— Мы неплохо видим в темноте, поэтому нам хватает светящихся растений. Как бы тебе объяснить… Понимаешь, мы ведь по сути своей ночные хищники с острым слухом, Аш, обитающие под песками на протяжении тысячелетий. Здесь привыкаешь верить своим ушам больше, чем глазам. Солнечные лучи почти не проникают в город, поэтому в Барханах царит другой уклад жизни.
— Когда вчера мы блуждали по коридорам, я, если честно, думал, что это из-за позднего вечера так темно, — посмеялся над своей наивностью Ашарх.
— И надеялся, что утром, видимо, солнце каким-то немыслимым образом озарит этот город? — усмехнулась Лантея. — Нет, это обитель вечного мрака. Ходи здесь без меня с фонарем, если не хочешь заблудиться… На самом деле, наш Бархан еще самый светлый из-за центрального входа в город над рыночной площадью. Стеклянный купол днем дает много света. В некоторых подземных полисах хетай-ра нет даже такого.
— Это ведь Третий Бархан, верно? Помню, еще в Залмар-Афи ты говорила, что всего их пять.
— Да, у хетай-ра пять правящих семей и пять городов по их числу. Но главенствует над всеми, конечно, Первый Бархан. На изегоне, местном языке, это звучит как Zceit. Там правит матриарх, которой волей-неволей обязаны подчиняться все остальные правительницы.
Свернув куда-то в сторону, Лантея на ходу ухватила спутника за рукав и потянула его следом. Вдвоем они нырнули в арку и оказались в просторной кладовой, заполненной грубыми каменными шкафами. В помещении не было ни одной живой души и витал приятный легкий запах чистоты. Девушка бесшумно скользила меж полками, забитыми различными вещицами, одеждой, чашами и бадьями, лишь изредка прося своего спутника посветить ей фонарем. Через несколько минут хетай-ра бросила в заплечный мешок свертки с полотенцами и предметами для купания, и развернулась к выходу.
— У меня складывается впечатление, что жизнь здесь устроена чуть ли не лучше, чем в человеческих городах на поверхности, — признался Ашарх, стоило им вернуться обратно в галерею. — Сухо, тепло, растут всякие съедобные мхи, есть источники с водой… Если бы еще не эта вечная темнота, которая превращает ваш полис в каменный гоблинский склеп, то можно было бы сказать, что это просто мечта, а не город.
— Ну так можно в любом месте одни положительные стороны выделить! Надо уметь за красивым фасадом здания разглядеть его затопленный подвал, потрескавшиеся стены и дырявую крышу… А тут все это разваливающееся строение только и держится, что на плечах его жителей, — неохотно пробормотала девушка. — Мы выживаем здесь, Аш. Питаемся всем, что шевелится, и что облюбовало местные камни. Постоянно рискуем оказаться под завалами, когда какой-нибудь из участков подземных тоннелей разрушится или же его прокопают ингуры. Еще и эти твари постоянно роют свои ходы, проникая в Бархан со всех сторон, как зараза… Ничего приятного в этой жизни нет.
Поджав губы, Лантея грустно кивнула профессору, который ее внимательно слушал. Все ее слова были искренними, а оттого смысл их становился еще печальнее.
Через мгновение коридор вывел спутников в тронный зал, где на широких бортах бассейна, опираясь на подушки, сидели две молодые девушки с длинными молочно-белыми волосами, заплетенными в три косы, и в свободных ярких платьях. Они о чем-то увлеченно перешептывались и мягко смеялись, пока в их поле зрения не появилась Лантея. Хетай-ра мгновенно замолчали и, вскочив на ноги, спешно склонили головы перед дочерью матриарха.
— Ниэля, Арконция, разве вы не должны быть с моей матерью? — строго спросила девушка, которой прекрасно было известно, что обе сестры-близнецы прислуживали матриарху чуть ли не с самого своего совершеннолетия и постоянно присутствовали в ее поле зрения.
— Правительница изволила удалиться на молитву! — спешно проговорила Ниэля, но взгляд ее больших светло-серых глаз был направлен только на Ашарха, молчаливой тенью замершего за спиной Лантеи. Она с явным интересом разглядывала чужака.
— Приказала предоставить мольбище в полное ее распоряжение! — тут же добавила Арконция и незаметно толкнула сестру в плечо, чтобы отвлечь ее от созерцания смуглокожего человека.
— Мериона с ней? — требовательно уточнила дочь матриарха, скрещивая руки на груди.
— Нет. Она уже ушла в центральное здание гарнизона с вашим отцом, — откликнулась Ниэля, неловко улыбаясь и отводя глаза.
— Чудесно, — протянула Лантея. — Значит, мы с ними не пересечемся сегодня. Если обо мне кто-нибудь спросит, то скажите, что вы меня не видели. Ясно?
— Да, конечно!
Арконция приложила кулак к солнечному сплетению, и ее сестра мгновенно повторила этот жест.
Кивнув обеим прислужницам и поманив за собой Ашарха, Лантея скорее двинулась на выход из тронного зала, огибая прямоугольный бассейн. Покинув здание, давившее на головы своей величественной монументальностью, спутники в считанные мгновения миновали длинную парадную лестницу со скучающими стражами по краям. Воздух здесь был гораздо свежее, чем в однотипных коридорах дворца, а из-за высокого потолка, терявшегося в темноте, по площади постоянно разносилось эхо от любых звуков, шагов и даже шепота.
Профессор послушно следовал за хетай-ра, оглядываясь по сторонам и то и дело задерживаясь у какой-нибудь из необъятных колонн, поддерживавших своды зала. Он пытался подробнее разглядеть в тусклом свете своего фонаря иероглифы и редкие изображения на песчанике, чтобы запечатлеть в памяти отрывки из древней истории пустынного народа. Некоторые рельефы казались очень старыми: высеченные в камне, они давно уже потеряли четкие очертания и большинство слоев краски, но менее любопытными от этого они не становились.
Один из сюжетов надолго привлек внимание Ашарха, и он сам не понял, как несколько минут в полной тишине провел перед колонной, водя пальцами по холодному камню. На барельефе замерла фигура хетай-ра, одетого в грубую шкуру какого-то животного. Его лицо скрывала пугающая маска с толстым рогом на лбу, а под ногами был схематично изображен крошечный город с красными улицами. Герой композиции прижимал к маске палец в знак тишины.
Сзади бесшумно подкралась Лантея, которая успела уже довольно далеко отойти, прежде чем заметила, что ее спутник пропал.
— Что рассматриваешь?
— Мне интересна история, которая здесь описана, — ответил Аш, водя пальцами по витым иероглифам. — Можешь перевести?
— В этом нет необходимости. Я знаю ее. Здесь изображен древнейший обычай хетай-ра — это Gazeratz Oht, Ночь Тишины. Дань кровавым событиям, произошедшим во Втором Бархане много веков назад. Тогда дети бога-предателя, проклятые ингуры, раскопали старые тоннели и напали на спящий город. Их было слишком много, норы раскрывались одна за другой, выпуская на улицы города десятки голодных тварей. Все, кто вышли в ту ночь им навстречу, были энергетически опустошены и убиты. Пока чудовищам смогли дать отпор, загнать их обратно в тоннели и засыпать песком, почти четверть Бархана была мертва. Уцелели те, кто заперлись в домах и не вышли. Поэтому в Ночь Тишины каждый год принято прятаться в домах, не спать и молчать. Те же, кто выйдут на улицы и повстречают ряженых, будут обречены на несчастья на весь следующий год.
— Дети бога-предателя… Ингуры… — задумчиво прошептал преподаватель. — Ты говорила, они совсем не похожи на ту тварь, что мы с тобой видели в лесу возле Италана?
— Да. Эти твари другие, но не менее опасные и жуткие. Мы ведем с ними бесконечную войну за подземные тоннели не одно тысячелетие, — ответила девушка и поманила Ашарха дальше, к выходу из залы.
— То есть они обитают тут, под пустынями, судя по всему, в огромных количествах?
— Я бы сказала в неисчислимых. — Лантея была серьезна как никогда. — Хетай-ра ведь не всегда жили под песками, Аш. Когда наша богиня Эван’Лин создала первых своих детей, то они бороздили пустыни какое-то время. Но безжизненная почва и зной многих сгубили. Когда под дюнами хетай-ра нашли разветвленную сеть пещер с подземными реками и озерами, то это было началом великой цивилизации. Однако оказалось, что эти тоннели облюбовали и жуткие вечно голодные создания, высасывающие магическую энергию.
