Тревоги Октис воплощались в жизнь: четкий громкий ритм ее сердца дернулся и сбился, застучал с большей силой, когда Кремен встал безоружный. Он шел к ней, а танцовщица лишь служила опорой ножу, но не владела им. Она нервно перевела взгляд на Воронея – тот ситуацию понимал хорошо, подвинулся чуть вперед.
Бросить ему сейчас клинок – глупо, ведь он вдвое дальше, чем князь. Рубить князя – а как же уговор о праве смертного удара?
Она так и осталась сидеть онемевшая в своей позе. В голове разгоралась предательская надежда, что князь все же разыгрывает сцену. Сейчас он попросит второй клинок и уложит рядом с первым. Она силой отставила решение до того момента, когда князь протянет за своей собственностью руки. Тогда уж будь, что будет – она рубанет его. Может, получится не смертельно – тогда она бросит нож Воронею, чтобы тот довершил дело. Хотя какие тут церемонии? В зале полно стражи, с которой еще придется разбираться, имея в наличии только один загорский нож на двоих.
Напряжение в теле Октис перешло через край и казалось уже зрительно осязаемым, когда князь остановился в шаге от нее и кивнул помощнику в форме. Мгновенно тело ее стало легким, а на коже проступил холодный пот: в руках Кремена оказался второй нож. Он быстро перекочевал на руки танцовщицы. Опять с ошибкой в балансировке, но это уже был пустяк. Лицо танцовщицы, почти скрытое от зрителей, разлилось в улыбке. Октис и сама не могла понять: рада ли она больше, как танцовщица, или же, как торговец смертью? Она пыталась сдержать эмоции, но ей это удавалось с трудом – мышцы лица продолжало само собой сводить улыбкой.
Можно действовать – немедленно бросить второй клинок Воронею, устроить обещанную резню и выбираться наружу. – На свежий воздух и свободу от всех правил. – Но напарника на прежнем же месте уже не оказалось. Он скрылся за колонной, ушел вглубь за ряды людей. Аса выгнулась в позе начала четвертого подхода, но на лице ее вместо былой радости повисло едва заметное выражение непонимания.
В самом начале последнего подхода случился казус, заметный лишь ценителям танцев: музыканты опять вступили стремительно, и мотив их был быстрый и волнующий, в то время как танцовщица будто не слышала музыки вовсе и действовала крайне медлительно. Лишь чуть погодя она прибавила энергии, набрала скорость и вышла на прежний уровень мастерства. Четвертый подход музыканты и танцовщица толком не обсуждали – ей было то уже не важно. Но теперь приходилось танцевать и далее, справляясь с трудностями на ходу.
Каких Богов, Вороней?! В чем дело?! – Крутилось в ее голове, но никто из зрителей не мог и не старался прочитать ее тревогу.
Она продолжала работать с ножами – они оказались полностью идентичными. Аса то подходила ближе к музыкантам – на самом деле высматривая Воронея, то к подиуму князя, решая, не нанести ли самой удар и покончить с этим. В мыслях копошился рой догадок и предположений.
Что если Вороней вовсе не торговец смертью? А только предприимчивый жулик, который так удачно устроился. Нашел себе бабенку, сделал из нее видную танцовщицу и живет себе в достатке. Что там говорить: едва ли не каждую ночь берет как ему вздумается женщину, которую желает такое количество богатых богоподобных, не скупясь в цене. Но его боевые умения, тактика и приемы, профессионально отточенные и так не похожие на силовой стиль армии, говорили о том, что Вороней – именно убийца. Он особо не скрывал своей истинной работы, но Октис все же о том догадалась сама. По повадкам, по стилю – хотя он и представился простым торговцем. Не слишком ли хитро даже для жулика притворятся торгашом, скрывающим, что он убийца князя Загори, и тем совращать ее стать дойной коровой, приносящей золото? Да и опасно это: если князя убивать не надо, то Вороней сильно рискует с ее характером.
Может быть, он просто струсил? Сколько до того контрактов у него было? Насколько правдива была история со старым торговцем смертью – его учителем? Но что в том такого? На ее глазах он хладнокровно, молниеносно лишал людей жизни. Весь этот грандиозный план подошел к концу – теперь только и требовалось, что забрать еще одну жизнь. А он стоял за рядами людей, и рассмотреть она могла только, как он у самой стены задумчиво поглаживает бородку липового импресарио.
Что же, она, по крайней мере, должна постараться не опустить уровень выступления и довести кульминацию до ожидаемого всеми пика. Не хватало только провалиться и отдать ножи обратно все еще живому князю.
Весь оставшийся подход от собственной злости она была стремительней, чем когда-либо в других выступлениях. Изрядно попугав всех зрителей намеренным лязгом соприкасающихся клинков, танцовщица под всеобщее облегчение закончила танец и сложилась в центре зала.
Ну, только попробуй у меня после этого их забрать – и я сама тебя рубану! – Горело в глазах Октис.
Князь действительно сошел с подиума, но только для того, чтобы отвесить танцовщице поясной поклон. В ответ она поклонилась вместе с уложенными на руки ножами, соприкасаясь локтями с парадной дорожкой.
Ее танцевальная карьера закончилась.
Она исполнила танец, считавшимся в обществе богоподобных столь сложным и опасным. Она получила в награду два загорских ножа. Судя по всему, получила по-настоящему – узнать насколько князья могут быть бесчестными и вероломными ей в любом случае уже не придется. Под ликование зрителей, лишь слегка отошедших от рискового зрелища и все еще опьяненных впечатлением, танцовщица поднялась, забрала оба ножа в одну руку и поклонилась три раза. Она чинно и спокойно отошла в сторону, чтобы затем за рядом колонн и спинами людей, едва начавших заполнять прежние объемы зала, пройти к тому месту, где стоял ее подельник. Он протянул ей кубок, и она вместо того, чтобы выяснять отношения, припала губами к слабому разведенному вину. Продолжительный танец из четырех подходов был серьезной нагрузкой даже для перволинейного. К маслу на теле прибавился слой пота, грим на лице слегка растекся, корни волос и все локоны на висках промокли насквозь.
– Что за херня, хозяин Орони? – Сказала она, полностью осушив кубок и пнув его в мужскую грудь.
Он не собирался оправдываться, но отвел глаза и посмотрел на князя. Князь тоже смотрел на них. – Или все же на зад танцовщицы?
– Может быть, я хотел, чтобы ты триумфально закончила свое главное выступление. – Спокойно сказал он. – Это ведь – последнее.
– А может быть, мне еще сделать? Может, ты передумал? Может, продашь меня князю? Вместо смерти причинишь ему наслаждение в виде упругого тела и женского ложа?!
