Падение длилось целую вечность. Александр даже отстегнул себя от остатков турели и проводил их вниз слезящимся от бьющего наотмашь ветра взглядом. Хотя, какая разница - хряпнуться на каменюки в обнимку с казённым имуществом или без него?
А высоко в тёмно-фиолетовой лазури израненная стальная птица, натужно гудя захлёбывающимися, задыхающимися двигателями, косо, чуть ли не на боку влетела в призывную, ярко-синюю, тут же погасшую за ней рамку света. И оказалось, что прорвавшийся сквозь неизмеримые дали и времена лайнер исчез - равно как и показавшаяся за проходом в иной мир столь милая взгляду лётчика широкая и длинная посадочная полоса. Дело сделано, товарищи - а остальное не имеет значения…
В уходящем в горние выси небе мелькнула тень. Словно огромное копьё, сложив крылья, вниз пикировал исполинский чёрный дракон. Его укоризненный взгляд уже различал тщедушно раскорячившуюся человеческую фигурку. Тот падал на стремительно приближающиеся скалы с неумолимостью заката - и дракон тщился догнать, поймать на крыло или в настороженно приготовленные когтистые лапы жалкого хуманса.
"Успеет ли?" - успел тоскливо подумать Александр, глядя на приближающееся диво, прежде чем беспамятство от столь немилосердного перепада воздушного давления милостиво приняло человека в свои зыбкие объятия…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ХОЗЯЙКА ДОМА МОЕГО.
Когда дело дрянь, поневоле делаешь вывод, что жизнь дерьмо. Но в тот самый, отнюдь не распрекрасный момент, когда на тебя снисходит столь потрясающее открытие, внезапно обнаруживается, что на самом деле всё оказалось гораздо, гораздо хуже.
А делишки обстояли, прямо скажем, хреново - впору заматериться от бессильной злости. Ну представьте себе эдакий круглый котлован диаметром метров около полусотни и отвесными стенами по семь-восемь. За спиной кожу холодит металлическая и так зовущая к себе лесенка наверх. Однако стоящий впереди и чуть слева парнишка застыл в оцепенелом ступоре, будучи от страха не в состоянии не то, чтобы бежать сюда - но и даже вздохнуть лишний раз. Ибо перед ним обретался немалого размера тигр. Приопустив почти к земле широкую башку, зверюга легонько хлестал себя по полосатым бокам столь же полосатым хвостом. Круглые, как блюдечки и столь же большие уши прижались к ощетинившейся белыми жёсткими усами морде. А от одного вида впечатляющей коллекции клыков впору бы и обгадиться…
Рыкнув для порядку, громадный котяра подобрался. "Они не разбегаются для прыжка, они только с места!" - невесть из каких глубин сознания у Александра всплыл сей факт. И он рванул вперёд с таким душераздирающим зычным криком:
– Вовка, ко мне! - что очнувшийся от его рёва пацан подскочил на месте и не раздумывая бросился наутёк.
А механик оказался почти на его месте - то бишь один на один с изготовимшися к прыжку зверем. В лицо ударила смрадная вонь дыхания, под коленки толкнула запоздалая волна страха. Но Александр уже нашарил рукой в пробивающейся сквозь песчаное дно траве тускло блестящий, любимый гаечный ключ от гидравлики. Ага, тот самый, весом за четыре кило и длиной в полметра, с приметной выщербинкой под указательным пальцем - Петренко когда-то фазу коротнул…
– Ну, иди сюда, сучара, - в человеке гигантской волной поднималась ярость. Но не та, что ослепляет и застит кровавой пеленой глаза - о нет! Именно та, что делает сознание ясным, как воздух в морозную ночь, и наливает мышцы пьянящей, не знающей преград силой. Та самая, что позволила Александру Горовцу сбить в одном бою девять фашистских самолётов - или шатающемуся от слабости Алёхину прямо в концлагере с треском обыграть в шахматы знаменитого немецкого гроссмейстера… (реальные исторические факты - прим.авт.)
Время замерло расплавленным стеклом, растеклось по дну котлована. Словно две влипшие в него мухи, застыли друг напротив друга зверь и…зверь. Ещё можно, можно было одному из них повернуть. И уйти. Ибо двуногий, ощетинившийся и крепкий, словно вставший на дыбы медведь, хоть и не превосходил своего соперника силой - но во все стороны от него распространялись злые, решительные волны. И от одного только ощущения этой беспощадной и страшной человеческой воли вздымалась шерсть на загривке большой полосатой кошки. Ощетинивались усы на морде, выпуская из-под себя две пары желтоватых клыков.
Зверь тихо, утробно, словно жалуясь на что-то, зарычал низким и вибрирующим басом. И едва издали, словно из-под воды, сквозь ощутимо тягучее напряжение донеслось звонкое шлёпанье Вовкиных сандалий по металлу лестницы, тигр решился. Дёрнулся вперёд, нанося сбоку быстрый, совсем по-кошачьи размашистый, почти невидимый удар мощной лапы…
В освещённом полуденным солнцем воздухе медленно, нелепо топорщась растрёпанной лохматой шерстью, двигалась большая тигриная лапа - огромных, прямо-таки неприлично больших размеров. Ещё найдя в себе силы удивиться - где зверь повредил себе третью, чуть потёртую подушечку - Александр слегка сместился вбок и назад, одновременно занося руку с зажатым в ней… нет, на этот раз не инструментом - оружием. И когда раскоряченная когтищами лапа медленно пролетела мимо, а в жёлтых тигриных глазах вспыхнул нехороший, тусклый, давящий на сознание огонёк, человек с горделивым превосходством, словно победно забивая последний гвоздь в гроб мирового империализма, врезал импровизированной булавой по мохнатой морде.
Отчего-то Александру подумалось, что бить надо в нос - вроде как самое болючее место. Правда ли это, он так и не узнал, ибо здоровенный, плоский, слегка поросший по краям жёсткими шерстинками носяра лопнул кровавыми ошметьями, словно переспелая слива. Издав болезненное и даже немного обиженное:
– Вяя-ау! - немаленького размера полосатый тигр отпрянул, мягко кувыркнулся в траве и отскочил.
Повернулся почти боком, по-котячьи прикрыв здоровенной лапой пострадавшее место и люто зыркая настороженно-колючим взглядом. А вдоль спины полосатая шерсть вздыбилась прямо-таки щёткой.
– Пасть порву, моргалы выколю! - грозно рявкнул механик.
Не то чтобы он так уж любил этот фильм… Но бессмертные интонации оборзевшего, потерявшего всякий страх Леонова пришлись как нельзя более кстати. Ощущая в себе силу, достойную раздирающего пасть льву Самсона, Александр шагнул вперёд.
И зверь не выдержал. Ощерился, сипло завыл, почти зашипел - и поджал длинный полосатый хвост. И когда неодолимая железная гора уже нависла над махоньким поцарапанным котёнком, тот взвыл от страха и прыгнул прочь.
Реальность тут же задрожала в полуденном мареве, свернулась - и улетела вдаль словно уносимый ветром осенний лист…
