— И ты не заметил ничего необычного до этого?
Расхититель могил ответил, что нет, не заметил. Доктор отвернулся и стал рассматривать само захоронение, потом все пространство, принадлежащее семье, затем землю под ним. Он пристальным взглядом окинул ряд деревьев справа, росших вдоль дорожки, за которой была каменная стена, скрытая сейчас за раскидистым кустарником.
— Очень любопытно, — пробормотал Доктор снова.
Он стряхнул с себя задумчивость, и его тон резко изменился: только что он был погружен в размышления, но тут вдруг заговорил твердо, даже жестко.
— Тайна все глубже и непостижимее, но к цели нашего приезда сюда это не имеет отношения. Копайте могилу, мистер Грей. И ты тоже копай, Уилл Генри. Мы вернемся с рассветом и будем молиться, чтобы с первыми лучами солнца удача вернулась к нам. Возможно, дневной свет выявит те улики, которые скрывает ночная тьма. Пошевеливайся, Уилл Генри! Надо закончить поскорее.
И он оставил нас, поспешив к деревьям, низко светя перед собой факелом, наклоняясь вперед по мере того, как продвигался, переводя огонь то вправо, то влево и постоянно бормоча что-то себе под нос.
— На его месте я бы не приближался к тем деревьям, — мрачно сказал Эразмус Грей. — Но я и не охотник за монстрами, так ведь? — Он похлопал меня по плечу твердой мозолистой рукой: — Давай-ка пошевеливаться, Уилл Генри, как говорит твой хозяин. Чем больше рук берется за работу, тем быстрее она продвигается!
Через двадцать минут, когда спина у меня отваливалась, а тонкая кожа ладоней горела, я уже не согласился бы с этим высказыванием. В нашем случае, даже когда мы копали в четыре руки, работа не продвинулась настолько, насколько мы ожидали. Мы вырыли яму глубиной лишь в три фута. Почва Нового Иерусалима, как практически и во всей Англии, была каменистой и твердой, и могила Элизы Бантон упрямо не поддавалась нашим лопатам, несмотря на то что прошлой ночью была перекопана дважды Эразмусом Греем в поисках ужасного «сокровища».
Продолжая копать, я думал об огромном Антропофаге, который без всякого инструмента, только лишь стальными когтями, как-то смог раскопать эту могилу, чтобы добраться до тела. Как и Доктор, я считал наиболее любопытным то, что мы не нашли никаких признаков его вторжения, да и Эразмус утверждал, что ничего не видел прошлой ночью. Мог ли старик просмотреть что-то в темноте? Мог ли он просто не заметить что-то важное в своем желании докопаться до сокровищ или в спешке случайно уничтожить улики, когда отступал с обнаруженной «находкой»?
Мы слышали, как Доктор Уортроп в роще в пятидесяти ярдах от нас ходит по подлеску, как шуршат под его сапогами прошлогодние опавшие листья, как прерываются эти шорохи бессвязными вскриками не то испуга, не то изумления. Когда мы услышали первый такой вскрик, Эразмус Грей встревоженно поднял голову, думая, несомненно, что Доктор нашел — или Доктора нашло — существо, подобное тому, что висело в подвале нашего дома. Но нет — то не были крики паники или страха. Я успокоил старика. То были восклицания рудокопа, чья лопата вновь и вновь вырывает лишь пустую землю.
Тем временем Доктор вернулся и опустился на землю на краю ямы, которую мы копали. Он был подавлен. Факел он воткнул в насыпь из сырой почвы. Он подтянул ноги к груди и обхватил колени своими длинными руками, глядя на наши потные от натуги лица с видом человека, перенесшего невосполнимую потерю.
— Ну? Нашли что-нибудь, Доктор? — спросил Эразмус Грей.
— Ничего! — ответил он.
Эразмус Грей, очевидно, испытывал от этого столь же сильное облегчение, сколь сильное разочарование чувствовал Доктор.
— Это бросает вызов всей логике, — сказал Доктор, ни к кому конкретно не обращаясь. — Это — плевок в лицо здравому смыслу. Антропофаги — не фантомы и не оборотни. Они не умеют летать над землей, как эльфы, или перемещаться с места на место с помощью астральной проекции. Антропофаг, должно быть, нашел ее благодаря тому, что остро чувствует запахи, и запах должен был привести его сюда. Но на этом месте, тем не менее, как и на окружающей территории, нет никаких признаков его продвижения. Ни следов, ни спор, ни сломанных веток — ничего.
Неподалеку от Доктора лежал кол — он дотянулся до него и принялся проворно крутить его быстрыми пальцами.
— Антропофаг оставил бы себе дыру в земле, чтобы воздух мог поступать внутрь могилы. Он оставил бы следы, отпечатки ног на земле — а здесь не примята ни одна травинка.
Его взгляд упал на наши поднятые вверх лица. Он пристально посмотрел на нас сверху вниз, мы пристально посмотрели на него. С минуту никто не произносил ни звука.
— Ну, так что вы застыли-то? Копайте! Копайте!
Он поднялся и, раздосадованный, с силой швырнул кол в подлесок. Густая листва поглотила его с приглушенным звуком треснувшей ветки и шорохом опавших листьев.
С дорожки позади нас донеслось фырканье и сопение; все головы повернулись туда. Старая лошадь, с подрагивающими ноздрями и испуганными глазами, вышла из-за деревьев с тихим ржанием.
— В чем дело, старушка Бесс? — ласково спросил Эразмус Грей. — Что случилось, девочка?
Животное мотнуло головой, вытянуло тощую шею и забило копытом о жесткую землю. Старая телега скрипнула, а расшатанные колеса неприятно заскрежетали.
Я посмотрел снизу вверх на Доктора. Он во все глаза смотрел на лошадь, руки его были опущены вдоль туловища, а все внимание сосредоточено на напряженном состоянии животного.
— Ее что-то сильно напугало, — сказал Эразмус Грей.
— Тише! — сказал Доктор едва слышно, одними губами. Он медленно повернулся вокруг своей оси, пристально изучая прилегающую к могиле землю и дорожку, обвивающую высокие могильные камни, которые тускло мерцали при свете звезд, словно замершие часовые. Вдруг Доктор остановился спиной к нам, вглядываясь во мрак между деревьями. Долгим и страшным было мгновение, когда не было слышно ни звука, кроме дыхания старой Бесс и переступания ее подков. Доктор поднял левую руку, сжимая и разжимая пальцы; спина его напряглась. И кошмарное предчувствие надвигающейся опасности накрыло меня с головой. Еще несколько минут прошли в тягостном молчании — лишь беспокойство лошади нарастало, как нарастал и мой страх. И вот тут, на пределе жуткой затянувшейся тишины, со стороны деревьев послышалось шипение. Это был низкий звук. Ритмичный. Гнетущий. Он исходил не из одного конкретного места, а как бы отовсюду. Не то эхо, не то разговор. Отрывистая череда звуков — хаотичных, живых.
— Шссс… — Пауза — Шссс… — Пауза — Шссссссссс…
Доктор повернул голову и посмотрел на меня через плечо.
