«Осторожнее с выводами», – сказала она себе. Верное решение – наблюдать.
Если она права, скоро появится очередная «примета».
* * *
Никли закрыл за собой дверь гальюна и отключил обоняние, чтобы не страдать из-за запахов. Поднял руку этого тела и сжал ее в кулак, довольный тем, сколько продержалась форма. Потом расслабился, швы на коже разошлись, и прохладный воздух коснулся роящихся внутренностей: они облегченно зашевелились после столь долгого времени в полной неподвижности.
В то же время Никли закрыл самую явную пару глаз – его человеческие глаза, которые и правда могли видеть, чем Никли гордился. Большинство Неспящих использовали бутафорские глаза, отчего поле зрения сдвигалось, и это было легче заметить.
С закрытыми глазами проще ощущать свои далекие части. Они разбросаны по всему Рошару. Никли мог заставить их общаться с остальными, издавая жужжание, напрямую говорить с другими разумами – его жужжание интерпретировалось специально созданными для этого ордлецами.
«У нас проблема», – отправил Никли остальным.
«В самом деле, Никлиасорм, – ответил Алалавитадор низким сердитым жужжанием. – Они не поддаются на твои намеки повернуть обратно. Ты потерпел неудачу. Потребуются другие меры».
«Проблема не в этом, – возразил Никли. – Проблема в том, что они начинают мне нравиться».
«Это не так уж неожиданно, – прислал Йеламаизсин. Плавное, успокаивающее жужжание. Первый, самый старший рой на Рошаре. Никли был двадцать четвертым, самым молодым. – Например, мне нравится узокователь, хотя я знаю, что он нас уничтожит».
«Не уничтожит, – не согласился Зиярдиль. Его жужжание было прерывистым и резким. – Он принял решение Чести».
«Поэтому он нас и уничтожит, – отозвался Йеламаисзин. – Теперь он еще более опасен».
«Это другая тема, – сказал Алалавитадор. Третий рой, почти такой же старый, как Йеламаисзин. – Тебе нравятся эти люди, Никлиасорм. Это хорошо. Мы так плохо притворяемся ими, а ты многому научился в своих путешествиях. Остальным нужно больше изучать людей, чтобы лучше их копировать».
«К тому же, – добавил Йеламаисзин, – мы должны испытывать сострадание к тем, кого обязаны убить. Хорошо, что тебе нравятся люди».
«А мы все-таки обязаны их убить?» – спросил Никли.
«Люди как пожар, который нужно сдержать, – спокойно прожужжал Йеламаисзин. – Ты молод. Во время катастрофы ты еще не отделился».
«Я хочу еще раз попробовать развернуть их обратно», – отправил Никли.
«Что за неразбериха, – сказал Алалавитадор, самый сердитый рой. – Нельзя доводить до такого. Нужно было убить их раньше».
«Они не должны были обнаружить корабль, – прислал Зиардиль. – Все осталось бы в тайне, если бы не нашелся корабль».
«Он должен был утонуть, – сказал Алалавитадор. – Он не мог выжить в бурях без посторонней помощи. Его обнаружили не случайно».
«Аркломедариан снова перешел нам дорогу, – прислал Йеламаисзин, первый рой. – Он вмешивается все чаще. Он встретился с этими новыми Сияющими».
«Мы уверены, что это к худшему? – спросил Никли. – Возможно, это мудрый шаг».
«Ты молод, – прислал Йемаисзин, спокойный и уверенный. – В молодости есть свои преимущества. Например, ты учишься быстрее нас».
Никли удавалось изображать людей гораздо лучше, чем остальным. Когда рой, который стал Никли, отделился, в нем уже были ордлецы, отвечающие за подобные хитрости. Никли развил их еще больше и не сомневался, что теперь может обойтись без татуировок, скрывающих швы на коже.
«Аркломедариан опасен, – отправил Никли. – Я это понимаю. Но он не так опасен, как истинные предатели».
«Одинаково опасны и те, и другие, – прислал Йеламаисзин. – Доверься нам. На твоей памяти нет шрамов, которые остались у старших роев».
«Мы должны прислушиваться к молодежи, – огрызнулся Зиярдиль. – Они не закостенели в старых обычаях! Люди, пришедшие в этот раз, не пираты в поисках наживы. Они более настойчивы. Если убьем их, придут другие».
«Мой план наилучший, – напористо прожужжал Алалавитадор. – Пусть прорвутся через шторм».
«Нет, – не согласился Йеламаисзин. – Нет, нужно это предотвратить».
На этом этапе спора вопрос отправили остальным роям – всем двадцати, которые по-прежнему признавали лидерство первого. Не пора ли потопить человеческий корабль?
Подсчитали ответы. Спор зашел в тупик. Половина хотела, чтобы люди добрались до шторма, и тогда их либо сокрушат ветра, либо им удастся попасть в королевство Неспящих. Половина хотела убить их немедленно, до шторма. Несколько, как и Никли, воздержались от голосования.
Рой Никли жужжал в облегчении и удовлетворении из-за неуверенности остальных. Это была благоприятная возможность.
«Я хочу еще раз попробовать развернуть их обратно, – повторил Никли. – У меня есть идея, и, мне кажется, она сработает, но мне понадобится помощь».
Его предложение отправили на голосование, и тела Никли – не на корабле, а те, что на расстоянии, – нетерпеливо завибрировали.
«Да, – пришло решение. – Да, нужно разрешить Никли попробовать еще раз».
«Нам больно убивать Сияющих, а тем более одну из Зрячих, – сказал Йеламаисзин, первый рой. – Попробуй свой план. Но если он провалится, я проведу еще одно голосование, и ты должен быть готов принять более решительные меры».
7
– Тебе не кажется, что команда странная? – Лопен повис в трех футах над палубой рядом со Струной, заложив руки за голову.
Коренастая рогоедка что-то смешивала, и пахло это неплохо. Как стряпня со специями Камня, не острая, а просто... наполненная вкусами. Интересными вкусами. Однако в этом блюде чувствовался запах океана, который, по словам Струны, исходил от водорослей. Кто ест водоросли? Разве ее народу не полагается есть панцири?
– Странная? – переспросила она. – Команда?
– Ага. Странная.
Несколько матросов протопали мимо. Все так же зыркают. Руа увязался следом за ними, невидимый никому, кроме Лопена и Струны. Она, как и отец, видела всех спренов.
– Ты странный, – призналась она. Каждое слово выходило с трудом, но ее алети становился лучше.
– Главное, чтобы самым странным был я, – сказал Лопен. – Само собой, это одно из моих более привлекательных качеств.
– Ты... очень странный.
– Отлично.
– Очень сильно странный.
– Сказала девушка, которая любит жевать водоросли. Это не еда, мисра, это то, что ест еда. – Лопен нахмурился, когда мимо прошли еще несколько матросов и двое сделали в его сторону странные тайленские жесты. – Видела?! Они обрадовались, когда мы поднялись на борт. А теперь ведут себя необычно.
Все повеселели после остановки в Хекси, где они продали червивое зерно. Лопену понравилось вяленое мясо. Но теперь как раз близилась середина путешествия, и все стало странным. Непонятные полутона в каждом разговоре, и он не мог взять в толк, что они означают.
Лопен глянул вверх: Уйо пронесся над головой и опустился на палубу. Он вручил Струне письмо – скорее всего, от родителей – и сунул еще несколько во внутренний карман мундира для Рисн. Она попросила его слетать на остров неподалеку и получить письма за день.
– Спасибо, – сказала Струна Уйо, взяв письмо. – Счастье держать его.
– Пожалуйста, – отозвался Уйо. – Это легко. Не проблема.
Забавно наблюдать, как они общаются на алети. Почему в мире так много языков и почему бы всем просто не выучить гердазийский? Это отличный язык. В нем есть названия для всех разновидностей кузенов.
– Уйо, – позвал Лопен на алети, чтобы Струна тоже понимала, о чем разговор, – команда не относится к тебе как-то странно?
– Нет, – ответил он. – Э-э, не знаю?
– Не знаешь? – переспросил Лопен.
– Да, не знаю.
Уйо опустил на палубу сумку с даль-перьями и другим снаряжением, порылся в ней и вытащил коробочку с алюминиевыми пластинами и фольгой. Рушу вручила ее ему, чтобы провести кое-какие эксперименты по связи с кораблем с берега.
