Млада не могла уйти дальше – ноги не слушались. Она сидела там, где силы покинули её, и вздрагивала от озноба в разгар лета. Одна. Больше в лес никто не побежал. Босых ступней касались прохладные стебли травы – Млада даже не успела обуться. Влажная от росы земля промочила рубаху. По руке полз муравей. Бузина шелестела над головой.
С тех пор Млада ненавидит запах бузины…
– Млада! Проснись! Ты чего? – кто-то настойчиво тряхнул за плечо.
– Прочь! – она вскочила, зажмурившись. Махнула рукой. – Уходи!
Тихий вскрик – и брякнул упавший на пол светец. Лучина погасла. Снова стало темно. После короткой, перемешанной с гневным бормотанием возни огонёк снова зажёгся.
– Глянь на неё! Совсем шальная, – поражённо проговорила из своего угла Малуша, посматривая на трущую ушибленную щёку Раску. – Говорила же тебе: не лезь.
– Дык она выла так, что стража на улице, небось, услыхала!
Млада отняла ладонь от бедра, к которому прижала её в надежде нащупать кинжал. И хорошо, что его не оказалось. Иначе Раска могла пострадать ещё больше. Ладно если порезом отделалась бы, а то ведь сдуру и насмерть можно пырнуть. Соседки застыли на своих местах, поглядывая недоверчиво и с лёгким отвращением. Так на улице смотрят на ободранную полоумную нищенку честные горожане, проходящие мимо.
– Прости, Раска, – Млада вздохнула и прислонилась спиной к прохладной стене. Сжала пальцы, до боли вонзая ногти в ладонь. – Просто скверный сон. Пёс знает, что на меня нашло.
Девчонка поморщилась и ещё раз тронула скулу.
– Коли синяк будет – так и скажу, что это ты меня побила, – она вдруг облегчённо улыбнулась.
– Скажи. Этому никто не удивится.
– Эдак ты нас тут всех синяками отметишь, если каждый раз спросонья кулаками будешь махать, – проворчала Малуша, снова укладываясь.
Это уж точно. Проклятый сон. И с чего бы ему снова становиться таким ярким, будто всё произошло только вчера? Не иначе виновато возвращение на земли, которые за много зим забылись так крепко, что уже и родными-то не казались. Хоть смутно помнила Млада и этот холм, где сейчас стоит Кирият, и озеро, примыкающее к нему с северо-запада. Раньше тут были деревни. Давно. Говорят, многие из них погибли так же, как и Речная. Истреблены жители, сгорели дома… И землю её, верно, топтали косматые кони тех же черноглазых всадников, впечатывая в неё кровавые следы подков.
Подохнуть бы вельдам в Пекле! Каждому из них.
Долго бы ему пустовать, холму, омытому людской болью, если бы Кирилл не возвёл здесь город. И за суетой развернувшейся вокруг жизни как будто забылось всё, что произошло какой-то десяток лет назад. Или попросту люди об этом молчали. Млада же по дороге в Кирият нарочно обошла стороной то место, где раньше стояла Речная деревня, пусть её и тянуло туда, как воловьей упряжью. Хотелось взглянуть на неё ещё раз, напитаться злостью сызнова. Посидеть на берегу Нейры под ивами, пройти тропой, которая увела её далеко от дома, сгинувшего в пожаре. Но она только ехала по Южном тракту, не сворачивая. Теперь думала, что, может, и надо было потратить лишний день, но дойти. Ведь больнее уже не будет. Никогда.
Соседки снова улеглись спать, а Млада так и не сомкнула глаз до самого утра, чувствуя, как отвратительной многоножкой елозит по хребту сегодняшний сон. Всё никак не хочет уходить. Изводит. Косое, бледное пятно света упало через окно на стену и поползло вниз. Где-то в городе, а может, и в детинце, звонко заорал петух.
Тихо посапывала Раска, Малуша спала неспокойно и постоянно ворочалась, сбивая в ком простынь. Показалось даже, что всплакнула. Млада прикрыла веки, полежала так немного и решила вставать. Всё равно уже не уснуть.
В клети было зябко: хоть и жарко днём, а всё ж осень на дворе – по ночам одно что не подмораживает. Млада, чувствуя тяжесть бессонной ночи и нетерпение требующего разминки тела, села на лавке и опустила ноги на холодный пол. Отдёрнула на миг, морщась, но усилием воли встала. И только потом открыла глаза. Стараясь не шуршать и не греметь ножнами, она собралась и вышла во двор.
Тут же остатки сна смахнуло прохладным утренним ветром. Рассвет уже разлил по лёгким облакам зыбкий пурпур, но, будто наигравшись, в следующий миг заменил его сияющим золотом. Вдалеке, в тёмных зарослях деревьев, которые отсюда нельзя было разглядеть, звонко чирикали зарянки. Млада, на ходу надевая перчатки и разминая плечи, пошла к ристалищам. Город и детинец ещё спали, не нарушая утреннюю тишину гулом голосов и обычных дневных звуков; только у южных ворот стражники менялись на посту, лениво поругиваясь между собой.
Но оказалось, что выйти поутру на пустующие ристалища решила не одна Млада.
В разбавленных солнцем сумерках разминался незнакомый светловолосый мужчина; по земле за ним послушно скользила вытянутая бледная тень. Он легко управлялся с длинным полуторным мечом, искусно выполненным и явно хорошо сбалансированным. Разминался вдумчиво и последовательно, заставляя работать каждую мышцу. Прохлада, видно, совсем его не беспокоила: обнаженная широкая спина лоснилась от пота, но дыхание не было тяжёлым, да и движения, уверенные, плавные, говорили о том, что он устанет ещё нескоро.
