Боярин был еще более краток, чем генерал. Буркнул что-то неразборчивое, сунул мне в руку какой-то свиток и, отвесив общий поклон, ретировался. Не понял.
– Что это было?
– Хм… если перевести с языка Радомира Годиславича на русский, то он поздравил вас с чином и вручил благодарственную грамоту от имени его службы. Вообще-то, по правилам, подобные награды вручает глава ведомства, чьим успехам поспособствовал награждаемый, да, к сожалению, вы не входите в тот узкий круг людей, кто осведомлен о личности начальника Зарубежной стражи… – Усмехнулся Гдовицкой.
– И не надо. Еще не хватало самому в государственные тайны лезть. Ну их к лешему, – проворчал я, заслужив понимающие взгляды князя и генерала. А вот Ларс Нискинич выглядел удивленным. Ну да, конечно, с его точки зрения, нет ничего интереснее страшных государственных секретов…
– Ну, а мы с полусотником люди прямые, военные, нам тайны разводить ни к чему. – Ухмыльнулся Гдовицкой, кивая Ларсу, и тот тут же подскочил, вынимая из болтающегося у бедра некоего подобия «ташки» небольшой ларец благородного красного дерева. Перехватив шкатулку под днищем, Мстиславской одним движением повернул небольшие бронзовые защелки, и крышка ларца откинулась словно сама собой. Блеснули камнями и серебром богато украшенные затейливой чеканкой ножны длинного кривого ножа.
– Это благодарность от членов следственной комиссии, что сопровождали ваши ученики. Если бы не охранители… – Бйорн Орварович ненадолго замолчал, а потом махнул рукой. – Вон, Ларс Нискинич потом подробно обскажет, как дело было, а пока примите нашу благодарность.
Я бросил короткий взгляд на Телепнева, и тот украдкой показал мне десять пальцев. Значит, все живы-здоровы. Ну и славно!
Кивнул на коробку, и князь, в ответ, махнул рукой, дескать, не волнуйся, не отберу… Замечательно.
Наполовину вытащив клинок из ножен, я полюбовался на хитрый рисунок дамасской стали и, довольно крякнув, вернул нож на место. Рассыпавшись в благодарностях, я забрал у Мстиславского подарок, и его начальник, быстренько распрощавшись с нами, покинул кабинет вместе с Ларсом.
Дождавшись, пока за посетителями захлопнется дверь, Телепнев, ничтоже сумняшеся, отобрал у меня коробку и, вдоволь полюбовавшись ножом, со вздохом отложил его в сторону. После чего кивнул мне на кресло у своего стола.
– Ну что, Виталий Родионович, покуражились, пошутили, подарками разжились, можно и делами заняться, как считаете? – Моментально растеряв всю свою веселость, проговорил князь и подвинул в мою сторону кипу документов. – Здесь все расчеты по расширению этой вашей «тренировочной базы». Читайте, после обеда доложите свои предложения и замечания.
– Хм. Может, мне кажется, но по-моему, я все еще в отпуске, разве нет? – опешил я.
– Вот как? – Сделал удивленный вид князь. – Ошибаетесь, господин надворный советник. Как есть, ошибаетесь. Отпуск был вам дан по Правде, до прохождения испытаний на чин… Так что…
Глава 5
Как много нам открытий чудных…
Прежде чем забрать документы, приготовленные князем, я решил поинтересоваться, а собственно, за что меня благодарит Зарубежная стража, и развернул грамоту. Прочитав довольно короткий текст, я помотал головой и воззрился на своего шефа.
– Что, Виталий Родионович?
– Хм, ваше сиятельство, может, вы просветите меня по поводу этой бумаги? – Я приподнял лист грамоты. – Тут ведь нет ни слова о причинах награждения.
– Ну что вы, Виталий Родионович, кто же о таком в подобных бумагах писать станет? – С легкой улыбкой развел руками Телепнев. – То же дела государевы, о них молчать надобно.
– М-м, допустим. И что, тайны эти столь велики, что и награждаемый о них знать не должен?
– Хм. Официально, подчеркиваю, Виталий Родионович, сугубо официально грамота сия была вам пожалована за участие в пресечении деятельности некоторых лиц, направленной на умаление и ослабление нашего государства. Раздорина помните? Вот-вот, именно за него. Конечно, будь на то воля самого главы Стражи, он бы за этакое участие вас не то что наградить, а расстрелять повелел бы. Да государь заступился. Уж не знаю, чем вы его так заинтересовали, но… после вашей беседы в детинце, Великий князь, получив весьма сердитую записку главы Зарубежной стражи, по поводу некоего «слона в посудной лавке», зачитал этот доклад перед Кабинетом, после чего попенял автору на дурных подчиненных и выказал свое неудовольствие «работой иных чиновников, стремящихся списать свои неудачи и неуспеяния на злоумышленное противодействие подданных, в чьей верности государь не имеет никаких сомнений». Его высокопревосходительство намек понял правильно и… результат его понимания перед вами. Полагаю и доставил его именно тот человек, что подал главе Зарубежной стражи доклад о вашем «злоумышленном противодействии»… Прием вполне в духе его высокопревосходительства, знаете ли.
– То есть… – начал было я, но Владимир Стоянович меня перебил.
– Поздравляю вас, «князь». Теперь вы действительно можете считать себя принятым в свете. – Телепнев ухмыльнулся.
– Не понял, – честно признался я.
– Ну, какой же придворный без врагов? А у вас теперь появился довольно сильный противник. Так что можете не сомневаться, общество примет вас как родного. Еще бы, это ведь такой хороший повод для новых пересудов!
– Глава Зарубежной стражи? – Честно говоря, от такого предположения мне несколько поплохело. Встать на пути человека, возглавляющего разведку государства… легче сразу изобразить Анну Каренину… или хотя бы Берлиоза. М-да…
– Да что вы, Виталий Родионович, уж извините, но для его высокопревосходительства вы все же птица не того полета, по крайней мере пока. А вот боярин Шолка второго конфуза вам точно не простит, знаете ли, – «успокоил» меня князь. Стоп.
– Какого-такого второго? Это ж вы его велели скрутить, тогда, на дороге? – возмутился я.
– А вы присутствовали при его унижении. – Развел руками Владимир Стоянович. И ведь не возразишь. Эх, ладно… Будем надеяться, что все не так страшно. – Ну да ничего, поверьте, таких врагов-неприятелей у нас у всех хватает, так что не беспокойтесь раньше времени, – словно прочитав мои мысли, заключил Телепнев и, помолчав, вкрадчиво так заметил: – Право, мне куда больше интересно, что такого произошло во время вашей встречи с государем, что после нее он так о вас беспокоится?
– Извините, Владимир Стоянович, но о том я могу рассказать исключительно с разрешения его величества. Слово, – старательно контролируя ментальную защиту, проговорил я. Естественно, никакого слова я не давал, но… Логика подсказывает, что это была такая своеобразная форма извинения за жесткий допрос. Ну а то, что до меня не стали доводить этот факт специально, говорит только о том, что государь и секретарь его Кабинета рассчитывают на мое молчание… ответное, так сказать. А я не враг своему здоровью, так что лучше помолчу.
Князь смерил меня долгим взглядом и, поняв, что говорить я не собираюсь, почти незаметно кивнул.
– Что ж, Виталий Родионович, понимаю, и зла за ваше молчание не держу, – медленно проговорил князь. Я прямо-таки видел, как в его голове щелкают шестеренки. Кажется, Владимир Стоянович заинтересовался этим вопросом и теперь прикидывает варианты, как половчее разузнать причины такого благоволения государя… Ну и флаг ему в руки. У меня и других дел полно.
Поняв, что продолжения беседы не будет, я взял со стола папку с документами и покинул кабинет главы Особой канцелярии. Чтобы тут же попасться в руки его адъютанта. Вент Мирославич вручил мне обновленный печатный набор и, звякнув ключами, усмехнулся, кивнув на папку у меня подмышкой.
– Ну вот, становитесь настоящим чиновником, Виталий Родионович. Осталось только комнату вам подыскать, да стол с несгораемым шкафом.
– Это намек, Вент Мирославич? – Фыркнул я.
– О нет, сие есть факт, господин Старицкий. – Вздернул нос ротмистр, и я еле удержал улыбку. Уж очень похоже на цитату из фильма у него получилось.
