Доктора ван Чеха снова не было. Я решила сидеть в ординаторской и не высовываться, мерно надуваясь зеленым чаем.
За окном в ранний час гуляли Виктор и приведенный мною в больницу пьяница. Выглядел он, надо сказать, гораздо лучше. Он не просто был похож на человека, он был им. Приятный надо сказать человек, оказался этот Эдгар.
Я распахнула окно, до меня доносились невнятные голоса. Виктор что-то возбужденно рассказывал собеседнику, тот внимательно слушал, кивал. Неплохо было бы подслушать, но голос уносил легкий ветерок, развеивал его по всему саду.
— Вы вряд ли можете себе представить, Эдгар. Таких женщин вообще нет теперь. И счастье, что она работает здесь под началом доктора ван Чеха. Да, и таких людей, как он теперь не отыщешь, — Виктор размахивал руками, Эдгар с печальным видом смотрел на своего оппонента и вздыхал.
— Я вам завидую, — наконец, сказал он, — вы образованы, пишете стихи. Вы — свободны.
— У всех нас, кто поселился тут, проблемы и нам надо с ними расквитаться. Я уже три года тут, и похоже только сильное чувство сможет вывести меня из того лабиринта, где я оказался, — улыбался Виктор, — раньше доктор честно говорил мне, что надежда призрачна. Но я сам чувствую, как мне лучше. И Пенелопа поддерживает меня.
— Пенелопа? Кто это?
— Она на нашем этаже, в женском отделении. Рыжая такая дама постоянно ходит в шали и в черном, — пояснил Виктор.
Эдгар тихонько завопил и с ногами забрался на скамью. Уткнув лицо в колени, он плакал. Виктор смотрел на него удивленно, потом обнял здоровенного дядьку своей ручищей и что-то говорил. Эдгар что-то отвечал. Долго мне ничего не было слышно, я только наблюдала, как они о чем-то шепчутся.
В конце концов, Эдгар вскочил и выкрикнул в лицо Виктору:
— Не понимаете! Вы ничего не понимаете! И не поймете, никогда, никогда! У вас есть надежда выйти отсюда, а меня вынесут только вперед ногами! И нет! Нет, никакой вашей Пенелопы! Ее нет, она мертва! Я хотел бы вам объяснить, что происходит, но связан по рукам и ногам. Простите!
С этими словами, странно переваливаясь, Эдгар ушел, оставив Виктора, в полном недоумении. Я тоже была удивлена.
— Подслушиваешь? — я подскочила и услышала за собой басовитый смешок доктора.
— Беру пример со старших, — фыркнула я.
— Оу, — доктор сделал вид, что оскорбился, хотя по всему видно было, что он доволен, — ты бы хоть стул взяла, а то неудобно стоять-то.
— Ну, вы-то, небось, стул не брали, когда прошлый раз подглядывали.
— Не брал, да… Я банкетку принес из рекреации, благо недалеко.
Я снова вскипела, но решила, что лучше бы тему закрыть, пока я еще чего-нибудь не узнала.
— Что там говорят? — невозмутимо продолжал ван Чех.
— Я не знаю, как точно передать смысл… Каков прогноз на того алкоголика, что я привела?
— Он стал адекватнее, абстинентный синдром очень легко и быстро снялся, но меня беспокоит, что у него не прекращаются галлюцинации. Месяцок пусть полежит, потом посмотрим.
— А что за галлюцинации?
— Черти. И мания преследования. Он быстро идет на поправку, с ним мало возни.
— Он говорит, что выйдет отсюда только вперед ногами. Абсолютно не верит в свое выздоровление. И еще… Он сказал такую вещь… Что Пенелопы нет, что она мертва.
— Ну, это бред, — расплылся в улыбке доктор, потом посерьезнел и пробурчал, — с этим мы разберемся. Не хочешь ли узнать, что с нашей дамой? Я собственно из-за нее и опоздал вчера.
— А сегодня почему опоздали?
— Мост искал. Так тебя дама совершенно не интересует?
— Интересует.
— Тогда садись и займи рот чаем. Перебиваешь много, — беззубо злился доктор.
Я послушно села и уставилась на доктора. Он уставился в ответ на меня.
— В гляделки равных мне нет, — мрачно сказал доктор, спустя три минуты такого соревнования, — Так вот. Наш уважаемый Виктор так и не прояснился. Как три года я не мог узнать, кто это, так и не могу. Но в свое время, когда я еще лелеял надежду хоть что-то разузнать, у меня на заводе остались товарищи, которые смутно припоминали кого-то похожего. Так вот, я наведался к одному, наиболее памятливому, он сказал, что его память на лица фотографическая (тогда у меня не было фото Виктора, сейчас есть). Он не сказал тогда милиции, а мне говорит, потому что я внушаю доверие (доктор самодовольно хохотнул). Этот молодой человек приходил пару раз в его смену на завод, к молодой поварихе в столовую и оба раза там же обедал. Я попросил дать адрес поварихи, но рабочий отказался и как-то забеспокоился.
Тогда я метнулся на завод и расспросил завстоловой. Она залилась слезами, и сказала, что была у нее молоденька повариха — Зоя Литисия дер Агех, рыженькая симпатичная девчушка, проработала всего два года. На второй год к ней стал захаживать молодой человек, несколько раз обедал в столовой, но в остальном ходил с черного хода. Виктора она опознала смутно, потому что знакома не была и память на лица не очень хорошая, да и четыре года почти прошло. Одно она помнила точно: парень был женат. Зою это не смущало, а ее, завстоловой, как женщину старых взглядов очень даже смущало.
Я не люблю женщин, сующих нос не в свое дело, но тут это просто кладезь информации попался. Она, правда, не знает, чем парень занимался, и как его звали. Помнит, что будто бы на "В". Мне это "на "В" в свое время оскомину набило.
Чуть больше чем три года назад Зоя пропала. Не вышла на работу. День, два, три. Искали в милиции, в больнице, нашли через неделю в морге головешку обгорелую, опознали по зубам.
Я позвонил в морг, там подняли документы и рассказали, что был пожар, привезли два трупа, оба женские. Одну опознали, Зою Литисию, а со второй вышла забавная история.
Квартира, что сгорела, принадлежит некоей Клэр Айер ван Фос, состоятельной дамочке, бывшей замужем. Никаких более сведений нет. Мужа нашли, привели на опознание, но он утверждал, что никогда не был женат и никакой Клэр не знает.
Я не доехал пока до морга, чтобы показать фото, но мужа хозяйки горящей квартиры зовут Влад Альгео дер Торо. Надо попробовать напомнить Виктору это имя.
Далее в морге я узнал адрес сгоревшей квартиры. Я сегодня был там и искал в том районе мост и речку, но ничего подобного там нет, к сожалению. Я поговорил с новыми жильцами. Они ничего не знают, только что квартира горела.
— Но в милиции же должны были возбуждать какое-то дело, что-то проверять? — спросила я.
— Они ничего не хотят говорить. Я ходил, ответ мне был: дело не возбуждалось и вообще такого не было. Я даже на станцию пожарную ходил. Пришлось поставить хорошую бутыль, чтобы узнать: причина пожара неосторожное обращение с огнем. То есть, по их версии две дамочки напились и курили в постели.
