— Этот человек убит. Убит тем же оружием, от которого пострадал Рикори. На этот раз более умело.
— Да? — спокойно спросил Мак-Кенн. — С этим человеком были только его жена и ребенок. По-вашему, это они убили его, как вы говорили на нас с Полем?
— Что ты знаешь, Мак-Кенн, и как ты попал сюда?
Он терпеливо ответил:
— Меня не было здесь… Это случилось в два часа ночи. Молли позвонила мне с час назад.
— Ей повезло больше, чем мне, — сказал я сухо. — Ребята Рикори ищут тебя с часу ночи.
— Я знаю, но я уходил по делам босса и вашим. Во-первых, я хотел узнать, где племянница этой дикой кошки держит свой маленький автомобиль. Я нашел, но поздно.
— Ну, а люди, которые должны были наблюдать?
— Слушайте, док, поговорите с Молли. Я боюсь за нее. Ее поддерживает только то, что я говорил ей о вас.
Мы вернулись в комнату. Женщине было не более двадцати семи — двадцати восьми лет. При обычных обстоятельствах она была бы очень хороша. Теперь ее лицо было смертельно бледно, глаза полны ужаса, граничащего с сумасшествием. Глаза глядели на меня, не видя. Она все время растирала губы концами пальцев. Девочка лет четырех продолжала беспрерывно плакать.
Мак-Кенн встряхнул ее за плечи.
— Кончи это, Молли, — сказал он грубо, но с жалостью. — Вот док.
Женщина посмотрела на меня и спросила со слабой надеждой: “Он жив?” Она прочла ответ на моем лице и закричала: “О, Джонни, Джонни, родной! Умер!” Потом взяла на руки ребенка и сказала почти спокойно: “Успокойся, крошка, мы скоро увидимся с ним”.
Мне бы хотелось, чтобы она заплакала; этот глубокий страх, не оставляющий ее глаз, был слишком силен, он как бы закрывал все выходы для горя. Ее мозг длительное время не мог вынести такое напряжение.
— Мак-Кенн, — прошептал я, — скажи ей что-нибудь, сделай что-нибудь, что хоть немножко подбодрит или отвлечет ее. Сделай так, чтобы она сильно рассердилась или заплакала. Все равно, что.
Он кивнул. Потом выхватил ребенка у нее из рук, спрятал его за спиной, близко наклонился к ней и грубо спросил:
— Ну-ка, скажи начистоту, Молли, почему ты убила Джона?
На минуту она замерла, не понимая. Затем вся вздрогнула. Ужас исчез из ее глаз, и они заблестели от бешенства. Она бросилась на Мак-Кенна и принялась бить его кулаками по лицу.
Я поймал ее за руки. Ребенок кричал.
Напряжение ее тела ослабло, руки бессильно опустились. Она соскользнула на пол и положила голову на колени. И слезы пошли. Мак-Кенн хотел поднять ее и успокоить.
Я остановил его.
— Пусть поплачет. Для нее это лучше всего.
Немного погодя она взглянула на Мак-Кенна и спросила тихо:
— Ты ведь не думаешь этого, Дан?
— Нет. Я знаю, что это не так. А сейчас расскажи все доку — и скорее.
Она спросила довольно спокойно:
— Вы будете задавать вопросы, доктор, или мне просто рассказывать?
Мак-Кенн сказал:
— Расскажи так, как рассказала мне. Начни с куклы.
Я кивнул. Она начала.
— Вчера перед обедом Дан приехал и повез меня покататься. Обычно Джон не приходит… не приходил домой до шести. Но вчера он беспокоился обо мне и приехал домой рано, около трех. Он любит… любил Дана и настоял, чтобы я поехала.
Я вернулась около шести. “Пока ты отсутствовала, Молли, дочурке прислали подарок, — сказал он. — Это опять кукла. Я уверен, что это прислал Том”. Том — мой брат.
Я открыла коробку на столе. Там лежала чудеснейшая кукла. Маленькая девочка, но не ребенок, а лет двенадцати. Одета ученицей, с книжками через плечо, высотой около тридцати сантиметров. Личико как у ангелочка. Джон сказал: “Адрес был на твое имя, Молли. Я подумал, что там цветы, и вскрыл посылку. Просто так и ждешь, что она заговорит, правда? Эта кукла — портрет. Я уверен, что он сделан с живой модели”. Я тоже решила, что куклу прислал Том, он уже дарил моей дочери куклу. А моя подруга… которая умерла… рассказывала мне, что женщина, которая делает кукол, просила ее позировать для нее. А когда я спросила Джона, не было ли там записки или письма, он вытащил из кармана странную вещь — веревочку из волос, завязанную узелками. “Вот что там было… Удивляюсь, что за фантазия у Тома”, — сказал Джон. Он положил веревочку обратно в карман, и мы забыли о ней.
Маленькая Молли спала. Мы поставили куклу так, чтобы она сразу увидела ее, как только проснется. И Молли не могла от нее оторваться, когда увидела ее.
Когда она ложилась спать, я хотела забрать куклу, но она расплакалась, и пришлось куклу оставить. Перед сном мы подошли к колыбельке, она стоит в спальне, в углу, у окна. Джон сказал: “Господи, Молли, я бы не удивился, если бы кукла встала и пошла. Она выглядит такой живой, как наша дочурка! Для нее позировала прелестная девочка”. И это было так. У нее было прелестное доброе личико. О, доктор, это было так ужасно, так ужасно…
Я увидел, что страх опять появляется в ее глазах.
Мак-Кенн сказал:
— Держись, Молли.
Она продолжала:
— Я попыталась оторвать куклу, боясь, что во сне Молли может помять ее, но Молли крепко ее держала и мне не хотелось беспокоить ее.
Когда мы раздевались, Джон опять вынул из кармана волосяную веревочку. “Странная штука, когда увидишь Тома, спроси, что это такое”, — сказал он, потом сунул ее в ящик стола у кровати и заснул. Потом заснула и я… Потом я проснулась… или думала, что проснулась… Не знаю, спала я или нет… и все же… О, господи, я слышала, как умирал Джон.
И слезы снова брызнули из ее глаз.
— Если я проснулась, то от странной тишины. Она бывает только во сне, такая тишина. Мы живем на втором этаже, и к нам всегда доносятся звуки с улицы. Я прислушивалась, пытаясь уловить хоть малейший шум. Я даже не слышала дыхания Джона. Что-то жуткое было в этой тишине. Я хотела разбудить Джона, но не могла ни двигаться, ни крикнуть. Занавески на окнах были наполовину опущены. Слабый свет проникал из-под них с улицы.
И вдруг он исчез. Комната погрузилась во мрак. И затем появился зеленый свет, но не снаружи. Он был в самой комнате! Он слегка разгорался и угасал, разгорался и угасал, но после каждого угасания становился все ярче. Он был как свет, но это не был свет — он сиял, был повсюду, под столом, под стульями — он не давал тени! Я могла видеть все в комнате, видела дочурку в колыбели и голову куклы у нее на плече.
И вдруг кукла зашевелилась! Она повернула голову, как бы прислушиваясь к дыханию ребенка, и положила ручки на руку ребенка. Рука упала. Кукла села! Теперь я была уверена, что это сон. Странная тишина, странный зеленый свет и это… Кукла упала через стенку колыбельки на пол. Затем добежала вприпрыжку до кровати, как ребенок, таща за собой свои учебники на ремешке. Она поворачивала голову во все стороны, как любопытное дитя.
