— А все же убила, — прошелестел Эдван. — Теперь Парко покоится на дне реки Вудрашк, и голова у него… — Он запнулся, но все же продолжил: — Голова у него отрублена. Эта женщина знала, что делает.
Крысеныш из своего угла глумливо захихикал. Тиша слушала молча. Рашед вновь принялся расхаживать по комнате.
Он и сам немало слышал о всяческих «охотниках», которые присваивают себе всякие причудливые титулы — «изгонятель ведьм», «экзорцист», «охотник на мертвых». В одном Крысеныш был совершенно прав. Все эти люди — мошенники, шарлатаны, паразитирующие на крестьянских суевериях, — и неважно даже, обоснованы ли страхи деревенских жителей. И все-таки Рашед знал, что нынешний случай — совсем другое дело и именно потому погиб Парко. Смертному трудно, почти невозможно убить вампира, даже такого, который обезумел, ступив на Дикую Тропу.
— И это еще не все, — прошептал Эдван.
Рашед резко остановился:
— Что еще?
— Она идет сюда. — Призрак теперь снова повернулся к Рашеду. — Она купила старую таверну, ту, что в портовых кварталах.
На миг все замерли, затем Крысеныш метнулся к Эдвану, Рашед шагнул ближе, и даже Тиша вскочила с кушетки. Залп вопросов обрушился на призрака:
— Где ты услышал?..
— Как это возможно?..
— Откуда она узнала?..
Эдван зажмурился, голоса, словно шквальный ветер, хлестали его по лицу.
— Молчать! — цыкнула Тиша. Рашед и Крысеныш разом смолкли, и тогда она негромко, умиротворяющим тоном обратилась к призраку:
— Эдван, расскажи нам все, что тебе об этом известно.
— Всей Миишке известно, что хозяин таверны пропал несколько месяцев тому назад. — Эдван запнулся, и Рашед метнул подозрительный взгляд на Крысеныша. — Я слышал разговор этой женщины с ее напарником. Пропавший хозяин задолжал большие деньги кому-то в Беле, а потому таверну продали за полцены, чтобы уплатить долг. Эта охотница-шарлатанка теперь законная хозяйка таверны. Она прибудет в город завтра утром и намерена поселиться здесь и заправлять таверной.
Рашед склонил голову, бормоча себе под нос:
— Может быть, она не такая уж и шарлатанка… Нет, не для того я убил нашего повелителя и покинул замок, чтобы все мы стали добычей охотника!
Остальные молчали, поглощенные каждый своими мыслями.
Наконец Тиша спросила:
— Что же нам делать?
Рашед смотрел на нее, жадно вглядываясь в каждую черточку нежного, тонкого лица. Нет, он не допустит, чтобы какая-то там охотница даже близко подошла к Тише! Однако его беспокоили и другие мысли.
— Если эта охотница придет в Миишку, нам придется сразиться с ней здесь, а этого мы не можем себе позволить, если только хотим сохранить тайну нашего существования. Если в городе обнаружат еще одного мертвеца, — он искоса, но выразительно глянул на Крысеныша, — нашей здешней жизни придет конец. Охотница не должна добраться до Миишки.
— Я ее убью! — вмешался Крысеныш прежде, чем Рашед успел договорить.
— Нет, она сумела убить Парко, — возразила Тиша, и лицо ее стало озабоченным. — Ты тоже можешь пострадать. Рашед самый сильный из нас, ему и идти.
— А я — самый быстрый и к тому же неприметный, — с загоревшимися глазами упорствовал Крысеныш. — Ну же, Рашед, позволь мне! Меня на тракте никто и не запомнит. Тебя-то все замечают — уж больно ты похож на аристократа. — Ехидная нотка промелькнула в его голосе, но тут же исчезла. — Да эта охотница меня даже не заметит — тут-то я с ней и покончу!
Рашед помолчал, взвешивая его доводы.
— Хорошо, — сказал он наконец, — полагаю, на этот раз твои дурные привычки сослужат нам добрую службу. Ты только не думай с ней забавляться. Просто прикончи ее и избавься от тела.
— Там еще есть собака… — начал было Эдван, но замялся и почти бессвязно пролепетал: — Что-то очень древнее… Никак не могу вспомнить…
Крысеныш сморщил остренькое, бурое от грязи личико.
— Подумаешь, собака! — скучливо фыркнул он.
— Слушай Эдвана, — посоветовал ему Рашед. — Он знает куда больше, чем ты.
Крысеныш пожал плечами и направился к двери.
— Я скоро вернусь.
Тиша кивнула, в глазах ее затаилась едва заметная грусть.
— Да, убей ее поскорее и возвращайся домой.
* * *
Крысеныш задержался лишь затем, чтобы скатать в тугой сверток просмоленное полотнище. Этот сверток он перекинул за спину, потом отсыпал в мешочек пригоршню земли из своего гроба — вот и все сборы. Оружия он с собой не взял. И никто не видел, как он вышел из пакгауза в прохладную свежесть ночи.
Мысль о предстоящей охоте захватила его целиком. Из-за того что Рашед был одержим идеей сохранить тайну, убивать в Миишке не дозволялось. Все они обыкновенно, насыщаясь, стирали происшедшее из памяти жертвы. Такая трапеза насыщала тело Крысеныша, но не могла утолить иной, особый, голод его души.
Он любил ощущать, как под ним угасает биение сердца, любил вдыхать ужас, источаемый жертвой, наслаждался предсмертной дрожью человечка, чья жизненная энергия перетекала в тело Крысеныша. Порой он тайно убивал чужаков, путешественников или нищих бродяг, а после трапезы прятал тела там, где их никто не мог обнаружить. Однако это случалось редко, чересчур редко. Изредка Крысеныш набирался храбрости и убивал какого-нибудь не слишком приметного горожанина, а потом с превеликим усердием прятал мертвое тело. Один раз, правда, в городе исчез человек известный — хозяин старой таверны, — но уж тут Крысеныш был совершенно ни при чем, хотя Рашед до сих пор так и не поверил ему.
Нынешней же ночью Рашед дал ему недвусмысленное разрешение убить, и уж он, Крысеныш, насладится такой удачей сполна, не упустит ни единой восхитительной минутки! При этой мысли в нем опять пробудился голод, алчно и повелительно требуя свое… И лишь тогда Крысеныш сообразил, что этой ночью еще не кормился.
Миновала четверть ночи, а он все шел вдоль тракта. То и дело Крысеныш останавливался, чтобы своими чувствами прощупать ночь. Вдыхая ночной воздух, он вначале не ощущал ничего, но вот его обоняние уловило слабое дуновение живого тепла. Он прополз через кустарник к обочине прибрежного тракта из Белы и тогда явственно услышал ритмичный скрип колес, которым давно требовалась смазка.
Затаившись в черничнике, Крысеныш терпеливо ждал. Поглядывая сквозь листья, он видел, как одинокий фургон подъезжает все ближе и ближе. Старый конь ступал устало и медленно, одинокий возчик на козлах то клевал носом, то вскидывался, ненадолго просыпаясь. Это явно был не тот, кого искал Крысеныш, но к чему упускать удачу, плывущую прямо в руки? Опять же сражаться с охотницей лучше сытым и полным сил.
— Помогите! — жалобно проскулил Крысеныш.
Сонный возчик встрепенулся, выпрямился. Судя по лиловому, изрядно поношенному плащу, это небогатый купец, который часто ездит по делам, так что вряд ли его хватятся раньше чем через месяц. Крысеныш подавил жаркое желание немедля броситься на добычу.
— Ой, пожалуйста, помогите, я тут! — проскулил он. — У меня, похоже, нога сломана.
Купец с озабоченной до тошноты физиономией немедля спустился с козел. Крысеныш от души наслаждался спектаклем.
— Ты где? — окликнул купец. — Что-то я тебя не вижу.
— Тут я, тут! — жалобно проныл Крысеныш, растянувшись на земле.
Тяжелые шаги приближались, неся с собой запах живого тепла. Купец опустился на колени рядом с Крысенышем.
— Упал, что ли? — спросил он. — Не беда, Миишка рядом, а уж там тебе помогут.
Крысеныш ухватил его за ворот плаща, с силой дернул к себе и перекатился. Теперь они поменялись местами. Глядя в безмерно изумленное лицо, Крысеныш не отказал себе в удовольствии прошипеть:
— Дурак!
Его костистые руки пригвоздили купца к земле. В отчаянии тот извивался, пытаясь высвободиться, оттолкнуть Крысеныша, — но безуспешно.
Боль мешает людям принимать самые немыслимые позы. Крысеныш боли не чувствовал — во всяком случае, не так, как смертные, — а потому со своим телом мог вытворять, что хотел. Сопротивление жертвы его только забавляло. Острое наслаждение пронзило его, когда он увидел, как в глазах купца изумление сменяется ужасом.
