Кто сказал, что он разумен? Я? Он напутал с травами и у него начались галлюцинации. Да-да, так и было. Сейчас тут произойдет удивительнейшая по абсурду и сумасбродству сцена, а виновник — я. Не надо было вообще лезть во все это… Я чуть было досадливо не сплюнул… И тут понял, что морок отступает, перед глазами перестает кружиться и довольно скоро я смогу вмешаться.
Если успею, конечно.
Королева так и застыла с кубком в руке, Рэд с Алироном стояли, как истуканы, между королем и дверью, а Эдуард медленно повернулся к Вито и спросил:
— Каком монументе?
Я спросил бы то же самое, с небольшими неприличными вариациями, если б мог говорить.
— Памятник Вашему Величеству. — Советник цепким взглядом ощупывал все вокруг, оценивая каждую мелочь. Поэтому пропустил самое важное. То, что королева держит в руке кубок. — На городской площади, высотой пять ярдов.
— Я не понимаю, — признался король. А я почти зааплодировал Вито, какой молодец, такое придумать… Он совершенно точно ввел нашего Эдуардика в ступор.
— Возможно, на коне. — Добавил Вито и посмотрел на меня.
— Что это значит? — король, похоже, испугался. Еще один свидетель — все шло не так, как он планировал. — Я не знаю никакого памятника… И вообще, почему Вы с этим пришли ко мне? Сейчас? Гильдия каменщиков…
— Гильдия каменщиков бастует, — покачал головой Вито.
— Вы что, издеваетесь? — вскричал король.
— Нет.
Вито по-прежнему смотрел на меня, как будто я знал что-то, но из чистого упрямства скрывал важные сведения. Я показал глазами на королеву, но, похоже, он уже понял, в чем дело, и обдумывал свой следующий ход.
— Вы все сошли с ума! — вдруг зарычал Эдуард, как дикий зверь, и ринулся к Алисии. Он схватил ее, запрокинул голову одной рукой, а другой перехватил кубок, выливая вино ей в рот. Я закричал и рванулся вперед, ухватился за его руку, держащую кубок, и потянул на себя. Рэд с Алироном кинулись к королеве. Эдуард вцепился в нее, крича что-то в безумии своем, а я молил Богов, второй раз в жизни — пускай все будет хорошо, пускай она выживет… Капитан наконец-то вырвал любимую из рук короля, а тот, развернувшись ко мне, издал задушенный хрип. Я все еще держался за его локоть, и он попытался стряхнуть меня, как вепрь собаку; протащил к себе по столу, сшибая на пол кувшин с вином, фрукты и засахаренные орешки. Я задыхался, пытаясь свалить его, но он выдернул руку, выхватил меч и, воя, как одержимый, вонзил его мне в живот, пригвоздив к столу так, будто я был бабочкой.
— Джок! — закричал Рэд и с размаху ударил Эдуарда. Тот отлетел в сторону бесформенным кулем. Рэд уже занес над потерявшим сознание королем меч, но я крикнул:
— Нет!
Он замер.
— Ничего мне не будет, дубина, посмотри, как королева!
Живот мне будто опалило огнем, но по опыту я знал — стоит разъединить меня и меч, как я стану даже краше прежнего. Но вот Алисия, если хоть толика вина попала ей в горло…
Рэд оставил короля лежать, где был, и подбежал к девушке. Ее лицо было залито вином. Она находилась в состоянии шока, глаза блестели, дыхание было прерывистым. Я посмотрел на Вито — он не сдвинулся с места ни на йоту. Возможно, потому, что еле держался на ногах. Он во все глаза смотрел на меня, как будто видел впервые.
— Что? — я охнул от боли, пронзившей раскаленной иглой позвоночник, но нашел в себе силы улыбнуться. — В чем дело?
— Вы… меняетесь… — прошептал Вито.
Я поднес руку к лицу и увидел, как кожа моя меняет цвет, сморщивается, становится похожей на сухой лист. Я и впрямь старел на глазах — наверное, приступ и меч в животе послужили тому виной; я больше не мог удерживать свое молодое обличье.
— Что с Алисией? — спросил я у Рэда.
— Не могу понять… — мой ученик лихорадочно нащупывал у нее пульс. — Пока… надеюсь, она не… Это может быть обмороком от страха.
Он сжал плечо друга. Алирон сидел на полу, держал на коленях королеву и просто смотрел ей в лицо, шепча что-то.
— Что я сделал… — раздался голос из того места, куда упал король. — Что я наделал…
Он встал, шатаясь, и пошел к королеве. Он плакал, как ребенок, сломавший случайно игрушку — недоуменно и горько. Рэд схватился было за меч, но я покачал головой.
— Она… — голос Эдуарда дрожал. — Она умерла?
— Нет, — ответил я. Он поднял на меня мокрые от слез глаза… и тут выражение потерянности на его лице сменил ужас. Он закрыл лицо руками и застонал:
— Опять он! Старик! Старик!
И кинулся вон из зала.
— Пускай бежит! — сказал я ученику. — Следи за королевой.
— Может, я выну меч из вашего…
— Следи за ней, болван!
Вито подковылял ко мне и присел на краешек стола рядом, словно врач у постели больного. Покосился на рукоять меча, торчащую у меня из груди.
— Я и не думал, что…
— Меньше думай, Советник, меньше.
— Я мог бы попытаться…
— Оставь, как есть. Ты сейчас сам свалишься в обморок, куда уж тебе железяки вытаскивать.
Он поджал губы. Несмотря на крайне болезненный вид, одет он был с иголочки, и даже надушен, чертов франт. Он наклонился ко мне и тихо сказал:
— Жаль я не пришел раньше. Если королева умрет, то вместе с ней и ребенок тоже… вы понимаете, единственный выход после этого…
— Что ты… — начал я, но тут меня прервали.
Королева закричала, как раненая птица, высоко и протяжно. И выгнулась всем телом, будто в порыве страсти, но смотреть на это было больно.
Алирон обнял ее крепче, прижал к себе, и, раскачиваясь, стал повторять с одинаково разрывающим сердце хрипом в груди — 'Нет, нет…'
— Рэд! Вынь эту штуку из меня! — заорал я.
Но он на меня и не посмотрел. Он разжал объятия Алирона, уложил стонущую королеву на пол и склонился над ней… Всего секунду он раздумывал, а, может, мне показалось, и это просто время для меня в тот миг растянулось, кто знает — и затем прильнул к ее губам.
Заметив, что Алирон собирается оттащить Рэда от королевы, я закричал:
— Нет! Не трогай его!
Ставни затряслись, и на пол посыпались осколки цветных стекол, как кусочки моей жизни. Скорее всего, от моего вопля, натренированного годами актерства.
Капитан застыл со смесью ярости и боли в глазах.
— Его нельзя прерывать, иначе умрут оба! И выньте из меня этот меч!
Алирон, как во сне, подошел и, взявшись за рукоять, резким рывком выдернул меч из стола и меня. Я в этот миг пережил удар кривым ножом на узкой улочке Дор-Надира, вспомнился и еще один нож, с хрустом взрезавший меня, как поросенка, в порту, в том же городе.
Кашляя кровью, я свалился со стола и подполз к Рэду, склонившемуся над Алисией. Глаза его были закрыты, словно бы в любовной неге, но я знал, что он умирает.
