– Ничьи, – Алан увлеченно что-то выискивал в блюдах, чтобы в очередной раз положить мне на тарелку.
Такого изобилия я никогда не видела, и действительно захотелось все попробовать. Было много разной аппетитной еды, в основном всевозможное мясо. Но, не обнаружив, к сожалению, свой любимый салатик, я немного огорчилась.
– Мари, если тебе чего-то хочется, ты только скажи, – внимательный Денли заметил, как я что-то ищу глазами.
– А салатов у вас не бывает? – они недоуменно глянули на меня – все же это кошки, и они по большей части мясоеды. – Ну, это такие съедобные листики, их еще добавляют в самые разные сочетания продуктов, но чаще всего едят вместе с овощами.
– Я не знаю, но сейчас пошлю сообщение поварам.
Он действительно взмахнул пальцами, и несколько искр скрылись в пространстве.
– Ого! И как это работает?
– Все барсы обладают пространственной и материальной магией.
– О, – я искренне смотрела в глаза таким сказочным созданиям, и до боли захотелось опять увидеть своих пушистых котиков. Ну или, может, просто поверить, что меня не разыгрывают и все это не шутка. – А в котиков превращаться сложно?
Наверное, они заметили, с какой жадностью я смотрю на них, потому что весело расхохотались и, вытирая слезки, сообщили, что как только я доем, покажут мне моих котиков.
Салатики мне все же принесли, причем очень быстро и в таком ассортименте, что я в душе аж запрыгала от восторга. Тут было гораздо больше, чем я люблю. И такие вариации, что, думаю, жизни не хватит, чтобы все перепробовать.
За приятной беседой об этом мире и моем, потому как братья оказались тоже очень любопытны, мы провели просто незабываемый вечер. Солнце катилось к горизонту, а я, лежа на подушках все на той же веранде, наглаживала моих котиков. Они уже давно превратились в пушистых барсов и, разлегшись вокруг меня, мягко мурлыкали.
Наверное, меня это успокаивало и примиряло с действительностью. Хотела ли я вернуться домой – сейчас уже сомневалась, радовалась ли я, что оказалась тут, – еще не знала.
Рассказы о других народах меня приводили в восторг, эльфов я хоть как-то представляла, а вот драконов мечтала увидеть. В душе все ликовало от мысли полетать на них. Интересно, а они катают на себе седоков?
С нагами я еще не примирилась – конечно, было интересно, но вот змей с детства не любила, да и, что тут скрывать, побаивалась. Как-то к нам во двор заполз уже старенький уж, он был большим и скользким, братья тогда стали в него бросать камни, а я накрыла его полотном и отнесла к воде. Мне было тогда очень страшно, руки тряслись всю дорогу до реки, но по-другому поступить не могла.
А вот в террариуме, когда рассматривала толстых питонов – мне тогда еще запомнился один, с желтым хвостом, – меня накрыло осознание, что я не хотела бы с ними встретиться в жизни.
– Наги не змеи, – меня сегодня долго переубеждал Алан, – это разумные существа, очень магически одаренные. Просто вместо ног у них чешуйчатые пластины в виде хвоста. Зато в скорости им нет равных, они передвигаются бесшумно и могут прыгать не хуже кошек, да и по силе не уступают барсам.
Вот после этого я вообще предпочла бы с ними не знакомиться. Но братья признались, что не выйдет, потому как даже в их крае проживает уважаемая нагиня, и с ней познакомиться придется. У нее в мужьях много родовитых барсов, и рано или поздно они все равно посетят этот замок, потому как барсы долго не могут находиться без своего альфы.
Рассказы о женщинах, у которых не один муж и даже не два, а уйма, я вообще старалась не воспринимать. Потому как эта дикость до сих пор резала меня не хуже ножа. Конечно, своих котиков я уже не воспринимала по отдельности и, наверное, уже не смогу от кого-то из них отказаться, но вот принять это как норму было сложно.
– Почему загрустила? – Алан превратился обратно в человека и лежал в той же позе, в которой прибалдел котом.
Его голова лежала у меня на коленях, а руки обнимали… пусть будет за талию, а то по-другому было стыдно себе признаваться. Денли тоже резко превратился в человека и оказался сидящим сзади, чтобы мне было удобнее на него опираться, а свою голову он мне положил на плечо.
Казалось, что им не хватает ласки и вот таких простых прикосновений, они оба, как малые дети, просто млели, если я хоть немного проявляла теплоты.
– Я не грущу, – мысли никак не собирались в кучу.
На террасе становилось уже прохладно, но учитывая, что я была в тесной близости с очень горячими мужчинами, мне не было холодно. Однако сгущающиеся сумерки почему-то действительно навевали тоску. Это иногда со мной так бывает: чем ярче солнечный день, тем темнее кажется ночь.
– Просто не могу понять, зачем ваши мужчины соглашаются быть вторыми, третьими или двадцатыми мужьями, неужели им не хочется быть единственными?
Денли грустно усмехнулся и стал рассказывать ту правду, к которой я оказалась не готова.
– Конечно хотели бы, но наш мир устроен немного иначе, чем твой, – он нежно поцеловал меня за ушком, отчего мурашки тут же затанцевали по телу, словно пузырьки шампанского. – У нас очень много значит парность. Если пара не является истинной, то ты никогда ее не сможешь по-настоящему полюбить, она никогда не понесет от тебя, и зверь ее никогда не примет.
– Почему зверь не примет?
– Зверь живет инстинктами, у него свои правила и понятия. Он никогда не будет защищать то, что не считает своим.
– Вы чувствуете зверей как что-то инородное в себе? – тут я удивилась, ведь я думала, что мои котики все понимают, когда смотрят на меня своими глазками-блюдцами, а оказывается, у них инстинкты.
– Нет, мы с ними одно целое, мы рождаемся уже со зверем, и он у каждого внутри. Просто иногда его настроение влияет на наш разум. Если зверь беспокоится, мы нервничаем, злимся. Если зверь тоскует, мы не находим себе места.
– Если человек принимает неправильные решения, – добавил прибалдевший от моих прикосновений Алан, потому как я не перестала поглаживать его, когда он обернулся человеком, – то зверь может отвернуться.
– Как это? – тут я уже ничего не поняла.
– Исчезнуть, – было видно, как Алану тяжело такое говорить.
– Совсем?
– Мы отличаемся от людей в твоем понимании, – отвлек меня от погрустневшего брата Денли. – Если мы идем вопреки желаниям зверя, он уходит, оставляя нас.
– А вернуться он может? – мне стало важно это знать.
– Случаев, чтобы зверь вернулся, я не знаю.
– Так зачем идти вопреки, это же плохо, наверное, – потерять своего зверя?
– Очень плохо, – согласился Денли, опять меня целуя. – Но если к окончанию взросления не найти свою пару, то зверь дичает, и тут сложно судить, что хуже.
– А у других народов так же? – почему-то стало грустно за эти сказочные народы.
– У драконов зверь не уходит, он звереет. У нагов нет второй сущности, они тоскуют и просто уходят из жизни, – объяснил Алан. – А эльфы, тоскуя, могут выбрать два пути – смерть или же единение с природой, когда твоя сущность уже никогда не переродится, а останется магией этого мира.
– Поэтому, – Денли опять поцеловал, только на этот раз в шейку, осторожно рисуя узоры губами, – у нас, если ты находишь свою пару и у нее до тебя хоть сколько уже есть мужей, то не жалуешься, а благодаришь Богиню за щедрый дар.
– И что, все эти женщины, о которых вы мне рассказывали, истинные такой толпе мужчин? – я до сих пор не могла прийти в себя, когда мне рассказали, что у одной из эльфиек проживающей в Кении, более трехсот мужчин – конечно, там большинство наложники, но все же. Это до чего нужно быть страстной, чтобы никого не обидеть.
– Нет, конечно, – усмехнулся Алан и, приподнявшись на локтях, легко коснулся моих губ своими.
Это было так мимолетно и по-родному, что в душе у меня защемило от нежности. Я часто мечтала, чтобы меня вот так ласкали, нежили. Попытавшись вспомнить Олежку, я не могла понять, почему так сильно его любила. Ведь он не был нежным, внимательным, он всегда думал только о себе, а я все равно тянулась к нему. И, наверное, именно я проявляла ту нежность и дарила ту ласку, о которой сама мечтала. А тут в двойном размере и именно так, как я хотела.
