Агеларре жадно смотрел на меня. Казалось, он видит все мои мысли. И когда я подумала о тетке Маргарите, он крикнул:
— Убей ее, Хильда!
Я протянула руки. И мои руки стали бесконечно длинными, они прошли сквозь городские стены, сквозь стены домов, они добрались до горла тетки Маргариты и стиснули на нем пальцы. Я видела, как она корчится и бьет ногами по кровати, а потом обмякает и обвисает, и мне было весело, мне было очень весело, и Агеларре стоял рядом, и я думала о том, что теперь мы двое властвуем над этим великолепным миром.
22 ИЮНЯ 1522 ГОДА, СВ.АЛЬБАН
Обнаженная женщина лежала на лавке. На пересохших губах запеклась кровь. Губы шевелились, выталкивая все новые и новые слова.
Иеронимус фон Шпейер стоял в ногах скамьи и безразлично смотрел на эту содрогающуюся окровавленную плоть. Когда она замолчала, он сделал знак палачу, жилистому малому в кожаном фартуке, и тот окатил женщину ведром холодной воды, в который уже раз вырывая ее из небытия. Иоганн Штаппер, писарь, усердно строчил, скорчившись за маленьким столиком.
«Обвиняемая Рехильда Миллер, будучи подвергнута допросу под пытками, созналась в том, что вступила в преступные сношения с дьяволом, который обучил ее множеству мерзостей. По наущению дьявола и с божьего попустительства означенная Рехильда Миллер творила свои черные дела, как-то убийство своей родственницы, Маргариты Дорн, убийство нищего, известного в городе как Тенебриус, убийство своей прислуги, Анны Занг, известной также под прозвищем Вейде („Лужайка“)…
Принимая во внимание тяжесть преступлений, совершенных Рехильдой Миллер…»
Она звала, звала его — своего господина. Того, кто показал ей красоту мира и научил радости властвовать.
И он пришел, и его красота была такой, что ей стало больно. Он провел пальцами по ее страдающему телу, и оно перестало воспринимать боль.
Но потом появился другой — безобразный, с темными волосами и тяжелым взглядом. И светлый господин отшатнулся, тонкие черты его исказились, и женщина с ужасом заметила в них тот же страх, что терзал ее.
Несколько мгновений Иеронимус смотрел на дьявола, а потом сказал сквозь зубы:
— Пшел вон.
И Агеларре съежился и уполз куда-то в темную щель. Рехильда смотрела, как мерцает искорка — в дальнем углу, там, куда упирался желобок для стока крови. А потом искорка погасла.
И вернулась боль.
Той ночью Рехильда снова пришла к Тенебриусу, своему учителю. Пришла, кипя от гнева, переполненная горем.
Старик услышал, как она скребется под дверью, отворил. Рехильда вошла и с порога сказала:
— Вейде умерла.
— Не забивай мне голову, — рассердился Тенебриус. — Эка новость.
— Ты виноват в ее смерти, — сказала Рехильда, еле сдерживая ярость.
— Я в глаза ее не видел, твою Вейде, — напомнил женщине старик.
— Ты, — с ненавистью повторила Рехильда.
— Отчего девчонка померла? — спросил старик деловито.
— От яда.
— Сама и отравила, поди?
Рехильда сдалась — заплакала.
— Я не убивала ее.
— Ладно тебе по какой-то девке убиваться, — миролюбивым тоном проговорил старик. — Цена ей была в базарный день два гроша. Благодаря тебе она лишних два года на этом свете проторчала. Без тебя подохла бы куда раньше. Об этом думай, а не о глупостях, которые по бабьему делу натворила.
— Я на похороны не пошла, — сказала Рехильда. — Обрядила ее, мою девочку, и отдала в руки соседей.
— Ну и дура, что не пошла. Теперь говорить начнут, что ты извела и что боялась рядом встать, чтобы из девки яд не пошел. Знаешь ведь, что в присутствии убийцы из отравленного начинает вытекать отрава. Из ушей, из носа, изо рта…
— Перестань, — взмолилась Рехильда.
— Не перестану! — озлился старик. — Молода еще учить меня. Ходишь ко мне, так слушай, когда я говорю.
— Ты мало говоришь.
— На большее у тебя все равно ума не хватит.
— Я не хочу, чтобы из-за моего невежества гибли люди.
— Чем больше ты будешь знать, тем больше людей будет умирать из-за тебя, Рехильда Миллер. Таков закон. Причиняемые человеком разрушения становятся страшнее по мере возрастания его возможностей.
— Ты должен научить меня, — повторила Рехильда с непонятной угрозой в голосе.
— Мне некогда. Я устал. Я очень устал.
Тенебриус помолчал, пошевелил грязными пальцами босых ног.
— Устал. Надоела. Блядища. Уходи.
— Это я устала ходить к тебе, как побирушка, выцарапывать из тебя жалкие крупицы знания! — закричала Рехильда Миллер. — Старый вонючий козел!
— Убирайся.
— Дай мне хотя бы книг, — в исступлении крикнула женщина. — Дай мне книги, и я прочту их.
— Сперва научись читать!
— Николаус учил меня, я уже знаю буквы, — запальчиво сказала Рехильда. — Из-за моего невежества могут погибнуть люди. Я хочу приносить им добро, только добро.
— От баб только зло. Я бы стал учить мужчину, если бы он пришел. Но мужчина не приходит.
Рехильда выпрямилась во весь рост, скрестила руки на груди.
— Но я должна знать, — сказала она. — Знать то, что скрываешь ты. Где ты хранишь свои знания, Тенебриус?
— В голове, — рявкнул старик и снова затрясся от хохота.
Женщина отвернулась, пошарила возле печки. И неожиданно в ее руках оказалась кочерга.
— В голове? — переспросила она странно севшим голосом. — Хорошо, я открою этот тайник.
Старик поднял руку, беспомощно прикрыл лицо. Удар кочерги обрушился на копну растрепанных волос. Раздался хруст. Тенебриус упал.
Женщина промахнулась, кочерга лишь задела кость, и старик был еще жив. Он копошился на полу своей хижины, бил ногами, в горле у него клокотало.
Рехильда размахнулась и ударила второй раз. Попала по руке, перешибла кость. Старик покатился в сторону.
Третьим ударом она разворотила ему ребра. Обезумев от ужаса, выдернула кочергу из изуродованного тела и наконец раскроила голову.
И хлынула не кровь и не мозги. Труха и пыль потекли из страшной зияющей раны. Отбросив кочергу, Рехильда опустилась на колени, запустила руку в рану. Вынула свиток, потом второй, третий. Всего их было девять. И каждый, оказавшись на открытом воздухе — пусть даже это был спертый воздух хижины — чернел и рассыпался в прах.
— Я убила его за то, что он не хотел меня научить. Он дал мне неполное знание, это хуже, чем никакого. Я хотела добыть его книги. Он посмеялся надо мной, он посмеялся над Агеларре, уже за одно только это он был достоин смерти.
— Расскажи, как ты убила Вейде.
Вейде.
При звуке этого имени сердце Рехильды болезненно сжалась. Такая нежная, такая беспомощная, остроносенькая девочка с испуганным взглядом. Вейде была по-собачьи привязана к своей госпоже, ела из ее рук, готова была спать у ее постели. Когда Рехильда занялась составлением нового противоядия, девочка сидела у ее ног, смотрела. Ей ничего не нужно было, только находиться рядом, угождать, ловить каждое слово Рехильды. Красивой, доброй.
