– Раньше как было? Набежали они, что смогли – разграбили и свалили. А теперь они взяли себе манер людишек в плен угонять. А кто идти не может, тех режут.
– Разведчики сообщили?
– Да не совсем…
– Что значит «не совсем»?
– То и значит. Часть народу, которых они через пустыню повели, сбежала. А они, рахманы, сволочь такая, обнаглели совсем, развернулись – и снова на наши земли. Догнали их и принялись рубить. Тут мы и подоспели. Кое-кого спасти удалось…
– А из рахманов кто уцелел?
– Прости, капитан. Я и сам понимаю, что нужно было кого-то оставить. Но не удержались мы. Там ведь дети были, среди беглых-то…
– Ладно. Прощу. А рахманы и впрямь обнаглели. Поднимай людей. Или… погоди, останешься здесь. Я сам поведу наших. Ловел! – крикнул он. – Зови вестового. Я напишу записку Фусберу. Посмотрим, так ли хороши барнабиты в открытом бою…
Все делалось быстро и привычно. Заполошный Менд орал во дворе, отдавая приказы. Трубили сбор. Седлали коней. В капитанстве барнабитов ударил колокол. Только бы не вздумали мессу служить, монахи чертовы…
Уже на выходе Сигвард спросил лейтенанта:
– Ты их с собой привез… тех, что уцелели?
– Нет. Торопились мы. Оставили их в Трех Тутовниках – это деревня такая.
– Знаю. По пути надо будет заглянуть туда, может, скажут твои спасенные что полезное.
– Это вряд ли. Они ж там от страха ошалели совсем.
Но Нитбек уже не слышал его.
Конечно, это могло быть ловушкой. Выманить глупых кафиров из города и захватить его, брошенный без защиты. Только капитан Нитбек оставлять Крук-Маур без защиты не собирался. В крепости после его ухода оставалось достаточно людей для обороны. Да и барнабиты не все бросились в погоню за неприятелем.
Бокехирн ошибся. Время, потраченное на то, чтобы заехать в Три Тутовника, не было потеряно зря. Нитбек узнал о том, сколько рахманов перешло границу и сколько их находится в пустыне (в погоню за беглецами бросилась лишь небольшая их часть), и главное – что набег возглавлял сам Абдрахман ибн Хусейн. Странное дело – сведения эти он получил не от кого-либо из выживших мужчин, а от девчонки дай боже десяти лет.
Сигвард понимал, что многие дети склонны врать, не сознавая собственной лжи, но что-то убеждало его – соплячка говорит правду. Она не плакала и не впадала в оцепенение, как бывает с людьми, перенесшими страшное потрясение, а четко рассказывала, что видела. Завершив свое повествование, она спросила:
– Вы возьмете меня с собой, капитан?
И прежде чем он успел ответить, малявка вытащила из-под покрытой лоскутным одеялом лавки, на которой сидела, рахманскую саблю.
Сигвард чуть не поперхнулся.
– Да ты и саблю-то не удержишь!
– Трудно, – согласилась она. – Я убила рахмана, потому что он упал. Иначе бы не вышло. Но я могу подрубать ноги их лошадям. Это я уже делала.
– Это правда, капитан, – подтвердил один из раненых, находившихся в той же лачуге.
Странные дети растут нынче в Южном пограничье. (Ему назвали имя девчонки – Грейне Тезан, однако Сигвард его тут же позабыл.) Но это еще не причина, чтоб перекладывать на них свои прямые обязанности. А то скоро здесь младенцы с саблями расхаживать начнут. Эх, где наше детство и детские глупости? Как там – «Мы не магометане, чтоб саблями махать… шпага – оружие благородного человека…». Впрочем, и тогда, не догадываясь, что попадет в Южное пограничье, Сигвард знал, что и по эту сторону границы освоены сабли. А шпагами, по местным понятиям, дерутся городские франты, сыновья несских патрициев и фораннанских купцов.
Сам Сигвард по-прежнему предпочитал прямой клинок. Эсток, как он в отрочестве и предполагал. Не тот, фамильный, отцовский, – он отойдет законному наследнику, братцу Кенельду. Нынешний меч был боевым трофеем, снятым с командира роты немецких пистольеров. Пистоль дал осечку, а вот аркебуза Сигварда – спасибо науке Наирне – не подвела. Сигварда привлекли отличные боевые качества меча, и не сразу он разглядел, что вдоль клинка шла гравировка «Soli Deo gloria» [1].
Абдрахману понравится, если ему снимут голову мечом с такой надписью. Если, конечно, его удастся догнать.
Из-за того что налетчики вели с собой пленников, передвигались они медленнее обычного. На Севере – хлебом не корми – рассказывали чудеса о зохальских конях, но Сигвард склонен был считать, что карнионские кони в резвости зохальским не уступят, а по части выносливости, пожалуй, и превзойдут. Не в лошадях дело, а в людях. Зохальцы лучше переносят эту треклятую жару и лучше знают пустыню. Но, слава богу, среди его солдат попадались и такие, что знали пути там, где путей, казалось бы, не бывает. Не иначе, бывшие контрабандисты. Но Сигварда их прошлое не волновало. Сейчас они нужны были как проводники и разведчики.
Они и сообщили, что рахманы встали на ночь лагерем в большой песчаной котловине. Отлично, погоня закончена. Но ударить сразу – наверняка обречь пленников на гибель. Сигвард достаточно знал о любимом племяннике эмира, чтоб не сомневаться: тот прикажет убить рабов, если понадобится спешно отступать, а попросту – бежать. Следовало дождаться, пока рахманы в лагере уснут, и окружить их. К счастью, часовых они выставили немного, да и те не блистали бдительностью. Единственное, в чем хороши были рахманы, – в нападении, в стремительном порыве. Впрочем, убегать они тоже умели хорошо – таким же порывом.
Рахманы нередко нападали ночью. Теперь им самим пришлось узнать, что есть ночное нападение. Тихо сняли часовых и ворвались в лагерь без воинственных кличей. Факелов не зажигали – отличить пленных от рахманов можно было и при свете луны. Она была сегодня большая и яркая.
Но, конечно, тишине тут же пришел конец. Визжали, плакали и бранились люди, и пронзительно ржущие зохальские кони метались меж выгоревших костров. Рахманы не любили сражаться пешими, и главное сейчас было, чтоб они пешими и остались. А еще лучше – лежачими. Пленных Сигвард брать не собирался.
Несколько раз ударили выстрелы, но стрелять, даже в лунную ночь, было неспродручно, и бой пошел врукопашную. Честнее было бы назвать этот бой резней. И что с того?
К рассвету все было кончено. Но когда осмотрели тела и расспросили спасенных, оказалось, что нескольким рахманам все же удалось бежать. И среди них самому Абдрахману. Он бросил своих людей, ускакав в Дандан с тремя телохранителями. Вероятно, их еще можно было настичь, но, поостывши, Сигвард решил, что не стоит этого делать, сколь бы удовольствия сие ни доставило. Убийство племянника заставит эмира очнуться от блаженной полудремы и двинуть войско на Крук-Маур. А Сигвард предпочитал находиться среди нападающих, а не обороняющихся.