– Ваше величество, когда вы отправляетесь в путь? – вырвали её из глубоких раздумий.
Оказалось, что она уже сидит в кресле между высокими зеркалами, что отражают её почти со всех сторон. Иштан сушила ей волосы мягким ворсистым полотенцем. Взрывная, но честная девушка – душа нараспашку – очень старалась держать себя в рамках предписанного. Но каждый раз именно онаотваживалась вернуть королеву к действительности.
– Иштан, в путь я отправлюсь прямо со свадебной церемонии. Так что…
Каюри молча протянула перед собой дорожную куртку.
– Да, – невольно улыбнулась Диамель. – Ты угадала. На церемонию я пойду в этом.
– Тогда понятен ваш выбор платья,– кивнула умница и занялась одеждой.
Наюти, что подтачивала отросшие королевские ногти, уловила смысл происходящего и не сдержала смешка.
– Я тоже представляю, как буду выглядеть в дорожном костюме, и твоём платье поверх него, – приветливо ответила на смешок Диамель. – Чистое посмешище. Этот замечательный совет дал мне сам король. А я у нас послушная жена.
– Король любит подшутить, – предостерегла её Каюри, осматривая неброские добротные сапожки.
– Не в этот раз, – покачала головой Диамель. – Просто мы торопимся. И он не желает ждать, пока меня переоденут. Он прав. Да я и сама не хочу терять ни одной лишней минуты.
– А как с этим? – указала Наюти на мраморный столик, заставленный пузырьками да баночками, по которым была разложена и разлита пресловутая женская красота.
– Это лишнее, – поморщилась Диамель. – Не хочу в седле на солнце истекать всеми этими средствами, призванными сделать меня красивой.
– Вы и без того красивая,– вытаращилась на неё из зеркала потешно убедительная мордашка Иштан.
– Прямо писаная красавица, – усмехнулась Диамель, разглядывая себя в зеркало, чем никогда не увлекалась, почитая это пустой тратой времени.
Самое обычное узкое худощавое лицо с острым подбородком. Дядюшка вечно брюзжал, что откормить её до пухлых щёчек не легче, чем научить козу музицировать. Узкие вечно поджатые губы. Тонкий – как говорят, благородный – нос, который мог быть и покороче. Острые скулы. Словом, ничего примечательного.
– Глаза, – подсказала Иштан, перебирая пряди подсыхающих волос. – Моя мама говорит, что глаза у нас самое главное украшение. Что они должны быть умными, а не как у лупоглазой гусыни. У вас они большие, яркие и умные. А это очень красиво. На всё остальное и не смотришь. Только они всегда печальные…
– Замолчи, – сухо оборвала её Каюри.
– Ничего, – равнодушно заметила Диамель. – Не тайна, что тому причиной. Но об этом мы говорить действительно не станем. И, кстати, мы не слишком рассиживаемся? Я не опоздаю на церемонию?
– Мы успеваем,– заверила её Каюри.
– Ещё немного, и будем вас одевать, – подтвердила Иштан. – Причёска ведь тоже не нужна?
– Уложи волосы так, чтобы не растрепались в дороге, – напомнила Диамель. – Некогда будет с ними возиться.
Вскоре она стояла перед зеркалом в широком красном платье невесты, изукрашенном традиционной вышивкой. И напоминала ту самую гусыню с жирной тушкой и тонкой шеей.
– Мир ещё не видал такой красавицы, – оценила Диамель подарочек, что нынче вручат королю Суабалара.
– На церемонии не будет посторонних, – попыталась её утешить Наюти.
– Ты думаешь, мне есть до этого дело? – отмахнулась без пяти минут королева и нетерпеливо осведомилась: – Меня будут сопровождать? Или я сама дойду до алтаря, не переломлюсь.
– Наштир Астат Борул ожидает ваше величество за дверью, – сообщила Каюри, подойдя к ней с дымчато-розовым покровом невесты. – Всё-таки нужно было надеть тиару. Покров может соскользнуть, если его не зацепить…
– Прибей его сюда парой шпилек, – ткнула Диамель пальцем в туго скрученную корзину кос.
– А сверху? – придирчиво примерялась к столярной работе Иштан. – В голову шпильку не воткнуть.
– Что несёшь? – поморщилась Каюри, отстраняя болтушку.
И в два счёта решила проблему парой гребней, безжалостно проткнувших дорогой тонкий покров.
– Вы просто восхитительны, ваше величество, – восхитительно невозмутимо съехидничал Астат, когда невеста вышла к нему.
– Берите, что дают, и не копайтесь в товаре, – тоном базарной торговки парировала Диамель, подавая ему руку. – Пошли уже. Нужно поскорей с этим покончить.
– Солнце только встаёт, – напомнил наштир. – Вы успеете вовремя выехать. Да уж, такой королевской свадьбы свет ещё не видел.
– И не увидит, – усмехнулась Диамель, оттянув невозможно прилипчивый покров, что так и норовил попасть в рот.
В чём-то Астат был прав: сплошное поругание и попрание устоев. В крепостном святилище Всеблагого Создателя Мира скучали трое. Саилтах – в кольчуге и прочих воинских доспехах – восседал на скамье у алтаря. Его величество коротало время, доставая неожиданного на такой важной церемонии молодого священника в традиционно чёрных шёлковых штанах и короткой белой тунике с чёрным воротом. Священник неподобающе морщился и огрызался, почитая королевский юмор несмешным и вонючим, как конский потник после трёхдневной скачки.
За спиной жениха стоял расфуфыренный свидетель – Лунхат явно перестарался, наряжаясь на чересчур скромную свадьбу, какой побрезговали бы крестьяне.
– Ну, хоть Унбасара нет, – выдохнула Диамель, когда Астат нелепо торжественно ввёл её в святилище.
– Да уж, – вздохнул её свидетель. – Без него наш король гораздо… скромней.
– Видишь, Тусук? – громогласно обрадовался упомянутый скромник, тыча в невесту пальцем. – Я же говорил, что такую королеву зазорно показывать народу. А ты бухтел, как старик. Призывал меня всенародно опозориться.
Священник, которому указали на его неправоту, ошарашенно пялился на невесту, которую прекрасно знал. Даже отдавал должное её отличному вкусу при скромных предпочтениях в одежде. А явившееся на церемонию бесформенное чучело никак не походило на ту во всех отношениях достойную женщину.
– Зато сразу видать добропорядочную женщину и послушную жену, – продолжал изгаляться король, поглядывая на узкие оконца под самым потолком. – Давайте уже начинать. Солнце встало. До полуденного зноя мы должны оказаться в Оленьем ущелье.
– Теперь понятно, почему достопочтенный Украт отказался проводить церемонию, – проворчал священник. – Старому человеку с больным сердцем такого точно не пережить
И он занял своё место у квадратного каменного алтаря с выдолбленной посередине идеально круглой чашей. Обычно алтарь ничем не украшали, напоминая людям, что Всеблагому Создателю Мира угодны лишь добрые мысли и дела. Но в дни больших праздников или свадеб чашу обрамляли большим венком из ветвей разных деревьев, перевитых цветами. Венок, посвящённый свадьбе короля, был самой нескромной – помимо Лунтаха – вещью в святилище: вместо полевых цветов его украшали самые дорогие белые, сиреневые и золотистые розы.
Астат подвёл невесту к королевской каменной резной скамье и усадил рядом с женихом. Снизу на Диамель давил холодный твёрдый камень, сбоку доспехи Саилтаха. А со стороны алтаря недовольный взгляд Тусука, с которым она почти подружилась во время их нередких бесед. Отличный парень и добросовестный священник был недоволен тем, что она пошла на поводу у короля и помогла тому превратить церемонию в балаган. Тем не менее, он её начал:
– Любовь – это драгоценнейшее из всех сокровищ, дарованных людям Всеблагим Создателем Мира, что сотворил его с величайшей любовью и заботой о своих созданиях. Наш мир, как…
– Лучше бы он сократил церемонию, – невольно вырвалось у Диамель.
Благо хоть еле слышно под нос.
– Лучше бы ты по-быстрому и страстно меня полюбила, – проворчал Саилтах.
– Страстно и по-быстрому? – послушно переспросила она.
Он фыркнул так громко, что бедолага Тусук споткнулся на полуслове. Уставился на жениха с невестой гневным взглядом, силясь что-то сказать.
–Прости достопочтенный, – с деланым раскаянием пробормотал Саилтах, покрутив рукой, дескать, не тяни время, продолжай.
