знаю, как кто-то из нас это переживет, — сказала Джула.
Послушницы Серого Класса тащились за Сестрой Сало уже несколько часов, и Джула высказала эту мысль по меньшей мере восемью разными способами с тех пор, как они спустились со Скалы Веры.
— Серый Класс ходит в поход каждый год, Джула. Крой ходила трижды! В первый раз она пошла, пробыв в классе неделю. — Рули, казалось, была счастлива выйти наружу и двигаться, ее щеки раскраснелись, глаза блестели.
— Но мы не тренировались! — Джула захромала дальше, жалуясь, что ее башмаки натирают.
— Мы уже прошли чуть-чуть, — сказала Ара. — Это и есть тренировка!
— Перестань ныть, Джула. — Клера плелась, не глядя по сторонам. — Обычно во время похода никто не умирает.
Они вышли из небольшой долины на открытое место, и лед-ветер, завывавший над бескрайними бесплодными полями, застал их врасплох. Нона пошатнулась, сгибаясь под ударами ветра. Двух послушниц перед ней бросило на колени. Таркакс просто наклонил голову и зашагал следом за Зоул, словно это был всего лишь легкий ветерок.
Полдень увидел, как они сгрудились под навесом коровника. В небе над ними висело солнце, огромное и багровое, но дававшее мало тепла, да и то ветер уносил в тот же миг, как оно появлялось. Нона жевала хлеб с сыром, глядя в никуда, ее мысли были заняты Раймелом Таксисом. Может ли быть, что его рука стояла за нападением тень-работницы в Академии? Или протест старшего академика был искренним — какой-то враг внутри самой церкви заставил Маркуса или его друга свести девушку с ума от ярости? Ей не хотелось думать, что это Маркус, но, возможно, для него клетка Гилджона была просто воспоминанием, сухим фактом, который можно было вынуть и изучать без всяких эмоций.
Туран Таксис поклялся в суде, поклялся перед императорским троном, что с этим делом покончено. Ее имя, Нона Грей, было произнесено в присутствии императора: ее мать должна была… Нона отмахнулась от этой мысли. Она была вся в крови, когда покидала деревню, и, хотя кровь давно смыли, пятна никогда не исчезнут.
— Говорят, на побережье неприятности, — прервала Дарла размышления Ноны.
— Неприятности? — Нона вспомнила пиратские набеги. Без них Шерзал не осмелилась бы прийти в Истину и рисковать навлечь на себя неудовольствие брата.
— Из Дарна приплыла настоящая армия. Регулярные войска на пиратских барках, просто не в форме. И Крусикэл вызвал генерала Катрада с границы со Скифроулом.
Нона посмотрела на Дарлу:
— Откуда ты все это знаешь? — Обычно именно Ара знала все о мире.
— Мой отец — офицер в штабе Катрада. Он приехал раньше генерала, чтобы собрать разведданные. — Дарла кивнула. — Он говорит, что корсары высадились на берег и послали отряды рейдеров вдоль северных льдов, в то время как император и Велера связаны у Хониспорта.
— Значит... не подходить слишком близко ко льду?
— Да, если только ты не хочешь воевать, — сказала Дарла.
— Мы воюем? — Нона и не подозревала, что все так плохо.
— Мы воюем всегда. — Дарла пожала плечами. — Пока лед не сомкнется, у нас всегда будет война — так говорит мой отец. Разница лишь в том, как это называть. Сейчас это называют рейдами. Церковь должна будет сыграть свою роль. Как ты думаешь, чем так занята настоятельница? Говорят, она даже была при дворе!
— И они посылают нас в поход? Во время войны? — спросила Нона.
Дарла снова пожала плечами:
— Формально мы будем спасаться от войны. Кринг находится в противоположном направлении. Наверное, поэтому они и выбрали его в этом году. В прошлом году нам пришлось добираться до острова Хэрн, это у побережья. И вообще, поход — одна из самых древних частей обучения монахини. Говорят, какое время — такое и обучение. Если впереди нас ждет открытая война, то не удивительно, что нас посылают в эту...
Шагая по дорогам и тропинкам в самом сердце империи, Нона вспоминала о путешествии с Гилджоном, хотя дороги, которые он выбрал, были более темными, и идти приходилось гораздо меньше. И все же, когда дул лед-ветер, все вокруг принимало тот же унылый вид, не лишенный определенной красоты. Тонкий слой ледяного снега покрывал поля, скрывая посевы. Большинство из них восстанавливалось — фермеры выращивали породы, которые восстанавливались, — но, когда наступал достаточно длинный период ветра Коридора, кое-кто всегда рисковал посеять что-нибудь более ценное и уязвимое, надеясь собрать дорогой урожай. Живые изгороди стояли под толстым слоем льда, который покрывал каждую ветку, притуплял шипы, блестел и сверкал, делал их ненастоящими, держал под стеклом — можно видеть, но нельзя трогать, — словно клал на хранение... на некоторое время. Однажды это будет навсегда.
В лесах стояли винт-сосны и мороз-дубы, увешанные сосульками; их было много, и они густо свисали со всех ветвей, некоторые длиннее руки Ноны. В разгар лед-ветра фокус не мог полностью растопить лед, и каждую ночь сосульки росли и множились, пока ветер наконец не ослабевал или огромная тяжесть льда не разрывала дерево на части. Проходя через леса во время лед-ветра, люди могли погибнуть. Когда приходил фокус, каждая ветка каждого дерева могла за считанные минуты сбросить вес человека и даже больше в виде сосулек длиной в ярд, превращая любой лес в кошмар из вонзающихся ледяных копий.
К вечеру они миновали городок Аверин и поднялись на гребень невысокой гряд ы холмов, откуда было видно, как река Грохот извивается в сторону Марна. Сестра Сало нашла им ночлег в сарае для сена неподалеку от реки и неизобретательно названной деревушки Мост, которая располагалась по обе стороны длинного каменного моста, перекинутого через Грохот.
— Ты знаешь, почему ее называют Грохот? — спросила Джула, пока Нона возилась среди сена.
— Нет. — Два года назад постель из сена показалась бы роскошью. Теперь она была колкой и вызывающей зуд, а сарай — ящиком со льдом. Нежное Милосердие,
