ГЛАВА 37
Поначалу город взорвался изнеможенным торжеством, некоей эйфорией побитого, раненого существа.
Но длилось это недолго. В следующие дни Беллис физически ощущала повисшую над городом тишину — Армада погрузилась в мертвое молчание. Оно началось вскоре после битвы, когда смолкли восторженные крики и стали ясны размеры потерь.
В ночь после бойни Беллис не спала. Она поднялась с рассветом вместе с тысячами других горожан и в оцепенении пошла по городу. Знакомый ей пейзаж изменился до неузнаваемости. Корабли, на которых она прежде покупала бумагу, пила чай, по которым просто, не думая ни о чем, проходила сотни раз, исчезли.
Крум-парк почти не пострадал. «Хромолит», «Толпанди» и сам «Гранд-Ост» получили незначительные повреждения.
Не раз в последующие дни Беллис сворачивала в какой-нибудь лабиринт улочек и переулков (или пересекала деревянный мост, или выходила на хорошо освещенную площадь) и наталкивалась на людей, которые плакали, скорбя о погибших. Некоторые тупо разглядывали какое-нибудь повреждение, полученное городом, — пустое место, в котором теперь гуляют волны, а раньше стоял корабль, бывший их домом, развалины на месте прежнего рынка, церковь, смятую упавшими мачтами.
До чего же это несправедливо, думала Беллис взволнованно, видя, что из тех мест, куда наведывалась она, пострадало совсем немного. По какому праву это произошло? Но в конце концов, ее это мало волновало.
Погибло огромное число армадцев. Среди них было и несколько членов совета Дворняжника, и джхурская королева Брагинод. Совет избрал новых членов, а контроль над Джхуром тихо перешел к брату Брагинод — Диниху. Никого это особенно не волновало. Тысячи тел армад ских граждан остались в море.
Люди кидали взгляды на «Сорго» и бормотали себе под нос, что платформа того не стоила.
Беллис бродила среди городских развалин, словно во сне. Даже там, где не падали снаряды, нагрузки, возникшие от сильного волнения, привели к поломкам зданий. Арки покосились, их замковые камни покоились на морском дне. Возникло несколько пожаров; дома на узких улочках почти завалились и теперь стояли, словно подпирая друг друга, крыши их где треснули, где упали. Город пострадал от урона, просто невозможного на земле.
Во время своих блужданий по городу Беллис слышала сотни рассказов — преувеличенные описания подвигов, жуткие рассказы о разрушениях. Она осторожно начала выискивать интересующую ее информацию. Движимая любопытством, которого не понимала и сама (чувствуя себя в эти часы автоматом, который движется без ее разрешения), Беллис спрашивала, что случилось с другими пассажирами «Терпсихории».
О матери и дочке Кардомиум доходили противоречивые известия. Беллис слышала о моряках, все еще находящихся в заключении: они так и не завоевали доверия, не смогли замириться со своим похищением. Беллис рассказывали, что из кораблей-тюрем, находящихся в носовой части Саргановых вод, доносились страшные вопли заключенных. Они кричали и кричали своим соотечественникам, чтобы те освободили их. Кробюзонские абордажные команды так и не приблизились к ним, и мольбы остались без ответа.
Сестра Мериопа был мертва. Беллис потрясло это известие (на какой-то жутковато-отвлеченный манер), словно она увидела некий неожиданный цвет. Ей рассказывали что в возникшей неразберихе из сумасшедшего дома сбежали несколько больных, в том числе и Мериопа. Монахиня, донашивавшая ребенка, бросилась на городскую корму навстречу кробюзонскому десанту, выкрикивая восторженные приветствия, но ее сразила пуля — армадская или кробюзонская, так и осталось неизвестным.
Истории такого рода Беллис слышала не раз — о похищенных, которые, увидев неожиданную возможность вернуться домой, отчаянно пытались переметнуться на другую сторону, но были убиты. Видимо, некоторые терпсихорцы погибли именно так. И даже если их число было преувеличено, даже если подробности были приукрашены, чтобы другим было неповадно, Беллис не сомневалась: многие встретили смерть именно так, как об этом говорилось.
Беллис во время боя пребывала в оцепенении: она не желала победы ни одной, ни другой стороне. Она наблюдала, как случайный прохожий за кровавой уличной дракой. И вот когда Армада победила, Беллис не чувствовала ни облегчения, ни счастья, ни отчаяния.
После того как дредноуты опустились на дно, оставшиеся кробюзонские корабли отошли на северо-запад. Они бежали в панике, испуганные настолько, что не догадались ни сдаться Армаде, ни просить у нее убежища. Они бежали, сделав вид, что у них еще остается надежда, что и они доберутся до какого-нибудь порта. Но все знали, что их ждет смерть.
Три кробюзонских броненосца и один фрегат были захвачены в плен. Они стали самыми современными кораблями Армады, но все же не могли восполнить огромные потери, понесенные городом. Большая часть армадского флота, две подлодки и половина переоборудованных на скорую руку буксиров, были принесены в жертву ради уничтожения дредноутов. «Трезубец» и десятки дирижаблей помельче погибли. Огромное воздушное судно было увлечено вниз, словно балластом, налетевшими, как полчища крыс, големами и оказалось в зоне действия корабельной артиллерии. Снарядами были пробиты баллоны и поврежден каркас.
Оставшиеся в живых армадцы долго добирались до города — кто греб на спасательных плотиках, кто плыл, держась за плавучие обломки. Маги и инженеры в чреве «Гранд-Оста» более дня удерживали на тихом ходу аванка, который двигался вперед вслепую, не ведая о творящемся наверху кровопролитии.
Конечно, до города добралось сколько-то кробюзонцев. Возможно, самые предприимчивые из них облачились в одежды, снятые с мертвых армадцев, и, забравшись на борт города, обрели новую жизнь — все они были моряками и сносно говорили на соли. Но большинство пребывало в шоке и не смогло проявить такую дальновидность, а потому через несколько часов после сражения на палубах Армады стали появляться кробюзонские моряки в мокрой изодранной форме, от ужаса потерявшие здравый смысл. Их страх утонуть перевесил страх перед местью армадцев.
В те жуткие дни, последовавшие сразу за сражением, под небесами, затянутыми красно-черным дымом, эти устрашенные кробюзонцы вызвали политический кризис. Конечно же, скорбя о погибших, армадцы наказывали невинных. Они избивали кулаками незваных гостей, бичевали их (некоторых до смерти), выкрикивая имена погибших близких и друзей. Но наконец усталость, ненависть и тупое оцепенение улеглись, и кробюзонцев увели и заперли на «Гранд-Осте». Ведь все-таки история Армады была историей ассимиляции чужаков и врагов после каждого сражения, после захвата каждого корабля.
