Не успела Илона отойти от дома, как к ней кинулся уличный мальчишка… Илона присмотрелась. Нет, не уличный.
— Тим?
— Тетя, госпожа, Звездами молю, пойдемте к нам! Отец просит вас, может, найдете того, кто эту штуку обронил у вас в саду, узнаете, как чары эти снять. Через две недели Барк женится, и что же это, ни он сам, ни отец на свадьбе ни капли в рот не возьмут? Этак нас за нелюдей посчитают. Пожалуйста, госпожа, помогите!
Пришлось нанимать кэб и ехать в лавку.
Антиквар зачастил теми же словами, которые Илона уже выслушала от Тима — видимо, тот повторял за отцом.
— Госпожа! Звездами молю!!! Как же это, чтоб на свадьбе, и ни-ни… Возьмите Барка, поездите с ним, авось увидите того растяпу, что у вас амулет этот выронил!
Как Илона ни отнекивалась, как ни объясняла, что в ее положении бегать по городу тяжко и опасно, но семейство антиквара не отступалось:
— А я двуколку у свояка возьму, и бегать не придется. Барк с вами поедет, я его прилично одену, будто он слуга ваш, да и покатаетесь туда-сюда.
Илона сдалась:
— Хорошо. Три дня! Не больше! Если что, с Люси сами объяснитесь, — добавила она на всякий случай.
И, подумав, от тряской двуколки отказалась. Возницам кэба она доверяла больше, чем Барку. Для нее это гроши, а здоровье дороже.
По дороге домой Илона повторяла про себя: жизнь сошла с ума. Вторжение в сад, странный амулет, пропажи вещей, внезапные матримониальные планы матушки, еще более внезапно появившиеся в ее жизни науки, и теперь еще спасение семьи антиквара — голова кругом…
Но, как вскоре выяснилось, это были еще цветочки, а на улице перед домом ждали ягодки. Прямо под окнами Илоны красовалась бочка дядюшки Фирца. Ее смущенный хозяин, мявший в руках мокрую шляпу, топтался перед калиткой.
— Госпожа Кларк, там по вашу душу самый главный дознаватель явился.
— Дознаватель? Но зачем?
Илона оглянулась на дом и в окне гостиной увидела госпожу Эббот, которая показывала на нее, Илону, некоему суровому усатому субъекту.
— Вы намедни с дамочкой одной около моей бочки беседовали.
— Да… С Айси.
Сердце ухнуло в пятки. Только сейчас Илона подумала: ведь Айси известно ее настоящее имя. Но стража?.. Неужели узнали, что она живет под чужим именем, по поддельным документам?.. Да нет же, Айси ведь не знает всей истории, давно уехала из Брютона, и верней всего, дело в другом.
— Дамочку эту, госпожу Лангин, арестовали.
— Что⁈ — Илона воззрилась на дядюшку Фирца, пытаясь вникнуть в смысл его слов, но это казалось невозможным. Айси? Арестовали? — Но за что?
Чуть склонившись к ней и понизив голос, дядюшка Фирц ответил:
— За убийство.
Темный камень мостовой куда-то поехал под ногами Илоны. Она услышала вопль Люси, которая, казалось, проскочила сквозь закрытую дверь; четыре руки подхватили Илону и усадили прямо на мокрый фундамент ограды.
— Сейчас, сейчас… Вот, выпейте! — добрый дядюшка Фирц услужливо совал ей стакан. — При волнениях лучше квакиса ничего нет!
Илона шарахнулась от стакана, как испуганная лошадь. Впрочем, квакис сработал не хуже нюхательных солей, которые дают сомлевшим барышням: отстранив госпожу Эббот, которая присоединилась к прочей компании, Илона потребовала немедленно объяснить, что произошло, и на каком основании Айси обвиняют в убийстве, иначе она немедленно упадет в настоящий обморок. Дядюшка Фирц шагнул в сторону, женщины разошлись и пропустили офицера стражи, чрезвычайно напоминающего фонарный столб в синем мундире с золотыми пуговицами. Роль светильника исполняла начищенная до блеска кокарда на фуражке. При виде Илоны офицер оживился, и нависнув над ней, щелкнул каблуками и гаркнул:
— Майор Томпсон, начальник службы розыска городской стражи. Предварительное следствие по делу господина Диггингтона. Госпожа Кларк, я полагаю?
Голос у него был, как у парохода. Новомодные корабли на паровых двигателях всего года три-четыре как начали заходить в доки Шинтона, и, по словам госпожи Эббот, поначалу при звуке гудка все думали, что наступает конец света. Илона тоже подумала, что наступает конец света, но совсем по другой причине.
— Стража?.. Чем обязана? Я не знаю никакого Диггингтона.
— Этот господин, — дознаватель ткнул пальцем в сторону дядюшки Фирца, который весь обратился в одно большое ухо, — сообщил, что вас видели в компании госпожи Айседоры Лангин. Вчера. На этой улице, — веско сообщил дознаватель с таким видом, словно речь шла о каком-нибудь притоне. — Это правда? Вы ее знаете?
— Да, мы были соседками по комнате в пансионе.
— В таком случае пройдемте в дом, я должен задать вам несколько вопросов.
— Я не сдвинусь с места, пока вы не объясните мне, что случилось!
— Госпожа Лангин обвиняется в убийстве господина Диггингтона, у которого она работала лечсестрой. Пройдемте внутрь, госпожа Кларк.
— Этого не может быть! Айси никого не убивала!
— Пройдемте в дом, — офицер начинал терять терпение.
— Немедленно расскажите мне, что произошло! — сжав кулаки, потребовала Илона. Требовать что-то, глядя снизу вверх на усы дознавателя, было неловко, но тревога за Айси не оставила Илоне иного выбора.
Дознаватель ничуть не смутился и все так же громогласно отрапортовал:
— Не имею права разглашать обстоятельства дела посторонним особам. Госпожа Кларк, я нахожусь здесь именем закона, и ваш долг — ответить на все мои вопросы.
— Я отвечу на все вопросы, — храбро заявила Илона. Раз уж мир сошел с ума, она сочла возможным немного отступить от приличий: должна ведь она хотя бы понять, что случилось. — Но сначала вы мне расскажете толком, что такое с госпожой Лангин!
— Да о ваших обстоятельствах уже весь город с самого утра судачит! — не выдержал дядюшка Фирц. — Младшая подавальщица в портовом кабачке не хуже вас все обстоятельства знает. Госпожа Кларк, послушайте, вчера после обеда…
— Я вас арестую за разглашение, — попробовал майор призвать его к порядку.
Дядюшка Фирц даже отвечать не стал на столь нелепую угрозу, и принялся рассказывать. Майор махнул рукой и больше не возражал. Даже сам дополнил кое-что, сочтя, что раз уж важные сведения все равно утекли, пусть их хотя бы не переврут.
Картина складывалась такая.
Богатый господин Диггингтон приехал в Шинтон в начале лета для поправки здоровья: ему было уже за шестьдесят, и он страдал какой-то нервной болезнью, из-за чего ходил только на костылях и с большим трудом. Вместе с незамужней сестрой, которая вела у него хозяйство, он снял небольшой дом в тихом уголке на набережной, где проводил целые дни, сидя в беседке или, в плохую погоду, на застекленной веранде — книги читал, за птицами наблюдал, размышлял о жизни. И Диггингтону, и его сестре Шинтон очень понравился, и они раздумывали, не перезимовать ли здесь.
Айседору Лангин наняли вскоре после приезда, чтобы делать Диггингтону назначенный лекарем лечебный массаж. Кроме того, в ее обязанности входили кое-какие гигиенические процедуры. Она давала Лиггингтону лекарства и занималась прочими мелочами, которых требовала его болезнь, поэтому она приходила обычно около полудня, а уходила в два или в начале третьего. Работала Айседора Лангин уже больше трех месяцев, состояние больного значительно улучшилось, поэтому между госпожой Лангин и ее нанимателем отношения установились самые дружеские. Словом, все было очень хорошо — веселую и добродушную Айси в доме любили, Диггингтон был бодр и в хорошем настроении, ни с кем не ссорился, ни о чем не тревожился.
А вчера днем его обнаружили задушенным.
Точно установить, что произошло, оказалось несложно. Госпожа Нинель Диггингтон незадолго до полудня заглянула к брату — он читал в кресле на застекленной веранде, укутавшись в плед — и спросила, не нужно ли ему чего-нибудь. Получив ответ «нет», ушла на прогулку. Дверь она оставила незапертой, полагая, что Айси вот-вот явится, и не стоит заставлять брата ковылять к двери на костылях. Поскольку дом стоит на холме, чуть в отдалении от города, и к нему от Сиреневой Аллеи ведет одна-единственная выложенная камнем тропа со ступенями, госпожа Нинель должна была бы встретиться на этой тропе с Айси, но этого не произошло. Впрочем, госпожа Лангин никогда не отличалась пунктуальностью.