Он осторожно, чтобы не побеспокоить жену, снял ноги с кровати и опустил ступни на деревянный пол. Облизнув губы, он сжал рукоять кинжала, который хранил на столике у кровати.
Шагая медленно и бесшумно, он встал — постаравшись не наступить на ночной горшок — и шагнул через маленькую спальню, пытаясь стряхнуть сонливость. Жена не пошевелилась.
Вот оно. Снова скрежет. Раздался у входной двери.
Грабитель? А может пьяница ломится не в ту дверь?
Приоткрытая дверь в спальню отделяла её от остальных помещений мансарды, где они жили. Свободной рукой он распахнул дверь и выглянул наружу.
Тьму рассеивали лишь тлеющие в камине угли. Фрейг облизал губы, обвёл взглядом помещение, не заметил ничего, кроме скромной меблировки. Он тихо зашагал по комнате ко входу и торопливо проверил защёлку.
Закрыта.
Он весь вспотел. Дыхание было торопливым. Фрейг не мог объяснить этого, но в его костях сидел ужас. Он стоял во мраке, тяжело дыша, прислушиваясь, уверенный, что кто-то таится по ту сторону двери, отделённый от него всего лишь тонким куском старого дерева. Потной ладонью он сжал кинжал покрепче. Врасплох его не застанут. Пьяница или грабитель, он будет наготове.
Он приложил ухо к двери и прислушался.
Услышал дыхание, глубокое дыхание сильных лёгких.
Но не по ту сторону двери.
Прямо позади него.
Чьё-то присутствие заполнило комнату, похитив весь воздух. Стало так холодно, что Фрейг увидел собственное дыхание. Страх вцепился в него. Он развернулся на месте, задыхаясь.
От увиденного его парализовало ужасом. Из ладони выпал кинжал. Он почувствовал, как отвисла челюсть, но не смог её закрыть. Он смотрел на огромную фигуру с мерцающей красной плотью, белыми глазами, чёрными крыльями и рогами. Изверг прижал к губам когтистый палец — и улыбнулся.
Фрейг мог только таращиться. Его зрение затуманилось. Сердце барабаном отдавалось в ушах. Комната закружилась. Он почувствовал лёд, намерзающий на бороде и бровях. Он видел только белые глаза изверга.
— Фрейг? - позвала из спальни Арла, её голос был нечётким со сна. С тем же успехом она могла звать его из другого мира.
Дьявольская фигура оглянулась на дверь в спальню, посмотрела обратно на Фрейга, задрав бровь.
— Надеюсь, у тебя красивая жена, - сказало оно и окутало мужчину мраком.
18 уктара, год Грозовых Штормов
Заходящее солнце частично уже скрылось за горизонтом, окутав крышу мира пламенем и окутав Селгонт сумраком. Небо затянули облака, тонкие и сухие, как старые кости. Тамлин знал, что северную засуху они не облегчат.
Из окна в западной башне дворца хулорна он смотрел на свой город, город, раздувшийся от беженцев, готовых питаться любыми объедками, раздувшийся от страха, питавшего сам себя. Тамлин не мог избавиться от мысли, что Селгонт из последних сил удерживает свои позиции, что продолжающийся натиск вонючих, потеющих человеческих толп, втекающих в него каждый день, скоро одним лишь несметным числом своим сметёт город, столкнет его в тёмные воды Внутреннего моря.
В воздухе висел густой, как туман, страх. Надвигалась война.
Тамлин смотрел, как опускается за горизонт солнце и Селгонт погружается во тьму. Ночь призвала факельщиков. Вспыхнули уличные фонари, превратив селгонтские улицы в светящихся змей, скользящих мимо тесных рядов лавок, постоялых дворов и жилых зданий. Неосвещённым остался лишь северо-западный угол города возле Храмовой улицы. Разместившиеся там во временном посольстве Шадовар предпочитали тьму.
На востоке Тамлин видел Хиберские ворота. Он знал, хотя и не мог разглядеть, что там собралась толпа дряхлых беженцев со своими дряхлыми повозками. Сколько бы людей не входило каждый день в город, на следующий день их появлялось ещё больше — иногда на горстку, иногда на порядок. У людей не было повода оставаться на своих фермах, и все боялись оказаться за пределами городских стен, когда прибудут войска Ордулина.
Тамлин позволял им входить в город, несмотря на нехватку продовольствия. Он приказал каждому способному на такое жрецу в Селгонте использовать свою дарованную божествами магию для создания пищи и чистой воды. Духовенство сопротивлялось его открытому вторжению в их порядки, но Тамлин заставил церкви подчиниться. В первую очередь питались солдаты и ополченцы, голодные после своих изнурительных тренировок, а затем уже продукты получало основное население. Животы по-прежнему урчали, но никто пока по-настоящему не голодал.
Сразу после того, как Ордулин объявил войну Селгонту и Саэрбу, многие жители покинули город. Первыми сбежал народ плотогонов, обширная флотилия украшенных разноцветными флажками и лоскутами барж. Некоторые из состоятельных граждан вдруг обнаружили у себя дела, требовавшие их присутствия в другом месте. Тамлин и сам без лишней огласки отослал мать, сестру и брата, несмотря на их возражения, в Дэрлун, якобы для того, чтобы заключить договор о ненападении с дэрлунским главным бергуном, но в действительности — чтобы уберечь их от опасности. Большинство жрецов и жриц также покинули город, вероятно, недовольные эдиктами Тамлина.
На этом бегство закончилось. В Селгонте остались лишь те, кто готов были здесь обороняться. На его глазах город из богатой торговой столицы превращался в голодающий военный лагерь.
По ночам по улицам шагали отряды вооружённых людей в тяжёлых плащах с зелёными перевязями, днём под стенами и в окрестностях города тренировалось ополчение. По ведущим в Селгонт дорогам шныряли разведчики. Ворота и стены облепили рабочие. В воздухе днём и ночью раздавался стук молотков, скрёжет пил и грохот зубил по камню.
Инженеры руководили укреплением городских ворот и стен, укрепляли решётки в канализации, готовились обрушить часть Высокого моста в реку Эльзиммер, строили батарею требушетов и приглядывали за рытьём цистерн, в которых будет хранится вода во время неизбежной осады. Тамлин опустошил половину городской казны, оплачивая эти работы. Он готов был, если потребуется, конфисковать богатства Старого Чонселя и городских храмов. Когда прибудут войска Мирабеты, они найдут Селгонт готовым к битве. По крайней мере, так он себе говорил.
Когда впервые пришли вести о войне, Тамлина беспокоила возможность бунта. Он боялся, что люди восстанут, его и Старый Чонсель свергнут и выдадут Мирабете, чтобы предотвратить войну. Но восстания не случилось. Он не был уверен, как, почему и когда, но жители города решили воевать под его командованием. Они собирались защищать город и своё имущество.
Ответственность висела на нём свинцом.
