— Вот, держи.
Прохор покрутил прибор в руках и надел на голову.
— И как это работает?
Даниэль подошел вплотную к шуту и опустил одну линзу, затем закрыл ставни на окне, погрузив комнату во тьму.
— Видишь? — спросил он.
— Ага, — прозвучал голос Прохора, — но плохо.
— Это для сумерек. Опускай вторую.
— О! Теперь хорошо. Тебе надо медаль за это вручить! — радостно сказал шут.
Изобретатель вновь распахнул ставни, впустив в помещение солнечные лучи и порыв свежего воздуха.
— Это не простые линзы, внутри они заполнены выжимкой из глазных яблок собаки, кошки и филина. Они лучше всех в темноте видят, а линзы для второго глаза просто увеличивают, если надо рассмотреть что-то на большом расстоянии.
— Сколько я тебе должен? — спросил Прохор, убирая прибор в торбу и доставая кошель.
— Ничего, — отмахнулся мастер. — Вернуть не забудь. Все, иди, куда шел, мне работать надо! Только болтаешь с тобой… У меня еще водопровод и электричество. Иди уже, — и он буквально вытолкнул гостя на улицу.
Через двадцать минут, когда часы на Главной башне пробили полдень, шут прошел через центральные ворота и вновь покинул столицу Королевства Серединных Земель.
* * *
За спиной осталось селение, что раскинулось снаружи от городской стены, и Прохор вышел в гречишное поле, через которое пролегал тракт. Именно по нему в прошлый раз ехал, чтобы разобраться со старостой из Большой пахоты. В этот раз он решил не брать с собой ни гвардейцев, ни писаря, ни кобылу. За ними за всеми смотреть надо, да и мешаться будут. На это раз дело явно будет с заковыркой, не простое. Тут такая свита не к чему. Да и прогуляться тоже не мешает. Сколько можно во дворце штаны протирать?
Озорник ветер шнырял по полю, раскачивая колосья и развивая кудри единственного путника, который снял сапоги, связал их и, перекинув их через плечо, пошел босиком. Редкие облака проплывали по бескрайнему синему небу, пытаясь съесть желтый диск дневного светила, что слепил глаза и старался испепелить своим жаром все живое. Стая настырных ворон пыталась поживиться еще несозревшим урожаем гречи, но постоянно взмывала вверх, завидев пугало.
Примерно через два часа пути Прохор решил передохнуть и развалился на обочине тракта. Во-первых, он намял ступни, а во-вторых, жара его окончательно утомила. Сняв с пояса кожаную фляжку, шут сделал несколько глотков. Затем достал трубку, набил ее ароматным табаком и закурил.
— Надо было у изобретателя все-таки заказать ту штуковину на колесах! — сплюнул Прохор и закрыл глаза, всего на минутку.
Очнулся он от хрипа лошади. Шут резко сел и потер заспанные глаза. Посреди дороги стояла кобыла, запряженная в телегу, на которой сидели несколько человек. Лиц шут не мог разглядеть, только силуэты. Слепило треклятое солнце. Прикрыв глаза ладонью, он присмотрелся.
— Какие люди! — прозвучало с телеги. — Слышали, ты опять зло забарывать пошел.
— Ну да, кроме меня ж некому… — развел руками Прохор. — Добросьте до леса, а то я так два дня идти буду.
— Прыгай, только инструменты не раздави, — и шут забрался в повозку, потеснив музыкантов. Тех самых, что поют и в трактире, и в замке. Тех, с кем он вчера так опрометчиво напился.
— Пошла, чтоб тебя! — крикнул одноглазый артист и хлестнул гнедую кнутом. Телега дернулась и заскрипела по пыльному тракту.
Михась, тот, что постоянно скалился и выпучивал глаза для пущего ужаса, улыбнулся и спросил:
— А ты куда вчера подевался? Мы тебя искали…
Прохор отмахнулся и решил перевести тему разговора.
— Вы сами-то куда едете?
Ему ответил второй запевала.
— На свадьбу нас заказали в Длинные плуги. Дочь мельника у них замуж собралась. К вечеру ждут. Выступим, получим деньгу и назад. Деньга она никогда лишней не бывает, да, други?
Артисты согласились и заржали громче королевских лошадей. Даже девушка, что играла на скрипке, и та гоготала наравне с мужиками.
— Ясно, — прочистил пальцем ухо шут. — Вы бы себе название какое-никакое придумали, что ли… Таких ухарей, как вы, полно по свету катается. Ну, чтоб не путали, — сказал он невзначай.
— Так есть у нас уже, — кашлянула скрипачка.
— Какое? — поинтересовался Прохор. — Треньди-бреньди-лютня-бубен?
— Неа, — сказал одноглазый. — Красивше: Броуменские музыканты.
— Ничего подобного не слышал, главное, оригинальное название.
— Вот! — хором сказали артисты.
— Ну, сыграйте тогда что-нибудь, чтоб не скучно ехать было. Я даже золотой дам.
Прохор выудил из кошеля монету и протянул взъерошенному певцу. Тот попробовал деньгу на зуб, одобрительно хмыкнул и убрал ее в карман куртки.
— Это можно. В лес, говоришь, собрался? Есть у нас одна песенка веселая, про лешего.
Возница бросил вожжи и взял в руки мандолину, а лошадь продолжила топать вперед. Остальные музыканты вытащили из-под соломы инструменты, подтянули струны и заиграли быструю мелодию, а певцы заголосили на всю округу, подняв в небо только-только успокоившихся ворон.
В ночном лесу костёр горел,
а у костра усталый дедушка сидел.
Трогал усы, трубку курил,
о чём-то тихо сам с собою говорил.
И в тот же миг раздался крик,
схватив дубину, поспешил на зов старик.
От боли корчась парень в кустах лежал,
и озирался и от страха весь дрожал.
- Дедушка, милый, спаси меня!
В капкан угодила нога моя!
Но почему в ответ брови нахмурил дед?
Брови сурово нахмурил дед!
Старик курил и говорил:
- Ты мне серьёзную обиду причинил.
Как смел ты этой ночью в мой лес ходить,
о страшном лешем так бесстыдно позабыть?!
- Дедушка, милый, спаси меня!
В капкан угодила нога моя!
Но почему в ответ, брови нахмурил дед?
Брови сурово нахмурил дед!
- Погибель тебя ждёт,
коль ты со мною повстречался!
Ведь больше не живёт, тот зверь,
что в мой капкан попался!
Парень вскочил и помчался прочь.
Он дико кричал, проклиная ночь.
Падал, одежду рвал, снова вставал, бежал.
Вместе с капканом, аж до самого дома!
Закончив петь, артисты снова захохотали и стали по-дружески пихать друг друга. Досталось и Прохору, который не горел желанием веселиться.
— Спасибо вам, — Он плюнул на дорогу. — Умеете подбодрить человека. Ничего повеселее не могли спеть? Мне, вообще-то, еще весь день и всю ночь по лесу бродить придется.
— Ну, извини, — пожал плечами обладатель звонкого бубна. — Мы хотели как лучше.