Потягивая подогретое вино, Арамона с наслаждением перечитывал список новых воспитанников. Он уже знал, кто будет первым, а кого нужно отодвинуть, ну, пусть не в самый конец, но во вторую половину. Что до остальных, то тут как получится. Будут вести себя прилично — займут высокие места, нет — пусть пеняют на себя. Любопытно, каков сынок Эгмонта в деле? Да каков бы ни был, выше десятого ему не подняться. Разумеется, если дотянет до выпуска, а не отправится с позором в фамильный замок… Что до Арнольда Арамоны, то капитан сделает все, от него зависящее, чтобы Ричард осознал, кто в Лаик хозяин.
По понятным причинам капитан Арамона в подавлении надорского восстания не участвовал и не видел, как умер человек, некогда перепугавший его до смерти. Старое унижение отлеживалось в укромном уголке и ждало своего часа. Дождалось. Сын и наследник Эгмонта заплатит отцовский долг сполна… Так хочет капитан Арамона, так хочет Создатель и Его Высокопреосвященство.
Люди Чести стригли волосы так, что они едва прикрывали затылок, и носили короткие бороды и усы. Бороды́ у Дика Окделла еще не было, но за свою прическу он искренне порадовался, когда оказался в руках очередного мышевидного слуги, под надзором которого молодые дворяне превращались в унаров. «Мышь» зря вооружился ножницами — волосы Дика были короче, чем полагалось членам братства святого Фабиана, и слуге пришлось удовольствоваться несколькими якобы спадающими на глаза прядками. Как ни странно, посрамление цирюльника подняло настроение, а может быть, Дикон просто устал ждать неприятностей. Юноша, насвистывая, направился в купальню, ему не испортил настроения даже стеклянный осколок, запутавшийся в полотенце. От царапины еще никто не умирал, полгода он в «загоне» как-нибудь выдержит, а дальше…
Будущее просматривалось смутно, но после встречи с кансилльером Ричард не сомневался, что его ждут великие дела и славные подвиги во имя Талигойи, а пока, что ж, он потерпит. Отбросив запачканное кровью полотенце, Дик взялся за полагающуюся унарам одежду — черные штаны, чулки и рубаху, белую куртку и черно-белый плащ с гербом дома Олларов. Такие носили четыреста лет назад, когда марагонский выскочка стал талигойским королем. Теперь одевались иначе, хотя Люди Чести старались придерживаться старых обычаев. Отец Маттео говорил, что, храня малое, мы сберегаем большое. Одевшись, Дик погляделся в огромное старое зеркало, несомненно, помнящее святого Фабиана, который при жизни был таким же олларским псом, как и пучеглазый Арамона, если не хуже.
Приглаживая потемневшие от воды волосы, Ричард с удивлением обнаружил, что он не один — за его плечом маячил кто-то невысокий, но зеркало было столь мутным, что рассмотреть незнакомца не получалось. Дикон торопливо обернулся и понял, что ему почудилось. Купальня была пуста. На всякий случай юноша снова взглянул в зеркало и рассмеялся — дело было в мерзком освещении и наплывах на старом стекле, искажавших отражение. Все вместе создавало иллюзию расплывчатой мужской фигуры, наверняка слухи о лаикских привидениях выросли из таких вот мелочей. А хоть бы тут и водились призраки — ему, Ричарду Окделлу, прямому потомку святого Алана[47] нечего бояться теней эсператистских монахов. Они не сделают ему ничего дурного, вот «навозникам» такая встреча ничего хорошего не сулит, это точно.
Дикон дружески подмигнул старому зеркалу и вышел в показавшийся ледяным коридор. Бесстрастный слуга со свечой повел юношу в глубь здания, они миновали несколько переходов, поднялись по крутой, неудобной лестнице, свернули налево, миновали длинную галерею без окон, украшенную пустующими нишами, в которых некогда стояли статуи святых, вновь свернули налево, оказались на лестнице, спустились на пол-этажа и оказались в тупике, куда выходило несколько одинаковых низких дверей. «Мышь», погремев ключами, отворил одну из них.
— Ваша комната, сударь. Здесь все, что нужно унару. Ваши вещи до дня святого Фабиана останутся в кладовой, позаботятся и о вашей лошади.
Дикон оглядел узкую и длинную каморку, которую так и подмывало назвать кельей. Кровать без полога, стол с чернильным прибором и книгой Ожидания[48], плетеный стул, принадлежности для умывания, открытый сундук. В углу — образ Создателя, перед которым горит лампадка, и очередной портрет марагонца. Все! У неведомого монаха и то наверняка было больше вещей. Окделл повернулся к слуге.
— Благодарю вас.
Тот сдержанно поклонился.
— Сегодня ужин вам принесут, а завтракать вы будете в трапезной. Если мне будет дозволено дать совет — не покидайте до утра вашей комнаты, дом не любит тех, кто ходит ночами.
«Дом не любит», святой Алан, как это? Но спрашивать было некого, слуга ушел, плотно прикрыв тяжелую дверь, на которой — Дик только сейчас это заметил — не было ни крючка, ни засова. Она запиралась снаружи, но не изнутри. Какое-то время Ричард бездумно созерцал безупречно-равнодушный лик Создателя всего сущего и воинственную физиономию Франциска. Дик знал, что при жизни первый из Олларов красой не блистал, но кисть художника превратила толстенького крючконосого человечка в роскошного рыцаря. Ричард вздохнул и отвернулся к окну, за которым сгущались серые, неприятные сумерки.
В углу что-то зашуршало. Крыса. Огромная, наглая, уверенная в себе. Тварь напомнила Дику о полковнике Шроссе, распоряжавшемся в Надоре, словно в своей вотчине. Ричард мечтал его убить, но это было невозможно. Смерть королевского офицера для опальной семьи стала бы началом новых неисчислимых бедствий. Что ж, крыса заплатит и за собственную наглость, и за выходки «навозника». Дикон лихорадочно огляделся, прикидывая, чем запустить в незваную гостью. Хоть крысы и доводятся родичами символу ордена Истины, недаром говорят, что у мышки в лапках свечка, а у крыски — кочерга.
От кочерги Дик, к слову сказать, не отказался б — в комнате не нашлось ничего, пригодного для охоты. Юноша помянул Леворукого и дал себе слово завтра же принести из парка подходящую палку. Серая дрянь пришла один раз, придет и другой, вот тогда и поговорим! Жаль, он не догадался прихватить с собой злополучный осколок, его можно было бы сунуть в норку. Дик внимательно осмотрел угол, где заметил похожего на Шроссе грызуна — со стенами и полом все было в порядке. Видимо, крыса прогрызла доски под кроватью. Юноша попробовал сдвинуть убогое ложе, но оно оказалось привинчено к полу. Что ж, до норы не добраться, но если проявить терпение и сноровку, он своего добьется.
Ричард Окделл частенько загадывал на что-то маленькое, связывая его с большим. Сейчас он решил во что бы то ни стало покончить с крысой. Если это ему удастся, то… То Талиг снова станет Талигойей!
