— О чем же вы хотите спросить телестре ? — спросила Альмадхера.
Я предоставила Молли возможность отбить этот мяч.
— Мы здесь для того, чтобы торговать, — сказала она отчасти неуверенно, отчасти с вызовом. — Естественно, поскольку это Ограниченный мир, регулирующие правила все еще действуют. Однако нашей Компании дано разрешение на импорт определенного количества нетехнологических товаров.
Ортеанка подобрала под себя ступни. Она некоторое время молчала. В этой тишине я начала вспоминать церковь и ее священников — мистиков и ремесленников, воинов и философов, крестьян и поэтов.
— Нет, — сказала она.
Молли изумленно спросила:
— Что?
— Т'Ан С'аранти , если вы торгуете с нами, то какова цена, которую вы просите? Я довольно часто говорила здесь с Клиффордом и кое-что узнала о вашем мире, и, кроме того, я знаю нашу историю. Все, что вас, С'аранти , здесь заинтересует — лишь мерзости Золотого Народа Колдунов — я права? — Женщина помолчала ровно столько, чтобы Молли успела помямлить и позаикаться, а затем сказала: — Да, я права. Т'Ан , не существует ничего, что Империя оставила бы в Ста Тысячах. Мы давно перестали нуждаться в таких вещах.
Самый старший на вид аширен , ребенок с черной гривой, десяти или одиннадцати лет, сказал:
— Я впервые слышу, что вы говорите то, что Хранители Источника приказывают нам говорить.
Альмадхера возразила:
— Я не просто высказываю ортодоксальные взгляды Источника. Я считаю, что это верно.
— Только потому, что здесь С'аранти , вам вдруг понравилось все, что говорят Дома-источники. — Ребенок посмотрел снизу вверх на Молли Рэйчел. — Меня зовут Сетелен. Я думаю, мы должны позволить вам торговать со Свободным портом. Ведь все это делают, почему вам нельзя?
Молли раскрыла рот — и снова его закрыла. Я поймала взгляд Дуга в самый неподходящий момент, и он, я и Дэвид безрассудно не удержались от смеха. Аширен смотрел на нас в некотором смущении.
Альмадхера усмехнулась.
— Вам следовало бы поговорить с несколько большим числом наших людей. Я отправлю аширен с сообщениями, это не займет много времени. Мы подогреем еще немного вина из зиира . Не хотите поесть?
Искренний отказ Дэвида вызвал вспышку деятельности среди младших детей, промелькнувших вниз по внутренним лестницам на кухню. Я увидела, как он и Молли склонились головами друг к другу, и мне не нужно было подслушивать их, чтобы понять, что они говорили: эти ортеанцы — сумасшедшие…
— Вы, наверное, были одною из первых С'аранти , которых мы увидели. — Ортеанка замолчала, на ее лице отразилось почти комичное удивление. — О, печаль Богини! Вы — та Линн Кристи, Кристи С'арант ? Друг Керис-Андрете?
И я не сознавала этого до того момента, пока не установила связь: прозвище С'арант стало общим термином С'аранти , «инопланетяне»… Я затрепетала. А затем усмехнулась, усмотрев в этом черный юмор. Когда я впервые прибыла сюда, меня называли «С'арант», «без меча», потому что я не носила при себе харуров , как это делают ортеанцы. Но чтобы это стало именем для высокотехнологического человечества!..
— Кристи С'арант , — уныло подтвердила я. Неужели я не смогла этого понять?
— Так называла вас Далзиэлле Керис-Андрете?
— Нет, Рурик Орландис…
Мы посмотрели друг на друга. Алая грива упала вперед, закрывая неземное лицо с узким подбородком. Она посмотрела вниз, на свои руки с похожими на когти ногтями, а затем снова на меня.
Пристальный взгляд был холоден и чист, как вода: это признак Говорящих-с-землей, их отличие от прочих ортеанцев.
— Телестре Орландис не существует. Не было Рурик Орландис, была лишь женщина, заклейменная как предательница, разорительница земли, и изгнанная.
Я хотела сказать: «Да, я знаю» . Кто знает это лучше, чем я? Я забыла, что мне не следовало об этом упоминать…
Но мне в лицо бросилась кровь, и от смущения я не могла говорить. Аширен с пышной гривой снова наполнил мой бокал, прозрачная зеленая жидкость была горячей и терпкой на вкус: сброженный сок растения зиир .
— Прошу прощения, — сказала я. — Я очень хорошо ее знала, и теперь мне непросто вспомнить, что следует и чего не следовало говорить.
— Нет… — Альмадхера задумалась. — Т'Ан Кристи. С'аранти . Это очень странно. И для вас также?
— Очень странно, для меня.
Я пришла к убеждению, что мне нравилась эта неопрятная, откровенная ортеанка, несмотря на то, что я сознавала: некоторые ее интонации и выражения лица я оценить не могла.
— Скоро здесь будут и другие люди, — сказала она. — Однако здесь кое-кто, кого вы должны увидеть. Идемте сюда — я займу ваших коллег.
«Ты хочешь уравнять шансы, — подумала я. — Поскольку Дугги наполовину на твоей стороне, если „стороны“ — это то, о чем мы здесь говорим».
— Конечно, — сказала я и оставила их беседовать, отправившись в конец помещения и повернув за «угол», образуемый L-образной конфигурацией здания. Аширен , спавший в кресле-кушетке (деля ее с грудой карт и книг), быстро приоткрыл один глаз с мембраной, когда я проходила мимо него.
Окна с небольшими стеклами светились звездным светом. Эта часть помещения была темнее, свет исходил от большого очага, здесь в полумраке стояли глубокие кресла, освещаемые последними тлеющими угольками.
На низком столике лежала резная шестиугольная доска, поделенная на треугольные секторы; на ней были разбросаны группы треугольных фишек.
— Он побеждает тебя, — сказала я аширену Сетелен, который сидел с одной стороны доски для игры в охмир .
— Он жульничает.
— Как всегда. Привет, Хал.
Сетелен встал, чтобы придвинуть поближе лампу, и я замолчала. Ортеанцы живут дольше, чем мы, и дольше остаются в молодой и зрелой фазах; преклонный же возраст — быстрый и разрушительный распад организма.
— Я подумал, что узнал ваш голос, — сказал Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен.
Я увидела светлокожего мужчину, полного, одетого в простую церковную мантию. Он почти потерялся в кресле, обложенный подушками. Его бело-желтая грива представляла собой не более чем гребень, а глаза на лице треугольной формы были постоянно полуприкрыты мигательными перепонками.
— Хал, я ожидала найти вас за углом, подслушивающим разговоры других людей.
— В то время как вы утомляете и третируете бедную Кассирур Альмадхеру?
Его рука была сухой и теплой, а пожатие — некрепким. Не выпуская эту шестипалую руку, я села рядом с ним в другое кресло. Некоторое время мы ничего не говорили. Этот полуслепой пристальный взгляд был великолепен.
