— Мы, Маня, маму попросили, сирену морскую, каждой каплей сообщать, где ты, что с тобой. Береги себя! Пусть будет у тебя устная и письменная клятва, что не забудешь о доме, о нас. Возвращайся, а мы за домом присмотрим. И за деревом. Да оно и само себя в обиду не даст! И посылать будем с каждой птицей весточки. Борзеевич умеет понимать язык зверей, переведет, если что.
Остальные молча согласились с пожеланием. Манька не привыкла, когда к ней так, по-человечески. Сердце начало щемить и она встревожилась.
— Вы меня как в последний путь провожаете! — сказала она растроганным голосом.
— Может и так статься, — не успокоил, а подлил масла в огонь Дьявол. — Будущее неопределенно. Не могу сказать, чем дело закончится — даже я…
— Да что вы все о беде, да о беде… — рассердилась Манька. — Борзеевич, скажи им…
Но Борзеевич только шмыгнул носом и ничего не ответил. Он к чему-то прислушивался, поглядывая за горизонт.
— Видишь ли… Просто, Мань, весь белый свет на тебя ополчился и на землю твою. Раньше-то как герои в битву ходили? Человеческого народонаселения было больше — помогали, со спины прикрывали, радовались, а теперь и человек против тебя. Каждый в наше время думает: а не стать ли мне вампиром? А того не понимает, что вампир он только с одного конца. И идут по земле ни люди, ни вампиры. В уме вампир, а с виду проклятый. Мимо друг друга две души проходят, и ни одна мышца не дрогнет. Земля так изгажена, что с другого конца узнавать себя перестала. Не умеет.
Манька выслушала Дьявола — набежала туча на лицо. Она подошла к неугасимому дереву и попросила:
— Не давай их тут всех в обиду, а то они несут какой-то бред. Не пускай чужих! — Подошла к избам и попросила того же: — Не пускайте чужих, берегите себя…
Избы пригорюнились.
— Ой, Маня, уж если беда придет, то от тебя! — успокоил ее Дьявол. — Они столько лет прожили, думаешь, не разберут, кто свой, а кто чужой?
— С дуба упал? Памяти мне лишиться надо, чтобы врагом земле своей стать…
— Может и так статься, — не стал обнадеживать ее Дьявол. — Посмотри-ка на избы-то, вылупились, а все еще по миру ходят. Они за тебя больше переживают, чем ты за них! Тебе, Маня, победить надо, а не умереть, чтобы земля твоя могла бороться против зла… Человек духам, как знамя боевое, место, откуда плясать начинают. Они для человека выходят на тропу войны, а так мирно живут, с людьми не пересекаясь. То есть, пересекаются, конечно, но поглумились и ушли, не объясняясь. Все тут на тебе завязаны. Дерево для тебя, избы для тебя, водяные и лесные стараются, как человеку лучше. Они не рабы, не слуги, они опора тебе, мать и отец…
Уходили поздно вечером. Когда достигли края за предгорной грядой, земля еще на несколько метров передвинула себя в глубь государства, взбираясь в гору. Озеро теперь полностью было закрыто благодатной землей, и горная гряда принадлежала ей, обеспечивая надежное прикрытие со стороны дороги и гор. Земля неспеша выводила с лица следы недавней битвы: мазут и нефть горели, заволакивая небо дымом, воронки обваливались и затягивались корнями, кости разъедали черви и по крошкам утаскивали под землю. Манька и Борзеевич еще раз остановились у полуразложившегося скелета, который лежал лицом вниз.
— Кто же это их так-то?! Этак мы все царство-государство завоюем, и придется человеку или уезжать с этого места, или человеком становиться! — сказала Манька весело, повернув череп к себе лицом. — Похоже человек… Неужто, плохо бы ему в этой земле жилось? И зачем пошел воевать с нами?
— Да уж не за коровой и не за овечками… — о чем-то раздумывая, пробормотал Борзеевич, заметив еще один скелет. — Слыхал я и о таком, будто пустыней земля становилась лет на сорок… Вот, Маня, пройдет сорок лет, станешь дряхлой старушкой и сама на Небо попросишься. Выкорчуют тут все и назовут пустыней. А я-то все удивлялся, почему да как…
— Это вряд ли… Сорок лет не годы. У нее яблоки из моего сада есть, — ответил Дьявол.
— А почему пустыня? Тут же все есть! — удивилась Манька.
— Это для тебя есть и хорошему человеку. А вампиру пустыня, — ответил Дьявол. — И оборотням несладко.
— А вот и новый горох! — весело воскликнул Борзеевич, высыпая из пустой руки в карман целую горсть разноцветного гороха.
— Ты их сам родишь? — удивилась Манька, не в первый раз увидав, как и откуда у Борзеевича берется его грозное оружие. Раньше ей как-то в голову не приходило об этом задуматься. Не иначе свой горох Борзеевич сначала проверял на ней.
— А как же! — усмехнулся Борзеевич.
— Сам! — с сомнением фыркнул Дьявол. — Вывернул справа налево, и получилось: и я там жил, мед пиво пил, по усам текло, а в рот не попало!
— Как интересно… — сказала Манька, заметив, что Дьявола и Борзеевича нет рядом, а стоят они далеко.
Она ступила рядом с ними. Но полет оказался не таким легким, как когда она летела к своей земле. И когда ступила, Дьявол и Борзеевич опять были далеко, помахав ей рукой. И снова она ступила рядом…
У подножия первой горы ненадолго остановились, передохнули, и уже по знакомым ступенькам поднялись вверх. Вершину покорили за два дня. Гора стояла голая, снег остался только на самом пике, за километр до вершины. Почти всю дорогу бежали бегом, чтобы скрыться за первой вершиной, не привлекая внимание оборотней, которые рыскали вокруг благодатных земель. Кое-где стояли гарнизоны, вооруженные до зубов. Перед подъемом Дьявол обвалил лавину, чтобы прочистить путь. Высокой гора им не показалась, она была много меньше всех остальных. Ночевали в знакомых пещерах, а на вершине сумели помыться, как в прошлый раз. Спустились ко второй вершине за день.
Там, где они чуть не утонули, потеряв рогатину, Манька сразу заметила наросшее из нее неугасимое дерево, возле которого все еще было теплое зеленое лето. Дьявол все-таки сумел посадить ветку. Лес в долине за лето начал подниматься много гуще, молодая поросль была выше Борзеевича и разнообразнее, но не так, как на благодатной земле. Больше кустарники и высокие травы. Зато теперь здесь было много следов зверей, и чувствовали они себя здесь вольготно и безопасно. Следы уводили и влево и вправо по низине, на юг и на север, между двумя рядами горных хребтов. Здесь стояла багряная осень с ядреными рыжиками по всем угорам, прихваченным первыми заморозками, с веселыми стайками опят на поваленных лавинами подгнивающих стволах деревьев, с малиновыми от ягод зарослями шиповника, с орешником и высоким пожелтевшим разнотравьем диких сортов сорго и проса, мяты, осота, овсяницы, пикульника и ромашки.
— Чтобы внимание не привлекать, — пояснил Дьявол. — Сначала корень разрастется, потом дерево поднимется. Но не такое, как на земле. Здесь у нас небольшой узелок передающей станции. Основной сбор информации приходятся на Вершину Мира, там все государство, как на ладони… Так что, избы прекрасно осведомлены, где мы и какие вы ленивые…
