Лорн жила в работном доме с младенчества, куда, по слухам, ее принес временщик. Силы проявились рано, в возрасте семи лет, причем поговаривают, что она навела много шума и разрушений! Ее сразу отправили в Университет. Там слепой и слабой девушке, да еще из работного дома, пришлось несладко, по крайней мере, до встречи с Реймом.
Однако все утверждают, что более мягкого и доброго человека еще поискать. При этом не удалось найти информации о друзьях. Даже не так, вся информация о ней из косвенных источников – никого, кто хотя бы общался с ней достаточно долго. За девять лет Университета! Лишь повторяется университетское прозвище – Лори-Лилия.
Плюс она считается сильнейшим студентом за последнее три десятилетия – семь Ветвей Памяти!
И вновь вспышка памяти окрасила разговор в новые оттенки.
Мой взгляд зацепился за дом по другую сторону забора. Одноэтажная покосившаяся халупа. Краски выгорели до бесцветности. Крайнее левое окно выбито и криво забито досками. Крыша просела. Ощущение заброшенности. Запустения. Во дворе, утопая в пожухлой траве и вездесущей грязи, перекрывая единственный проход, стоит телега, укрытая толстой дерюгой. Даже на расстоянии оттуда до одурения воняет прелой шерстью и гнилью. Судя по признакам – мы на месте.
Печально, что пришлось разделиться: переговоры не моя стихия. Однако нам и без того несказанно повезло – выжившие сразу в двух нападениях! Терять время очень не хотелось, вот и пришлось доверить Эльдерей из рода Цветущих присмотр за Реймом. Надеюсь, временщик проявит таланты в обработке местных аристократов!
Стоило подступиться к дому и натянуть профессиональную улыбку, как дверь распахнулась.
– Ой, мамоньки, простите! – всплеснула руками женщина в пестрой шали. От этого жеста под ее необъятными телесами в отчаянной мольбе скрипнуло крыльцо.
– Вы Юния Фрам, сестра пространственника Срендина Тарма и жена Элекра Фрама?
– Шо вы, господин пространственник! Нета, нет… я это, то самое, я Мирия… Мирия Тюронская. Живу здеся неподалеку, вон тама… – Перст указал в холеный домик, приветливо помахивающий флюгером. – А Юния, она дома… Юния! Соседушка! Тута пришли-ка!
В сенях показалась женщина. На фигуре, не потерявшей с годами стати, был темный траурный наряд, самый простой, не новый, но чистый и ухоженный. Лицо искажено тенями и превращено в маску с острыми краями, в глубинах коей тлеют бесконечно усталые глаза.
– Господин пространственник, я Юния Фрам. – Седые волосы ореолом окружили покорно склоненную голову. – Чем-то могу помочь?
– Я пространственник-оперативник Юрий Викторович Сломов, а это моя помощница мадемуазель Лорн. Нам необходимо поговорить с вашим сыном.
– Ох! Неужто чего-то еще приключилося? Таки знайте, Дерий – парень хороший! Он ничего сделать не мог! Ежали чё, то это не он… Или неужто выжил Элекра окаянный? – Дородная госпожа Мирия несколько секунд с любопытством хлопала глазами, прежде чем до нее дошло, что взгляды – смиренно-отстраненный, недоуменно-недовольный и невидящий – скрестились на ней. – Ой, да, точно, мне ж пора! Соседушка, еще раз спасибо! Шаль, связанная твоими руками, теплая, красивая, просто выше всяких похвал! Никаких эвот не жалко!
– Прошу, проходите. – Женщина медленно, словно выверяя каждое движение, провела нас в дом. – Только, пожалуйста, подождите. Сын крышу латает. Совсем прохудилась, никакого спасу нет. Позову его, а пока присаживайтесь, гости дорогие.
Когда хозяйка скрылась, я осмотрелся. Обстановка простая, если не сказать скудная: несколько длинных лавок, ветхая ручная прялка да укрытый древней скатеркой крепко сбитый стол, за которым мы и устроились. Правда, обстановка внутри разительно отличалась от внешней разрухи: не просто убрано, а вычищено до дерева, сияющего внутренней белизной. Тонкий аромат напоен мягким благоуханием разнотравья, теплой овечьей шерстью и едва уловимыми нотками горьковато-сладкого.
– Почтенные гости, не побрезгуйте угощением. Чем богаты… – На плавно внесенном хозяйкой подносе стояли две глиняные чашки с дымящимся травяным отваром и мисочка с несколькими кусочками сероватого сахара, похоже единственного лакомства в доме.
– Благодарю, вы очень добры. – Я взял в руки чашку.
– Мать, кого, говоришь, там Лодур притащил? – донесся грубоватый, с чуть заметным присвистом голос, а следом показался и владелец, вытиравший о тряпицу изгвазданные руки. – Пространственники? От дядьки, что ли?
Совсем юный парень зыркнул исподлобья с таким презрением и злостью, какие встретишь не у каждого умудренного сединами. Хотя, скорее, мрачности ему придавало то, что парень оказался полукровкой: не по годам мощное тело, густая растительность где только возможно и лицо словно сложенное из каменных глыб – подобное отчетливо говорило об отце звероподобном со второй формой – медведь. Даже раны, следы встречи с Туманником, казались неотъемлемой частью: правая рука в лубках и на перевязи, а скула разбита, и вокруг раны лиловый синяк.
– Мы наблюдатели от Агемо относительно произошедшего ночью. Нам поручено разобраться с монстром, напавшим на вас. Сейчас собираем информацию и хотели бы выслушать ваш рассказ о случившемся.
– Расссказ? А чё там ссказывать-то? – Молодой человек крайне бережно помог матери усесться. – Госсподин просстрансственник, вы лучше сспрашивайте.
– Для начала – куда вы ехали? Почему ночью? А главное, где? – Я пригубил освежающе-терпкого напитка, с тем же странным послевкусием горьковатого-сладкого.
– Дык дело изсвесстное. Перевозсили шерсть овечью. У нас месста зснатные, много полей, потому и отар много, а ссейчас вессна, ссамый разсгар сстрижки овец. Только многие отары на дальних полях, вссех к городу не пригонишь, вот и сстригутсся где и как могут. Ну а такие, как мы с батькой, на телегах возсим шерссть на месстную мануфактуру, с того деньгу и имеем. Вот и ночью ехали в город с полной телегой, аккурат черезс Посследний лесс – тот, который близсь города, когда зсверюга выбежала… – Парень явственно скрипнул зубами. – Рассплывчатым пятном мимо мелькнула – мне руку в кровь. Ссекунда, и батьку зсадрала. Еще миг, и вновь пуссто. Вот и вессь ссказ!
От последнего то ли рыка, то ли вскрика парня я невольно отстранился и тут же поморщился – руки соскользнули со стола и сквозь старую скатерть и перчатку в правую ладонь вонзилась длинная и острая щепка. Скользнул ладонью по поверхности стола и ощутил, насколько она неровная, словно ее рубили топором. Похоже деревянных подарочков здесь можно подхватить не мало.
– Дерий, остолоп, что же ты! – таким же бесцветным голосом осадила мальчишку мать. – Ты разве не хочешь помочь расследованию? Не хочешь смерти зверюги, которая твоего отца… – Женщина не закончила. Глаза наполнились слезами, а плечи совсем поникли.
– Матушка, да как же… – вспыхнул парень, но сразу скуксился. – Хочу, матушка, хочу…
Мефи, которого до сего момента с самым отстраненным и меланхоличным видом гладила Лорн, белой молнией рванул к парню и самым беспардонным образом устроился на коленях. Сколь бы грозно ни хмурился Дерий, он оставался подростком, поэтому стоило прозвучать ласковому урчанию при прикосновении пальцев к шерстке, как парень расслабился.
– Тогда постарайся припомнить подробнее: откуда зверюга выбежала, где находился ты, где твой отец, что делали во время нападения? – терпеливо продолжал я допрос.
– Дык дело такое. Ночь, да еще насстоящий потоп. Целые реки с небесс. Молнии так и ссверкають. Первая грозса в году как-никак. Отец кобылой правит. Я в телеге на шерссти лежу в тепле, под навессом – зсамоталсся, вессь вечер грузсил, она хоть легкая, да много! Тут ссквозь грохот дождя рык, и прямо на меня, буквально из ниоткуда, как навалитсся… Даже не зснаю, как ссказсать, – ссмазсано, рассплывчато, нечетко. Болью продрало, аж волоссы по телу дыбом всстали, а как я орал… до ссих пор дивлюссь, как погань руку не отхватила. Зсначит, прос-стился я с жизснью, а тварь – в темноту. Тут молния ссверканула, и гляжу: батя верхом на кобыле что-то орет и как вдарит кнутом по твари. Та сстрашная жуть – ссплошные клыки и когти, нароссты косстяные, ссловно черный досспех, а изс-под него вссполохами ссвет пробивается, по форме зсверюга навроде рысей. Эта пакоссть на батьку переключилась, а он всскачь, чтобы подальше от меня отвессти… а чё дальше уж не зснаю, от боли отрубилсся. Сследующие воспоминания, как дядька Срендин в чувсство приводит, а потом мисс Эльдерей руку штопает.
