— Что я должен понимать? И вообще, я не люблю загадок… Они меня уже порядком…
— Не любишь? Это потому, что твоя голова пустая, как ведро у колодца, — зло ответила друидка. — Вот не думала, что ты такой!
Не понятно, что её так рассердило. Такое ощущение, что она ждала от меня явно иного. Но вот чего именно — не ясно.
— Да хватит ёрничать! Говори по делу, — резко ответил я. — Чего хочешь?
— Я привела к тебе Стояну.
— И что?
— Я привела Стояну, — глаза Аксинью недобро сверкнули.
— Ты меня намеренно дразнишь? — стал выходить я из себя.
— Успокойся!.. Ты действительно ничего не понимаешь? — мне показалось, что друидка даже обрадовалась. — Так… так… Наверное, это лучше, чем… да, лучше.
— Что лучше? — прошипел я.
Аксинья хотела встать, чтобы уйти, но я схватил её за руку.
— Подожди! Ты куда?
Друидка обернулась.
— Мне был вещий сон, в котором голос потребовал, чтобы я привела к тебе Стояну. Ты оставил её в городке… саму… а делать этого был не должен…
— Сон? Вещий? Не должен? — слышал всякое про друидов, но сегодняшний вечер явно превосходил всякие байки.
— Я сделала, что от меня требовали. Если ты не знаешь, почему так надо, значит… так надо…
— Кому надо? Что тут вообще происходит?
Аксинья сжала губы и отвела взгляд.
— Я прошу тебя ответить. Почему ты привела Стояну? Чего я не знаю? Чего не понимаю?
— Я не гадалка и не провидица. Все мы лишь исполнители… воли…
— Чьей?
Друидка кинула взгляд назад в сторону гибберлингов и Стояны.
— Её судьба — быть рядом с тобой, когда…
Аксинья вдруг чего-то испугалась, потому и не закончила предложения. Она сделал вид, что поперхнулась слюной. Некоторое время откашливалась, а потом продолжила. Друидка понимала, что я жду ответа.
— Ты не знаешь… себя… и не понимаешь себя! — громко зашептала она. Каждое своё слово Вербова словно забивала молотом. — Вот и весь ответ. Не уверена, что это плохо… для тебя же… но и хорошим это не назовёшь.
— Опять загадки! Причём тут знаю я себя или нет? Говоришь, как эльфийка! Да…
— Тс! — Аксинья прижала палец к губам. — Не возмущайся так громко, а то на нас уже коситься начинают.
Я посмотрел на гибберлингов, сидевших возле огня. Они хоть и делали вид, что переговариваются друг с другом, но всё одно с интересом поглядывали в нашу сторону. Стояна расположилась слева у стены. Она словно и не собиралась вмешиваться в наш с Вербовой разговор.
— Хорошо… хорошо… Ты слишком разгорячился. Тебе вещие сны бывают?
— Не знаю… наверное…
— Плохо, что ты себя не знаешь. И мало того — не слушаешь сердца. Вот ответь на три вопроса, — голос у Аксиньи стал низким, грудным. — Ответишь, и всё станет яснее ясного.
— Ты опять за своё! Я тебе про небо, ты про землю, я про дождь, а ты про солнце…
— Как хочешь! — Аксинья снова порывалась уйти.
— Да постой же! Что за человек! Какие вопросы?
— Каждому человеку следует знать самого себя, — отвечала друидка.
— Ох! А можно без этих заумных речей?
Вербова улыбнулась, и я вдруг понял, кого она мне напоминает — волчицу. От её оскала по спине пробежал мороз.
— Кем ты себя считаешь? — стала загибать пальцы друидка. — Кем считают тебя другие? И третий вопрос…
Тут она сделала паузу. Глаза Вербовой заблестели от огненных сполохов. На какую-то секунду мне показалось, что они по-звериному засветились.
— Третий: «Кто ты на самом деле?»
— Это всё? Причём тут Стояна?
Аксинья вздохнула.
— Я, как и ты — лишь орудие в руках судьбы. Мне думалось… казалось… что ты знаешь, зачем этого от меня потребовали… потребовали…
— Кто? Боги? — мне аж смешно стало. Все эти сны, загадки, недомолвки — полный бред. Клянусь!
— Да хоть бы и они! У тебя должен быть защитник. А ты, дурья башка, отказываешься от него. Такие… такие подарки, как Стояна… они не часто нам выпадают. Уж поверь!
— Защитник? Ты о чём?
— О ком, а не о чём…
— Ты про Стояну?
— Эх! Пустая голова! Молчанова должна быть рядом… и только рядом… одному нельзя… никак нельзя… За тобой некому приглядеть… ты пойми!.. некому…
Аксинья слишком разволновалась, отчего её речь стала сумбурной, непонятной.
— А ты кто? — задал я вопрос в лоб.
Аксинья снова по-волчьи улыбнулась.
— Я?.. Ну…скажу тебе так: я знаю, кем являюсь… И не думаю, что тебе это надо знать, — слова друидки прозвучали некой угрозой. — Лучше, разберись в себе! А то твоё «прозрение» что-то подзатянулось…
«Прозрение»? Она сказала «прозрение»? Откуда Аксинья узнала про сей обряд? Неужели его в чём-то видно?
Мы скрестили наши взгляды. Клянусь, ухо даже уловило тихий металлический скрип, словно от трущихся лезвий невидимых мечей.
На плечо легла чья-то тёплая ладонь. Чужие пальцы нежно коснулась шеи, отчего я тут же напрягся. Аксинья же осклабилась и отвела глаза в сторону.
Рука принадлежала Стояне. Она с некоторым осуждением поглядела на нас.
— Так должно быть, — сухо сказала она. — Не нам судить.
Девчушка жмурилась будто кошка, при этом смешно морща нос.
— Не обижай её, — не понятно, зачем мне сказала Аксинья, рассеяно глядя вниз. — Такие, как она, не часто… являются… сюда… А насчет тех трёх вопросов — хорошенько поразмысли. И, можешь, обратиться к Держащим Нить, они в силах кое в чём тебе помочь.
Разговор сам собой сошёл на нет. Аксинья тут же ушла в другой конец дома, при этом сообщив, что утром вернётся назад в Сккьёрфборх.
— Больше ни о чём у меня не спрашивай. Всё одно ответов я не знаю. Раз голос мне приказал, знать так тому и быть. Скажу лишь одно: Стояна должна быть рядом. Всегда, пока ты здесь, на Новой Земле.
А я ещё долго сидел, пытаясь разобраться, что сегодня за вечер такой вышел. Неужто он из разряда тех, которые не поддаются пониманию?
Стояна не особо стремилась поговорить. Она вообще вела себя странно. Постоянно молчала, словно тем самым оправдывая свою фамилию.
Чуть позже девчушка поела и тут же легла спать, как в прочем и дозорные, которые, думаю, то же не поняли, что тут сегодня происходило. О чём, думают, этот Бор шептался с друидкой? О чём спорил? Наверняка понимают, что это не их дело, потому особо не любопытствуют.
Лёг я поздно, долго ворочался, прислушиваясь к завываниям ветра за стеной. Сон пришёл неожиданно. Вернее, сознание будто стало тонуть в серой туманной мгле. И тут снова, как когда-то в Сиверии в Молотовке, я увидел чью-то крылатую тень. Она мчалась ко мне, разевая зубатую пасть.
Тело тут же покрылось липким потом. Из серой мглы на меня смотрели безумные горящие глаза.
