Встаю, и по-хорошему объясняю — с нами дама, поэтому ругаться матом — нельзя, и, более того — последствия, они и для дембелей — последствия.
— Ты чё, гнида малолетняя? — Вопрошает тот, что похилее, — Пик-пик-пик, и ещё — пик-пик-пик. Ты сейчаза у нас узнаешь — что есть дембельская любовь. И — пик-пик-пик.
— Да что вы, братья, — вмешивается Генка Банкин, расшнуровывая рюкзак, — Всё, собственно — путём. Сейчас и презент вам, бравым, организуем шементом.
— Так то лучше, — откликается более здоровый дембель, — Дедушки подарки уважают, глядишь и простят вашу наглость. Пик-пик-пик.
Генка, явно подражая ротмистру Мюллеру, не торопясь, извлекает из рюкзака тяжёленький свёрток, разворачивает тряпицу, извлекает обрез, звонко передёргивает хорошо смазанный затвор.
Через минуту — дембелей и след простыл.
Бернд обрезу был рад несказанно, всё в словах благодарных рассыпался.
А, узнав, что данный предмет нас и в дороге обратной выручил нешуточно, вообще в философский экстаз впал:
— Прав был старикашка Шекспир — весь мир один сплошной Театр. Но сколько каждому из нас спектаклей отмерено — не дано знать. А когда бенефис будет — тем более. Вот обрез — железяка старая, на первый взгляд — бесполезная полностью. А вот надо же — и в спектаклях жизненных роли важные играет. А нам то, что тогда от жизни этой ждать?
Отнёс ротмистр обрез в "Белую Лошадь", там его торжественно на стену повесили, прямо под портретом Че Гевары.
Захожу я как-то года три назад в «Лошадку» — нет обреза. Портрет Че — на месте висит, а обрез отсутствует. Стал спрашивать — никто ничего не знает, старый персонал давно уже уволился.
Видно наш друг железный опять в каком-то спектакле задействован — лишь бы в руках правильных, добрых.
Вот так и зарождалось Братство Че. Потом и со стариком Карлом Мюллером познакомились, по комсомольской линии на Кубе побывали. После падения Железного Занавеса даже в Боливию выезжали, в ту деревушку, где Че Гевара погиб.
Поездка в Боливию.
Боливийские равнины,
Дальше — горы и леса.
Здесь — они Его — убили,
Сорок лет назад.
Я иду по той деревне.
Слева, справа — нищета.
И — печальные деревья.
Навсегда.
— Жарко, подойди, братишка! —
Прошептал мне вдруг ручей.
— Не желаешь ли напиться?
Из меня пил — Че!
Опустился — на колени,
И, воды глотнул той я.
Может это — что изменит?
Пусть — лишь для меня…..
Воздух чистый, самый лучший.
Лишь овраги, да — леса.
Здесь — убили — Мою Сущность.
Сорок лет назад……
Сколько сейчас человек в Братстве состоит — никто и не знает. Некоторые из его Зачинателей — по всему свету разъехались, и там новые ячейки создают самостоятельно.
Генка Банкин — в Новую Зеландию отбыл, Толстый Витька — в Черногорию, а Михась вообще номер отколол — Святым Человеком заделался, где-то в сибирских лесах Скит собственный основал.
С кем-то связь сохранилась, с кем-то — нет. Человек двести бойцов наберётся, наверное. Но узнать своих — легче лёгкого — по татуировке светло зелёной, на плече располагающейся: улыбающийся Че, в лихо заломленном берете, сжимает в руках автомат Калашникова.
По делам ещё можно узнать: если, к примеру, Стена Берлинская рушиться, или американский самолёт-невидимка в небе Сербии сбивается неожиданно — знать без Наших не обошлось. Вот недавно в одном городке сибирском несколько коттеджей местных богатеев, в недавнем прошлом — Депутатов, сгорело начисто — не иначе Михась к этому свою Длань Святую приложил….
С исчезновением Бернда так получилось. Обратились к нашей ячейке за помощью братья из Гринписа: необходимо было одно корыто, радиоактивными отходами заполненное, что около побережья Австралии тусовалось, попортить слегка. В смысле — подорвать немного, чтобы не затонуло — ни в коем случае, а так…..
Как бы лучше объяснить? Ну, короче, шуму наделать побольше, чтобы пресса подключилась, рассказала бы мировой общественности об отходах этих самых, смертоносных. Задачка — как задачка, и не такие решать доводилось. Только собрались в Австралию вылетать, бац, — Бернд с аппендицитом в больницу слёг. Дело то не терпит, без Бернда отправились, впятером: я, старый Мюллер, Мари, Фьёрд и Лёха-каратист. Подорвали то судёнышко — как просили зелёные, шуму понаделали, да, вот только, ноги унести не успели. Арестовали, судили, всем дали по пятнадцать месяцев тюремного заключения, а Лёшке — на три месяца больше — за сопротивление при задержании австралийским полицейским.
Бернд из больнице вышел, а мы в тюряге уже паримся.
Чего его в Карибию понесло? То ли — со скуки, то ли — виновным себя чувствовал, что на свободе остался?
В Карибии тогда некая неслабая заварушка происходила: повстанцы в очередной раз решили от партизанской войны отказаться и перейти к целенаправленным военным действиям. Собрали несколько тысяч местных оборванцев, вооружили, да и двинулись двумя паралельными колоннами на Столицу. И Бернд — с ними.
Далее — всё пошло и отвратительно, до боли зубной. Военные, неплохо обученные американскими инструкторами, восставших рассеяли без особых хлопот, применив артиллерию и миномёты. Большинство из в живых оставшихся — в джунгли улизнули, кому не повезло — в плен попали. А Бернд, возглавив остатки боеспособных сил, ещё с месяц сопротивление правительственным войскам оказывал, кружа по предгорной части страны. В конце концов, последний отряд, состоящий из шестидесяти бойцов, половина из которых — раненые, нашёл приют у каких-то местных золотоискателей, многие годы стоящих стационарным лагерем на Индейском Нагорье. Хозяева помогли отступающим лекарствами и продовольствием, разместили в укромной горной лощине, обещали полную безопасность. А, затем по подлому предали — сдали со всеми потрохами преследователям.
Войска окружили лощину со всех сторон и открыли шквальный огонь на поражение, пленных брать даже не пытались. Мы в тюрьме австралийской по телевизору наблюдали, как трупы в машины грузовые загружали. Бернда среди погибших не видел, врать не буду, но шансов выжить в этой мясорубки было — минимум.
Вышли из тюрьмы, а в Карибии всё же диктатуру свергли, сатрапов всех — кого расстреляли, кого — арестовали, не успели мы за Бернда его дело завершить. Даже — жалко.
А бабушке Наталье я тогда, в Селише, соврал, конечно. Не в могиле Бернда дело, просто очень надо с теми золотоискателями-предателями посчитаться. Ну — очень.
