— Алиночка! — льстивым голосом воскликнул Ньялсага, плюхаясь обратно на диван. — А мы-то тут гадаем: чем это так вкусно пахнет?
— Неземные запахи, — поддакнул Ява, поспешно пряча мобильник. — Прямо, как на том свете… в раю!
— Суп-пюре «Леонтин», — со сдержанной гордостью сообщила Алина. — Блюдо французских королей!
— Да что ты говоришь? — Ньялсага покосился на Яву. — Королей, значит… гм… вкусно, должно быть!
Ява опасливо посмотрел в тарелку.
— Что это такое? Очень похоже на…
— На суп-пюре, — быстро подсказал Ньялсага. — Французские короли только это и ели. Шедевр! Просто шедевр!
Раскладывая ложки, Алина скромно улыбнулась.
— Я всегда говорила: у каждого имеется свой талант, надо его только обнаружить. Я вот, например, люблю готовить.
— Да, да! — горячо согласился Ньялсага. — У тебя настоящий талант. Ни в одном трактире так не приготовят!
— Ни в одном, это точно, — вздохнул Ява. — Знаешь, Алина, а я бы просто чаю…
— После ужина! — непреклонно заявила она.
Ньялсага поболтал ложкой в буром густом месиве. Пробовать было страшно, отступать — невозможно: Алина, накрыв на стол, обратно на кухню не спешила — закрыла балконную дверь и теперь аккуратно расправляла шторы.
— Алиночка, а рецепт допускает перец? — заискивающе спросил он. — Или горчички?
— Крысиного яду, — еле слышно пробормотал Ява.
От верной смерти его спасло только то, что Алина снова увлеклась рассуждениями о высокой кухне и слов этих не расслышала.
— Горчички… — повторил Ньялсага погромче. — Можно?
Алина взглянула на него с укоризной.
— Собрался изысканное блюдо портить горчицей?
— А, вот как… значит, нельзя?
— И думать забудь! Старайся выработать в себе хороший вкус. Попробуй суп, я тебе точно говорю: ты такого еще никогда не ел!
— Такого я не ел, это правда, — покорно согласился Ньялсага, с тоской глядя в тарелку.
Алина, прихватив пустой поднос, направилась на кухню.
— Я еще и мясо готовлю, «Дофин» называется!
— Алиночка, да мы с Явой торопимся! Вспомнили только что: у нас срочное дело!
Она не ответила.
Оставшись в комнате одни, Ньялсага и Ява переглянулись.
— Ешь! — сквозь зубы приказал Ньялсага.
— Ты — первый. А может, Лукерье скормим?
— Отравить ее хочешь?
Завидев появившуюся на пороге Алину, они поспешно схватились за ложки.
— Изумительный суп! — фальшивым голосом воскликнул Ньялсага.
— Потрясающий! — подхватил Ява. — Действительно, шедевр… такой даже есть жалко!
— Где же Бахрам? — озабоченным тоном поинтересовалась она. — Суп-пюре перестоится!
— За твоим супом, Алиночка, он с другого конца света примчится! — заверил Ньялсага. — Где он еще такое отведает?
— Нигде! — заверил Ява.
Алина довольно улыбнулась.
— Сейчас подам мясо!
… После супа, настало испытание мясом «Дофин».
Ньялсага расхваливал блюдо с красноречием придворного менестреля. Восхвалениям мешала Лукерья, которая крутилась рядом и норовила сунуть морду в карман куртки, где лежала порция мяса, завернутая в салфетку.
— Отстань, Лукерья! — ворчал Ньялсага вполголоса. — Это не тебе!
— А к чаю будут пирожные, вчера пекла. «Поцелуй монарха» называется, — сообщила Алина, расставляя расписные фарфоровые чашки, которыми очень гордилась. — Будете?
— Не, я монарха целовать не согласен, — отказался Ньялсага, отпихивая собаку.
Ява потыкал вилкой в мясо, плавающее в чем-то зеленом.
— И почему мне Орден отравителей на ум приходит? — поинтересовался он, предусмотрительно дождавшись, когда хозяйка покинет комнату. — Какую карьеру Алина бы там сделала!
— Туда женщин не принимали, — напомнил Ньялсага, заворачивая в салфетку кусок мяса. — А зря: только они умеют качественно и с выдумкой отравлять жизнь!
— Нет уж, жизнь Алина пусть кому-нибудь другому отравляет, — решительно заявил Ява и, прихватив тарелку, направился к балкону.
— Не помнишь, что под окном? Клумба или тротуар?
Он щелкнул шпингалетом, вышел на балкон и поставил тарелку на перила. Вечер медленно переходил в ночь, запах моря усилился, и уже сияла над заливом первая звезда.
Ветер дальних странствий реял над городом, навевал мысли о неведомых странах, о далеких путешествиях, будоражил воображение, шептал о сказочном и, казалось, что вот-вот, окутанный сиреневыми сумерками, войдет в гавань сам «Летучий голландец» с истлевшими парусами на мачтах и мертвым экипажем на борту.
В такие моменты душа требовала чего-то особенного, каких-то исключительных, незаурядных поступков и Ява эти поступки совершил. Серебряной вилкой подцепил он кусок Алининого кушанья и швырнул вниз.
— Прощай, мясо «Дофин»!
Перегнувшись через перила, он проследил траекторию полета.
— Ява! — тревожно окликнул из комнаты Ньялсага.
— Все нормально. Жертв и разрушений нет… пока. Неси свою порцию!
— Ява!!!
Проводив взглядом последний кусок, исчезнувший в кустах, он довольно улыбнулся, повернулся, и нос к носу столкнулся с Алиной.
За ее плечом маячил Ньялсага, делая отчаянные знаки.
— Где мясо «Дофин»? — железным голосом осведомилась она.
— А я… знаешь ли… э… хотел поесть на балконе, закатом полюбоваться, поставил вот сюда тарелку и потом… нечаянно…
— Видишь, Алиночка, какое неуважение к твоему искусству, какая непочтительность к французской кухне, — заторопился Ньялсага, до глубины души поражая приятеля лицемерием. — А вот я честно все съел! До последней крошки!
Алина посмотрела на одного, на другого и рявкнула:
— Вон отсюда!
… Во дворе изгнанные из дома друзья остановились. Ньялсага посмотрел на плывущую в вечернем небе кривобокую луну, посвистел любимую песенку «Три почтенные старушки».
— Что, поймали тебя с поличным? Теперь Алине на глаза и не попадайся!
Он полез в карман, достал сверток с мясом.
— Отстань, Лукерья, это не для тебя! Сиди здесь и жди, я сейчас…
Он подошел к подвалу, посвистел. Никто не отозвался.
— А вот мясо «Дофин»! — громко объявил Ньялсага, разворачивая салфетку с Алининой стряпней. — Есть желающие попробовать?
Из темноты подвала потянулись разномастные собачонки. Это были городские дворняжки, пугливые и жалкие, как маленькое, побитое неприятелем войско. Они чуяли запах, но подходить близко опасались: умудренные жизнью в большом городе, собачонки хорошо знали цену людям, и цена эта была невысока.
Ньялсага положил угощение на землю и махнул рукой.
