— Полно, дорогой друг, ваша подозрительность становится чрезмерной, — отозвался принц. — То, что мы — не туранцы и не вендийцы, видно, я полагаю, всякому. Ваш рассказ о том, как здесь вытягивают деньги из чужестранцев, совершенно меня успокоил. Это просто прекрасно, что они потрудились добыть нам переводчика. Ну, сами посудите, где бы мы его искали?
Барон покачал головой, но промолчал.
— Пусть войдут, — разрешил принц.
В просторную комнату вошло пятеро или шестеро кхитайцев, одетых причудливо и богато. Римьерос уже заметил, что на Востоке принято одеваться так, чтобы ткань ниспадала мягкими складками. В Туране и Вендии богачи щеголяли парчой и расшитым бархатом, чьи краски были столь ярки, что болели глаза. Здесь же главным украшением ткани была вышивка — и долгополые халаты позволяли любоваться целыми картинами, вышитыми разноцветным шелком и золотом. Если по подолу такого халата были вышиты играющие тигры, то на ходу казалось, будто картинки движутся.
Вошедшие были преклонного возраста — кроме одного, совсем юноши. Один из посетителей, в высокой черной шапке, поклонился и нараспев сказал что-то высоким, чуть дребезжащим голосом. Он умолк, и зингарцы услышали другой голос, с теми же интонациями и неестественно высокими нотами. В первый миг они не поняли ни слова, а во второй — расхохотались. Потому что перевод юноши звучал так:
— Начальника горотьских стен и мосьтов радусся видить высоки гости.
— Клянусь Митрой! А я так долго придумывал приветственную речь! — вскричал Римьерос, едва не плача от хохота. — До чего же, наверное, глупо мы выглядим! Ну, что мне ему сказать? Надеюсь, по-кхитайски он говорит лучше, и мои слова не будут звучать для них так же ужасно?
— Возьмите себя в руки, государь, — отозвался барон Марко, уже успокоившийся. — Помните, что вы сейчас — вся Зингара.
Римьерос перестал смеяться и со всей серьезностью поклонился старику в высокой шапке:
— Я рад, господа, что первый город, который я увидел в Кхитае, был именно этот. Я — принц Римьерос, герцог Лара, брат короля Зингары. Мой государь послал меня с дарами и приветствием к вашему императору, дабы две наши великие державы стали немного ближе друг к другу.
Юноша перевел. Римьерос остался вполне доволен — по-кхитайски его речь прозвучала с приличествующей случаю торжественностью и важностью. Но едва молодой кхитаец заговорил по-аквилонски, принц снова еле удержался от смеха.
— Моя ести Моу Па. Импиратора послала моя проводить гости ситолицца. Моя ести мала-мала хайбэи Императора, но плишла гости, и моя будити казать за гости. Начальника горотьских стен и мосьтов типей звать зингасски княси и свита во двоесси.
— Это бесподобно, — пробормотал Римьерос. А вслух спросил: — А что такое «хайбэи»?
Юноша задумался. Из последовавшего объяснения принц не понял ничего, уяснив лишь, что это нечто очень близкое к Императору — и удовлетворился таким ответом.
Предложение отужинать во дворце градоправителя было встречено с благосклонностью. Римьерос и его рыцари во всем блеске появились в огромном с низким потолком зале. Кхитайцы были в среднем на голову ниже любого из гостей, и молодые гранды выглядели среди них парусниками в окружении маленьких баркасов.
Римьерос, сидевший по левую руку от градоправителя — от Моу Па он уже знал, что это самое почетное место за столом, — довольно быстро привык к несколько странной речи переводчика. Произнося свою несуразицу, юноша был невероятно серьезен. Для него это был настоящий труд — строить фразы так, чтобы они казались зингарцу забавными и неправильными. С каким бы облегчением перешел он с ломаного языка на настоящий! Но он утешал себя тем, что витиеватые фразы Римьероса, который, разумеется, и не подумал упростить свою речь ради плохого переводчика, звучали в его изложении не менее красиво, чем по-аквилонски.
Сэй Тхикон Фэн расспрашивал принца о том, хорошо ли прошло путешествие, много ли человек погибло в пути и можно ли добраться до Зингары морем; Римьерос отвечал сдержанно, боясь сказать лишнее. Когда речь зашла о разбойниках, часто тревожащих караваны, он, улыбаясь, ответил, что вряд ли сыщется разбойник, — или даже шайка — который отважится напасть на отряд в триста человек.
— Король Зингары, посылая меня к вашем повелителю, предусмотрел возможность нападения, — заметил он. — Мы проходили по очень опасным местам. Но доставили дар короля в целости и сохранности.
На это градоправитель со вздохом заметил, что бывают разбойники не столько сильные, сколько ловкие. Вот, к примеру, не далее как вчера кто-то забрался в городскую сокровищницу и вынес оттуда все, что счел ценным. Причем разбойник, как видно, был из-за гор, поскольку действительно ценных вещей — двадцати свитков живописи, предназначенных в дар Императрице на грядущем Празднике Весенней Луны — не тронул, забрав только золотые безделушка Заинтересованный, Римьерос начал расспрашивать, но ему мало что могли рассказать. Известно лишь, что этот вор очень ловок и обладает поистине чудовищной силой, пожаловался градоправитель. Ибо прутья клетки, ограждавшей сокровищницу, были отогнуты, а тигр, охранявший ее, — пойман удавкой и привязан к прутьям, едва ли не задушенный.
Римьерос прикусил губу, вспомнив чудовищные бугры мышц киммерийца, и спросил:
— А не видали вы здесь человека с запада, синеглазого, черноволосого и очень высокого? Он, быть может, странствует не один, но с такими же чужестранцами, как и он. Не думаете ли вы, что это — его рук дело? У меня на родине он известен как самый отпетый разбойник и вор.
Да, последовал ответ, два или три дня назад здесь проходило четверо чужестранцек трое мужчин и одна женщина И один из мужчин действительно был синеглаз и черноволос. Неизвестно, с запада он или с севера, но и синеглазый, и его девушка неплохо говорят по-кхитайски, так что вероятнее всего они не издалека. К тому же, они не задержались здесь и дня, проследовав дальше к столице, а кража совершена этой ночью. Так что это никак не могут быть те четверо. Ведь тогда им пришлось бы возвращаться и ночевать в джунглях, а ни один человек, воин он или землепашец, не может отважиться на такой шаг.
Римьерос только головой покачал на подобную наивность.
Глава четвертая
Дворец Ста Десяти Красных Крыш
Голубь Тридцать Четвертый:
«Высокородный принц Римьерос, герцог Лара — своему брату, Кратиосу Третьему, королю Зиигари и правителю Каррских островов.
Милостью милосердного Митры мы наконец завершили то, ради чего отправились в столь далекий путь.
