Неожиданно к нашему столу подошла девушка, невысокая, худенькая с ярко-рыжими волосами. Она внимательно оглядела меня, после чего обратилась к Миле:
— А ты что, новенькая — особенная? С нами сидеть не хочешь?
— Нет, не хочу, — спокойно ответила Мила.
— Ладно, сидеть можешь где хочешь, — «разрешила» подошедшая. — Но ты должна Марине десерт!
— Марина так любит десерт? — поинтересовалась Мила.
— Любит, — ответила девушка.
— Ну, так отдай ей свой!
Подошедшая растерялась, некоторое время думала, что ответить, после чего выпалила:
— В общем, моё дело — передать! Ты должна Марине десерт!
— Твоё дело — быть на побегушках, — спокойно сказала Мила. — Поэтому беги давай отсюда! А Марине передай, если хочет получить десерт, пусть сама за ним придёт, а не посылает своих куриц.
Девушка покраснела, бросила на Милу испепеляющий взгляд и медленно произнесла, смакуя каждое слово:
— Я бы на твоём месте боялась Марины! Была у нас тут одна, типа тебя, наглая. Марина ей разбила лицо!
— Ну вот ты и бойся, — спокойно сказала Мила. — И вали уже, пока я сама тебе лицо не разбила!
Рыжая на всякий случай отошла и злобно прошипела:
— Ты не знаешь, с кем связываешься!
Девушка быстро ушла, а я посмотрел на Милу. Ни один мускул не дрогнул на её лице, ни одной эмоции не проявилось — просто невероятная выдержка. И ещё мне стало смешно от фразы «ты не знаешь, с кем связываешься». Знали бы они сами, с кем хотят связаться. Угрожать разбитым лицом девушке, которая два дня назад глазом не моргнув размозжила камнем голову вооружённому бандиту — это было опрометчиво.
— Кто такая Марина? — поинтересовался я.
— Не знаю — ответила Мила. — Если сейчас придёт — увидим. Наверное, та курица, что вчера мне пыталась объяснить, насколько орки крутые.
Я заметил, что слово «курица» было у моей подруги любимым при описании её соседок по спальне.
Марина пришла очень быстро. Это оказалась крупная девушка, довольно симпатичная, но лицо её было искажено гримасой злости. Она встала слева от Милы и презрительно её оглядела.
— Новенькая! Ты совсем страх потеряла? — возмутилась Марина. — Тебе что было сказано? Где мой десерт?
— Откуда мне знать, где твой десерт? — спокойно спросила, Мила, сделав акцент на слове «твой». — Мой вот на тарелке лежит.
Марина ухмыльнулась, накрыла правой ладонью лежащий на тарелке пряник, левую тоже положила на стол, немного пригнулась, опершись на руки, и с чувством полного превосходства заявила:
— Был твой — стал мой!
Мила не ответила ни слова. Она взяла вилку и резко с размаху пригвоздила левую ладонь Марины к столу. Любительница чужих десертов закричала во всё горло, убрала правую руку с пряника и, морщась от боли, вытащила вилку из левой руки.
— Психопатка! — заорала Марина, и в глазах раненой девушки я заметил настоящий животный страх, и ещё я очень хорошо его почувствовал.
— Следующий удар будет ножом и в горло, — как ни в чём не бывало, сказала Мила, взяла со стола пряник и принялась его распаковывать.
Жутко стало даже мне, что уж говорить про Марину, которая, прижимая к груди окровавленную ладонь, побежала к выходу из столовой.
Мила распаковала пряник, откусила от него кусочек, запила чаем и сказала:
— Вкусный. Очень свежий.
Она это сказала так, словно ничего не произошло, будто не бежала сейчас несчастная Марина с окровавленной ладонью в медпункт. Или это была супервыдержка, или мне стоило самому начинать опасаться своей подруги.
Внешне Мила выглядела чистым ангелочком — хрупкая блондиночка с длинными прямыми волосами, белой кожей, огромными зелёными глазами и красивой грудью. Но что было внутри этой девушки — не знал никто.
То, с каким спокойствием эта милашка пригвоздила к столу руку Марины из-за небольшого конфликта, заставляло насторожиться. Впрочем, возможно, так и стоило себя вести в этом месте. Неизвестно, чего захотела бы наглая девушка в следующий раз. Да и сам я накануне сломал человеку нос в ситуации, когда, возможно, хватило бы жёсткого разговора или двух ударов по рёбрам. Так что уж кому и стоило осуждать Милу, так точно не мне. Но я и не осуждал — мы с ней стоили друг друга.
Мила так аппетитно ела пряник, что я решил от неё не отставать и вернулся к отложенной сосиске. А вот, кроме нас двоих, в столовой никто больше не ел. Все находившиеся в помещении ребята и девушки не сводили глаз с нашего столика. Особенно был впечатлён толстый бывший орк с повязкой на лице.
— Хороший пряник, — сказала Мила, допив чай. — Очень вкусный. За такой можно и убить.
Моя подруга, судя по всему, пошутила, но мне стало не до смеха. Я отчётливо ощутил, что в этой шутке была очень большая доля правды и что эта девушка способна на многое. И мне показалось, я понял, за что Мила попала в выбраковку.
— Держи мой, — сказал я и протянул подруге свой пряник. — Я не люблю сладкое.
— Спасибо! — ответила Мила и подарила мне очаровательную улыбку.
Однако насладиться вторым пряником моей подруге не удалось, равно как и мне доесть сосиску. В столовую влетел запыхавшийся заместитель директора, подбежал к нашему столику и, брызгая слюной, заорал:
— Вы что творите?!
— Завтракаем, — ответил я. — А что?
Заместитель директора не ожидал такого ответа, видимо, думал, что мы сразу же начнём извиняться и просить прощения. Он выпучил глаза, немного попыхтел, подбирая слова, и заорал ещё громче:
— Быстро к директору!
Глава 10
Когда мы вошли в кабинет директора реабилитационного центра, он сидел за рабочим столом и рассматривал какие-то бумаги, как мне показалось, наши с Милой личные дела.
— Приезжаю я из столицы, не успеваю даже дойти до кабинета, как мне сообщают, что один из вчерашних новеньких избил соседа по комнате, да так, что сломал ему нос, — пробурчал директор, даже не посмотрев на нас. — Не успеваю я переварить эту информацию, всё же дохожу до кабинета, и мне сообщают, что в столовой второй новенький проткнул кому-то вилкой руку. Отличное начало дня.
Директор поднял взгляд с бумаг на нас и с нескрываемой злостью сказал:
— Андреев, Чернова, вы что творите? Вы же эльфы! То есть, я понимаю, что вы люди, раз попали сюда, но воспитывали ведь вас как эльфов! Что же вы тогда ведёте себя как самые отмороженные орки? Я уже давно не припомню, чтобы два таких ЧП произошли за одни сутки! Как это понимать?
— Вопрос не к нам, — неожиданно грубо ответила Мила.
— А к кому?
— Не знаю, возможно, к пострадавшим. Пусть объяснят, почему с ними это произошло.
— Я допускаю, что между вами могло произойти недопонимание, — директор немного смягчил тон, видимо, имена пострадавших ему были хорошо знакомы, и он догадывался, что они могли, так сказать, сами напроситься. — Но надо же учиться избегать конфликтов! Всегда есть выбор и возможность решить проблему мирно!
— Выбор у вас здесь небольшой, — ещё более резко сказала Мила. — Или бьёшь ты, или тебя. А я не привыкла, чтобы меня.
— Не спорю, контингент у нас ещё тот, — согласился директор. — Частенько попадается самая что ни на есть выбраковка, уж простите мне это слово. Ещё и постоянная текучка — нет сложившегося коллектива, устоявшихся отношений. Постоянно меняются лидеры, постоянно кто-то самоутверждается за счёт других.
Директор замолчал, некоторое время смотрел на нас, о чём-то думал, затем сказал:
— Ладно, вижу, вы неглупые ребята, и допускаю, что вас спровоцировали. И я даже готов простить вам эти проступки и не указывать их в характеристиках, когда буду отправлять вас дальше. Но для этого вы должны не допустить впредь подобного!
— Мы сделаем для этого всё, что от нас зависит — сказал я.
— Вам всего-то нужно месяц продержаться, — усмехнулся директор.
— Месяц? — переспросили мы хором.
— А вы что, собирались здесь на всю жизнь остаться? Наше учреждение в своём роде перевалочный центр, где за месяц мы должны посмотреть, появится ли у вас Дар, после чего отправить вас дальше. Или в академию для одарённых, или, если Дара не окажется, в один из обычных колледжей-интернатов, где вы получите полное среднее образование и какую-нибудь профессию, например, парикмахера или повара. В большинстве случаев Дар проявляется в день шестнадцатилетия. Иногда спустя несколько дней от этой даты. Но за месяц всё становится ясно наверняка.
