Так продолжалось немало часов. Корабль пришельцев давно скрылся за горизонтом. Звезда-цефеида умерила свой пыл, потом как-то разом свернулась и еле светилась. Наступившая прохлада особой радости нам не принесла: воды ни капли.
Я всматривался в небо и видел привычные созвездия. Но что дальше? Ведь фрегат потерял управление и шел наугад. Создалось дурацкое положение: ни мы, ни мятежники не могли подойти к штурвальному колесу, выправить курс и вести фрегат. А тут еще вопрос: куда вести?
Прошло еще около суток, и я уже не мог сказать, где мы находимся, — из черных глубин Вселенной глядели другие звезды.
Одна из них заливала небо каким-то гнетущим, устрашающим фиолетовым свечением. Мы со страхом взирали на нее и гадали: уж не взорвется ли она сверхновой? Но вскоре мы забыли о ней — так иссушила, истерзала нас жажда. Сил хватало лишь на то, чтобы наблюдать за палубой. Со стороны мятежников ни одного выстрела. Пороха и пуль у них, видать, тоже негусто.
И вдруг они открыли беспорядочную пальбу — врач и юнга выскочили на палубу и бросились в сторону камбуза. Там, мы поняли, у кока была вода. Под бизань-мачтой врач и юнга залегли. Стараясь прикрыть их, мы со своей стороны открыли редкий, но прицельный огонь. Мятежники прекратили пальбу, решив, видимо, что врач и юнга убиты. Но еще один бросок, и те скрылись за дверцей камбуза.
Со стороны фрегат представлял, надо полагать, потешное зрелище: то одна, то другая голова вынырнет над палубой, зыркнет глазами и мигом скроется. И все же мятежники первыми открыли огонь, когда юнга и врач выскочили из камбуза. Проворный юнга успел домчаться и принес ведро воды. Старина врач замешкался и был убит уже у самой нашей каюты…
А фрегат все плыл в незнакомых морях и под неведомыми небесами. Та самая устрашающая фиолетовая звезда, которую юнга прозвал Синим Пугалом, наполняла светом паруса и толкала фрегат неизвестно куда. Но она все удалялась и удалялась и вскоре скрылась за горизонтом. Я ахнул: небо сплошь синее. Ни одного белого, золотистого или оранжевого светила. Нарядное многоцветье исчезло. Одни только мертвенно-синюшные звезды. В точности такие, как на моей неоконченной картине под названием «Синие звезды». К чему бы это? Мне стало так нехорошо, что я на минуту забыл о жажде.
Вода у нас кончилась, но и мятежники, видать, сильно оголодали. Они предложили обмен: мы им провизию, а они нам воду. Плотник толкнул в их сторону бочонок с сухарями. Матросы кочергой подцепили его и вкатили в кубрик, но с передачей воды не спешили. Неужели обманут? Но вот фрегат, налетев на волну, задрал нос, и палуба наклонилась в нашу сторону. По ней покатился из кубрика бочонок. Мы поймали его, и каково же было наше разочарование, когда вынули пробку: в бочонке не вода, а гулька.
Довольные своей шуточкой, матросы заржали и вдруг замолкли, охваченные суеверным страхом: в синем небе вестницей беды появилась комета. Она совсем низко пролетела над нами. Осветив палубу жутким багровым светом, комета прошелестела хвостом и в своей загнутой орбите круто повернула ввысь. Она все дальше и выше, вот-вот скроется в мглистых небесах. И вдруг, как подстреленная птица, упала и погасла, упала как раз в том месте за горизонтом, куда мчался фрегат. Мы с капитаном переглянулись, еще не решаясь поделиться страшной догадкой. Но вот одна из звезд сорвалась с неба и рухнула туда же, что и комета. Мы поняли: там Гиблое море.
Пришельцы называли его Черной дырой. Туда, по их словам, затягиваемые невиданной силы тяготением, засасывались звезды, планеты, камни, кометы и даже световые волны. А звезды над нами синели прямо на глазах, синели со страшной силой.
— Фиолетовое смещение! — крикнул капитан, знавший со слов пришельцев, что это значит: звезды летели в черную пасть Гиблого моря. Туда же летел и наш корабль.
Понял это и старпом. В знак перемирия из его каюты показался белый флаг, потом высунулся он сам.
— Звезды падают в Гиблое море! — крикнул он и ткнул пальцем в страшное небо. — Смотри, художник! Любуйся, дьявол! Это ты своей картиной накликал беду, ты сюда завел!
— Не пори ерунду! Надо что-то делать!
— Надо повернуть фрегат обратно!
После переговоров решили с каждой стороны выделить по одному человеку. От нас к штурвалу побежал боцман. У мятежников, как нарочно, жребий выпал Хендису Хо.
— Предатель! — заорал он и с кулаками набросился на боцмана. Тот отбросил его к борту.
Старпом пригрозил им трехствольным пистолетом:
— Попробуйте только устроить драку! Обоих пристрелю!
Хендис Хо полез на мачты и пытался повернуть паруса навстречу синим лучам. Боцман взялся за штурвальное колесо. Но все их усилия были напрасными, фрегат не желал сворачивать в сторону. Боцман подскочил к борту, посмотрел вниз и крикнул:
— Течение!
И все поняли: конец! Из засасывающих вод Гиблого моря теперь не вырваться. Матросы выскочили на палубу — кто с оружием, кто без него. О стрельбе никто и не думал. С искаженными от ужаса, с синими от света звезд лицами мятежники сгрудились у борта и прислушались. С той стороны, куда тянуло нас течение, доносился все усиливающийся гул, похожий на гул водопада. Из мглистой выси сорвалась звезда и упала, за ней вторая. Все ближние звезды Черная дыра подметала, заглатывая в свою пасть. Внезапно палуба ярко озарилась. Еще одна комета просвистела над мачтами и погасла в дали, — в той черной дали, куда все стремительнее летел фрегат.
К чести команды надо сказать: ни суматошной паники, ни воплей. Все молча принимали неизбежное. Ко мне прижался юнга. Его пальцы в моей руке дрожали. Заметив пенистые буруны, я крикнул сквозь усиливающийся гул и клекот:
— Держись, малыш! Хватайся за ванты! Сейчас начнет нас трясти и швырять!
Фрегат стал сильно раскачиваться. Ширь космического океана, изрубцованная, изрубленная встречными потоками, вспучилась. Волны закручивались и шипели, словно разгневанные змеи. Но дальше спирали и воронки сглаживались и вливались в единый гигантский водоворот. Туда и несло нас. Фрегат накренился и ухнул вниз. Океан вознесся над нами высокой мглистой стеной со сверкающей пеной на гребне. И вдруг фрегат выпрямился и поплыл без крена и качки. Кто-то радостно вскрикнул: — Вырвались!
Но это была лишь минутная передышка, ступенька в водовороте. Фрегат сорвался с нее и стремглав полетел в грохочущую, воющую бездну. Мачты, снасти, рваные паруса — все закружилось, завертелось у меня перед глазами. На миг увидел капитана, крепко вцепившегося в покосившуюся нижнюю рею. Он закрыл глаза и шевелил губами. Молился, что ли? И я, неверующий, невольно зашептал: «Господи, прими меня в лоно свое…»
