— Ой-ой, сдается мне, доверие было не просто полным. Белли, ах, Белли! Иной за подобную фамильярность удостоился бы файербола промеж глаз. А у меня прямо так и стоит перед глазами: великая волшебница по первому же призыву звучно выпадает из астрала на пол, в порыве страсти отбрасывает ставший вдруг ненужным магический жезл и, мгновенно забыв про все свои колдовские дела, длинными скачками несется к заветной Сфере и сбивчиво, задыхаясь, шепчет нежные слова…
— Райен, я ведь за такие слова кому угодно пасть порву на крестоносный флаг! Так что не искушай меня, любому терпению есть граница.
— Ладно уж, какие там меж вами отношения, про то мне знать необязательно. Как Синдикат стал тем, чем он стал, — долгая история, и ты по этой части вряд ли многое знаешь. Да и твои похождения интересуют меня как расследователя лишь их общим смыслом и причиной. Но кто же вынудил вашу тайную организацию, по сути дела, предназначенную для того, чтобы облегчать кошельки сограждан, выйти на тропу войны? Светская власть куплена вами на корню, а церковники делают вид, что вас вообще не существует. Неужели Контрразведка? Так эти-то как раз и предпочитают использовать людей вашего сословия в своих целях. Какая же сила заставила воровской альянс сплотиться в боевой порядок задолго до того, как начались все эти небесные заморочки?
— Райен, ты меня разочаровываешь. На этот вопрос нет определенного ответа, потому что в ответе на него как раз и заключается суть нашего расследования. Я лишь могу предположить, что это — та самая сила, что стоит за действиями Контрразведки Коалиции, та самая, что сокрушила Империю на Южной Земле и, по-видимому, за океаном, а теперь катит мир прямиком в Бездну. Многие годы мы пытались выйти на этого невидимого врага, но все впустую, даже колдуны-всезнайки оказались не в состоянии помочь нам. Иногда действия противника оказываются продуманными и изощренными планами, иногда — грубы и прямолинейны. Иногда они затрагивают судьбы народов, иногда — жизни конкретных людей. Увы, Синдикат не смог подобрать отмычку к этой потайной двери, с досады побился о нее лбом, после чего расписался в собственном бессилии — до сих пор мы не знаем, что это или кто это. Может быть, это безликая Тьма, может — воплощенное Зло, а может — дурная блажь какого-то свихнувшегося бога. Но мы ведь тебя и наняли для того, чтобы ты размотал этот запутанный клубок и добрался до катушки-сердцевины, не так ли?
— Ну да, уж который месяц мотаю, а конца все не видать. И хоть бы помог кто…
— Вот доберешься до Беллианы, она тебе многое порасскажет. А мы — люди маленькие, посему и знаем немного. И вообще давай-ка укладываться на боковую — поздно уже…
Сон наступил внезапно — словно бесплотная занавеска продернулась по сознанию. Черное звездное небо рассекает тонкий и ослепительный луч света, а по нему идет человек в белых ниспадающих одеждах, с длинными вьющимися волосами, которые стягивает венок из колючей стальной проволоки. Еще мгновение назад он был где-то там, в невообразимой дали, а сейчас он уже стоит передо мной и смотрит прямо в душу. На его светозарных серо-карих глазах — печать упрека, печали и безмерной усталости. Его тонкие бледные губы недвижимы, но я отчетливо слышу мягкую, льющуюся речь, и каждое слово отпечатывается светящимся оттиском в моем сознании. Девяносто девять ударов пульса — девяносто девять слов, что запомнятся навсегда:
«Дитя мира. В час скорби Небеса обращаются к тебе. Черное Солнце Горя опалило душу нашей планиды, и теперь она умирает. Крылья Тьмы опускаются на землю. Близится светопреставление, начат последний отсчет. Дитя мира. Спасение человечества — в твоих руках. Если ты стоек духом и способен держать в руках оружие — следуй на север. Там, в роковой битве армий Света и Тьмы, решится судьба мира и твоя судьба. Помни: если ты дрогнешь, погибнут все. Дитя мира. Если ты слаб духом и телом — денно и нощно молись за тех, кому предстоит выйти на смертельный бой против Тьмы. Пламенем Солнца и именем Света, проснись!»
Луч света хлестнул по глазам, и звездное небо вновь раскинулось передо мной. Вдруг я понял, что не сплю. Что это было? Может быть, это как-то связано с событиями минувшего дня? Специальное послание храмовникам от их непосредственного начальства на Небесах? Действительно, вчера я был посвящен в рыцари Храма, и Серебристая Луна теперь у меня. Поэтому со стороны высших сил мне теперь уделяется особое внимание — даже во сне на последнюю битву призывают.
С другой стороны, в словах белого посланника не было ни единого упоминания не только о Гранселинге и его воинах, но и вообще о Храме. Более того, создавалось такое ощущение, что, говоря лично с тобой, он обращался ко всем сразу. И еще мне показалось, что я хорошо знаю этого человека, раньше его видел, но почему-то забыл. Имя, мне бы только вспомнить его имя…
— Мастер Фрай, вы спите? — раздался откуда-то сбоку тихий шепот Штыря. — Мне сейчас такой сон странный приснился. Вроде бы и сон, и не сон…
— Белый Странник, идущий по лучу света? Чудно, я это же видел. А сказал он следующее…
Вот это да! Оказывается, все мы видели одно и то же, причем сны совпадали вплоть до малейших деталей! А я-то себе возомнил… И ведь сразу же ясно было, что это — послание всему человечеству. По крайней мере лучшим его представителям.
И что нам теперь делать? Идти на север? Но если долго-долго идти на север — Южная Земля кончится, уткнешься в океан. Где-то далеко за океаном находится Северная Земля — там Империя. Еще севернее — холодные моря и полярные льды. Насколько далеко нужно идти на север? В послании этого сказано не было. Так, может быть, следует подождать уточнения? В любом случае в ближайшие несколько дней у нас одна дорога—к выходу из ущелья. Надо бы еще поспать — сегодня мне придется натуральным трелевщиком поработать.
И почему ночи в конце июня такие короткие? Еще глаз сомкнуть не успел, ан вот уже и утро. Завтрак, конечно, никто не приготовил, а вот работа — ждет… «С первым отблеском зари вышли в поле косари. С их нелегкого труда начинается страда», — всплыли в памяти детские стихи.
Когда-то и мне приходилось участвовать в сем занимательном, но уж больно утомительном процессе. Да и то — куда ж денешься, если вся родная деревня, наточив косы и клинки, к первому дню июля-косаря спешно выходит походом на сенокос в изобилующие высокими и сочными травами поймы речной долины, чтобы запастись на зиму едой для скотины.
И медлить было нельзя — таких, как наша, деревень в горах было немало, и охотников за сеном в долину стекалось предостаточно. А пойма была маленькая, места на всех не хватало, так что, как говорится, кто не успел — тот опоздал. И про клинки я не зря упомянул — горцы, как известно, народ горячий и упертый, потому время от времени случались стычки за лучший травостой. В таком случае приходилось, отложив косу, браться за меч.
