И Мец не собирался признавать поражение.
Ради блага сестёр.
Тройняшки росли в совершенно неправильной семье. Не было у них перед глазами примера женщины, которой они могли бы подражать. В смысле, мама-то, конечно, была человеком хорошим и вела себя, как полагается, да вот только счастья ей это не приносило. А кто из семьи Праведных был ближе всего к понятию счастья? Да те, кто демонстрировал силу. Силу магии или силу кулаков. Так что пример сестрички брали с самого Меца, в меньшей мере, да Ростинки-Ганнибала — в большей. Всё же, Ростинка была девушкой. Хоть и с зашитым в душу карфагенским полководцем.
Потому и неудивительно, что близняшки росли не дурами подраться. Да, магию они знали плохонько, но… их было трое. Всегда трое. И они только недавно вошли в возраст, в котором мальчики начинают становиться сильнее девочек по биологическим причинам.
Для их же блага было как можно быстрей усвоить, что драки — это не женская стезя. И потому нельзя поддаваться. Чтобы не создавать у них иллюзий, что на этом поле они смогут вечно обыгрывать мальчишек.
Именно потому Мец мгновенно собрался. Он двигался, как в настоящем бою, стараясь не допустить попадания единого снежка. И пусть мышцы были почти не разогреты, но тело… это было почти то самое тело, управлять которым он учился последние девятнадцать лет. Не мелкое худенькое девчачье, едва собственный вес способное волочить, если не подмешать немного колдовства.
Сестрички едва успели среагировать, когда старший брат внезапно оказался рядом с ними и начал методично, быстро, но плавно и мягко швырять их в сугроб: именно туда, откуда они сами недавно сняли крепкую жёсткую ледяную корку. Лишь одной из них, Радке, удалось зацепить бывшего самурая, влепить снежком в бочину в самый последний момент. Не критично, но обидно. Особенно обидно, что несмотря на некоторую чуждость восстановленного тела, — оно было очень похожим, но Мец чувствовал определённую степень расхождения со своей старой оболочкой, — не удавалось на неё списать этот казус. Это сам пан Праведный допустил ошибку недооценив прыть сестрицы.
Однако шутливый бой подошёл к концу. Тройняшки валялись в сугробе, кто вверх ногами, а кто — частично утонув в снегу, и весело дёргая конечностями, смеялись. Лишь Даска слегка морщилась да старалась поменьше двигать левой рукой.
Мец неторопливым движением вернул оружие на место и одарил девочек хмурым взглядом.
— Это что у нас выходит? Меня не было неполную неделю, а вы уже прогуливаете? Сейчас будний день! Вам учиться надо!
— А мы не прогуливаем! — поспешила оправдаться Сарка, поправляя съехавшую во время падения в сугроб шапочку.
— У нас училка по лит-ре кони двинула! — пояснила Радка.
— Да и всё равно, этот предмет бесполезен! Читать мы давно умеем, а эти сочинения древних писак, ничего не знающих о нашей жизни, — просто чушь свинячья! — заключила Даска.
Мец нахмурился и обжёг сестричек самым строгим взглядом из всех возможных.
— Нельзя радоваться тому, что учитель умер, как этому радуетесь вы.
Ответ был дан тремя голосами разом.
— Так её же оживя-ят по страховке! — ответили близняшки, а затем продолжила одна только Сарка. — Просто пока не успели. Там очередь большая.
Молодой человек поморщился.
— Ладно… рассказывайте, с кем подрались.
— Ни с кем!
— Мы были милашки!
— Как мышки!
— Как кексики!
— Как мышки-кексики!
И вновь они заговорили хором.
— Со сгущё-ёночкой!
А затем Даска добавила тихонечко сдавленным голосом.
— Или вишнёвым джемом.
Мец сделал шаг к последней, опустился на корточки и решительно потянулся к сестрице, делая вид, что хочет взять её за руку. За ту самую, которую девочка старательно берегла.
Стоило Даске испуганно сжаться, как молодой человек тотчас же замер.
— Вы кого обмануть пытаетесь? — спросил он устало. — Я был там, где поливают кровь, всю предыдущую жизнь. Я знаю, как выглядит человек, у которого что-то болит. А у тебя болит рука. Там небось синяк от локтя до самого плечевого сустава. Кто его поставил?
Даска насупилась.
— Папа.
— Она за меня вступилась, — поспешила оправдать сестрицу Сарка.
Мец недовольно цыкнул зубом.
— Стоило мне отвернуться… стоило всего на недельку умереть… он вообще страх потерял…
Молодой человек выпрямился и решительно размял шею.
— Пришло время положить этому конец.
— Ага, конец… — безысходно вздохнула Радка. — У него работа, в отличие от тебя, нормальная. Твоих денег не хватит содержать семью.
— Зато пятак разобьёт! — добро гыгыкнула Даска, поднимаясь на ноги.
— Да нет, девочки, — поправила их Сарка, успевшая уже устранить любые признаки своего недавнего пребывания в сугробе, — невнимательные вы. Я одна заметила, что у Мецика синай больше не в оплётке?
— Хм… действительно, — пробухтела Радка. — Я как-то не смотрела туда. Да и мечей теперь два. Кстати, с чего бы два, братец? Ты разве имеешь право на два меча?
— Ага! Тем более, что это не дайсё, а дайдай, — ехидно добавила Даска.
Мец опустил голову и улыбнулся. Он был доволен. Доволен собой. И доволен тройняшками.
— Теперь я имею право на два меча. Вы всё правильно поняли.
— Кто? — нетерпеливо спросила Радка.
— Лешая.
— Богиня? — удивились девочки. — Козы-ы-ырно!
— Козырней некуда, — согласился с ними бывший самурай. — Ладно… пришло время мне становиться мужчиной в доме.
И Мец зашагал решительно к дому. А следом за ним семенили тройняшки, весело перешёптываясь и перехихикиваясь. Ухо молодого человека улавливало отзвуки разговоров: чай голоса у сестричек звонкие, молодые. За те пятьдесят метров, что нужно было преодолеть по дороге к подъезду, малышки уже успели прийти к выводу, что “Мецик” стал официальным некромагом, и теперь имел право вообще на всё. И под этой эгидой девочки начали выдумывать казни для папеньки. И чем дальше, тем эти казни становились разом и нелепей, и, если кому придёт в голову реализовать нечто подобное, страшней.
Сказать по чести, имелось у пана Праведного такое недостойное желание, сделать былью некоторые из фантазий младшеньких. Уж больно много ненависти было у него к форгерийскому отцу. К этому жалкому и ничтожному мусору, который верил только в силу кулаков и крепость спирта. Однако существовали в жизни моменты, когда тебе не нужно делать что-то просто потому, что ты это можешь. Да и сами мелкие, на самом деле, узрев на практике воплощение фантазий, стали бы отнюдь не столь улыбчивы, сколь улыбчивы были сейчас.
А Мецу очень хотелось, чтобы его сёстры улыбались.
Чтобы все родные улыбались.
Кроме отца.
И кроме Ростинки.
Грустно это всё, конечно же. Но иногда, чтобы сохранить жизнь, надо отсечь больную конечность.
Чтобы сохранить семью, нужно избавиться от тех, кто для неё опасен.
Оказавшись в здании, молодой человек решительно прошёл мимо лифта и зашагал далее, вверх по лестнице. Тело требовало движения. Просто, чтобы хоть чуточку остудить кипящую внутри кровь. Да и не имелось у Меца ни малейшего желания ждать лифтовой кабины. Хотелось оказаться дома как можно скорей.
Лишь оказавшись у дверей самоучка осознал, что желания ослепили его разум.
Какой смысл был торопиться? Будний день ведь. Сам же отчитывал только что тройняшек за прогул. А школьники, всё же, покидают школы раньше, чем это делают люди, обременённые трудовыми обязанностями. Даже такие, как отец.
Быть может ещё в понедельник имелся какой-то шанс найти того “болеющим” дома. Но со вторника по пятницу он стабильно находился на работе. Всё же, при всех своих недостатках, мужчина умудрялся удерживаться за источник, пусть небольших, но стабильных доходов. И тут уж не важно, каким образом: за счёт знакомств ли, за счёт наработанного годами навыка ли.
Но сейчас и это не имело значения. Больше не имело.
Резкое исчезновение в конце маршрута добычи, которую хищническая натура Меца желала сцапать, сильно ударила по настроению. Молодой человек ощутил, как мышцы теряют тонус, как сердце начинает медленней стучать. Казалось, будто бы все силы просто высосали. Но лишь казалось. Пан Праведный отлично понимал, что организм банально решил сэкономить силы, которые обязательно потребуются попозже. Но мозг, после управления телом бодрым, лёгким, идеально реагирующим на малейшие импульсы и команды, столкнувшись с чем-то настолько неуклюжим, слабым и тряпичным, интерпретировал ситуацию вполне конкретным способом.
