит за каких-то там своих близких, убитых много лет назад, в конце концов, я не знал этих людей, а ты, Аманден, ты был мне другом. И, пусть даже в Эрвеловых словах есть доля правды…
