Оставалась последняя камера. Конечно, именно так Бледная Женщина намеревалась окончательно унизить Шута и торжественно избавиться от него. Я нашел своего друга в камере, среди мусора и помоев. Он был жив, когда его сюда бросили. Бледная Женщина наверняка хотела, чтобы Шут знал, какому унижению она его подвергла. Он сумел отползти в относительно чистый угол. Здесь, скорчившись на грязном мешке, он умер. В жизни Шут отличался удивительной чистоплотностью, и я не сомневался, что смерть среди отбросов стала для него дополнительным источником мучений. Оставалось тайной, набросил ли кто-то на него грязную мешковину уже после смерти или он завернулся в нее сам, безуспешно пытаясь спастись от холода, прежде чем умер на ледяном полу. Быть может, они швырнули Шута на мешок, чтобы было удобнее его тащить. Кровь и другие жидкости пропитали грубую мешковину, и она примерзла к хрупкому телу. Он поджал под себя колени и опустил голову к груди, а на лице застыло выражение страдания. Блестящие волосы были распущены и заляпаны кровью.
Я положил руку на холодный лоб. Я не знал, что намерен сделать, до того самого момента, пока не оказался здесь. Собрав весь свой Скилл, я потянулся к Шуту. И обнаружил лишь неподвижность. Тогда я приложил обе ладони к его щекам и начал медленно перемещать их вдоль тела. Я ощупывал труп, мои руки скользили вдоль сосудов, по которым раньше легко циркулировала жизнь. Я пытался исцелить его, вернуть к жизни.
Теки! – приказал я крови. – Живи! – сказал я телу.
Но его тело слишком долго пребывало в неподвижности. И мне пришлось с неохотой признать то, что хорошо знают все охотники. С момента смерти начинается разложение. Крошечные частицы, из которых состоит плоть, распадаются, связь между ними нарушается, они стремятся обрести свободу и превратиться в нечто иное. Кровь Шута сгустилась, кожа, прежде вмещавшая целый мир, стала мешком, содержащим груду плоти. Задыхаясь, я продолжал свои попытки вдохнуть в него жизнь, но с тем же успехом мог бы пытаться распахнуть дверь, висящую на намертво заржавевших петлях. Частицы, что раньше текли по жилам, слиплись в единую вязкую массу. И единственно возможной функцией тела стала неподвижность. Здесь начали работу иные силы, отделяющие друг от друга мельчайшие частицы, размалывающие их в тончайший порошок. Все связи разорвались. Тем не менее я не прекращал попыток оживить своего друга. Я попробовал передвинуть руку, заставить тело сделать вздох.
Что ты делаешь?
Это был Олух, недовольный тем, что я нарушил его сон. И я вдруг ужасно обрадовался, что он со мной.
Олух, я нашел его, я нашел Шута, моего друга, лорда Голдена. Я нашел его. Помоги мне его исцелить. Пожалуйста, поделись со мной своей силой.
Он отнесся к моей просьбе с сонной благосклонностью.
Ладно. Олух попытается. — Я ощутил, как он широко зевнул. – Где он?
Здесь! Рядом со мной! – При помощи Скилла я показал ему лежащее рядом со мной тело.
Где?
Здесь! Вот, Олух, смотри. Под моими руками.
Там никого нет.
Нет, есть. Я касаюсь его, видишь? Пожалуйста, Олух. — А потом, полный отчаяния, я направил свою мольбу во все стороны. – Дьютифул, Чейд. Пожалуйста. Поделитесь со мной силой и Скиллом для исцеления. Пожалуйста.
Кто ранен? Это ты, Олух? — И я ощутил присутствие запаниковавшего Чейда.
Нет, я в порядке. Он хочет исцелить того, кого там нет.
Он здесь. Я нашел тело Шута, Чейд. Пожалуйста. Вы ведь сумели меня вернуть. Пожалуйста, помогите мне!
Я услышал спокойный голос Дьютифула.
Фитц, мы все здесь, и ты знаешь, что мы сделаем это для тебя. Возможно, нам будет труднее, поскольку мы далеко друг от друга, но мы попытаемся. Покажи его нам.
Он здесь! Прямо здесь, я его касаюсь. — Меня вдруг охватило яростное нетерпение. Почему они ведут себя как последние глупцы, почему не хотят мне помочь?
Я не ощущаю его, – заговорил Дьютифул после долгой паузы. – Коснись его.
Но я и так его касаюсь! – Склонившись над телом, я обнял Шута руками. – Я держу его. Пожалуйста. Помогите его исцелить.
Это? Но это не человек. — Олух был удивлен. – Нельзя исцелить грязь!
Меня охватила ярость.
Он не грязь!
И вновь послышался успокаивающий голос Дьютифула.
Все в порядке, Олух. Не огорчайся. Ты не сказал ничего плохого. Я знаю, что ты вовсе не имел в виду ничего обидного. — Потом он обратился ко мне. – Фитц. О Фитц, мне очень жаль. Он мертв. И Олух по-своему прав. Его тело превращается… в нечто другое. Я не чувствую его присутствия. Только… – Он замолчал, не в силах произнести эти слова.
Падаль. Разложение. Грязь.
Исцеление есть свойство живого тела, Фитц, — спокойно заговорил Чейд, словно напоминая мне очевидные факты. – Скилл способен его ускорить, но исцеление производит само тело. Если оно еще живо. В твоих руках вовсе не Шут, Фитц, а лишь его мертвая оболочка. Ты не можешь заставить его жить – как невозможно оживить кусок скалы. Мы не в силах его вернуть.
Олух заговорил с неожиданной практичностью:
И даже если ты сумеешь заставить тело работать, тебе будет некого туда поместить.
Только в этот момент я осознал реальность происходящего. Труп перестал быть Шутом. Исчез его дух. Казалось, прошло очень много времени. Потом вновь заговорил Чейд:
Фитц, что ты сейчас делаешь?
Ничего. Просто сижу рядом. Я потерпел неудачу. Вновь. Как и с Барричем. Он умер, верно?
Мне показалось, что я вижу, как на лице старика появилось выражение смирения. Я знал, как он сейчас вздохнет и скажет, что я хочу взять на себя всю боль сразу.
Да. Он умер. Рядом со своим сыном. И Уэбом. И все мы почтили его память. Мы остановили корабли, чтобы вместе спустить его на воду и оставить одного. А сейчас ты должен отпустить Шута.
Я не хотел соглашаться с ним, не хотел ему отвечать. Но трудно отказаться от привычек, выработанных за многие годы. Я решил отвлечь внимание Чейда.
Я нашел свитки Скилла. Украденную библиотеку. Она здесь, в цитадели Бледной Женщины. Вот только я не думаю, что эта крепость действительно принадлежала ей. У меня есть основания считать, что здесь обитали Элдерлинги.
Чейд умудрился меня удивить.
Позднее, Фитц. У нас еще будет время вернуть свитки. А сейчас выслушай меня. Почти тело своего друга так, как считаешь нужным. А потом поскорей возвращайтесь вместе с Олухом на берег. Я приплыву на корабле, который придет за вами. Я совершил ошибку. Тебя не следовало оставлять наедине с твоим горем.
Но он ошибался. Скорбь требует одиночества, и я знал, что должен сам ее пережить. И я решил пойти на компромисс, поскольку иначе Чейд не оставил бы меня в покое.
Мы с Олухом будем на берегу, когда придет корабль. Тебе не нужно возвращаться за нами. Я не допущу, чтобы с нами что-нибудь случилось. Но сейчас я хочу побыть один. Если ты не против.
Никаких лодок! — решительно заявил Олух. – Никогда. Нет, лучше я останусь здесь навсегда.
Олух не с тобой? – с тревогой спросил Чейд.
Нет. Он сам тебе все объяснит. Мне нужно завершить свою работу, Чейд. Спасибо тебе. Всем вам. Спасибо за то, что вы пытались. – И я поднял защитные стены, закрываясь от них.
Я ощутил, что Дьютифул пытается связаться со мной, но мне мешало даже его тихое присутствие. Я закрылся от них, услышав напоследок, как Олух сонно рассказывает им, что Черный Человек замечательно готовит. И в самый последний момент я ощутил слабое прикосновение Неттл, которая пыталась хоть как-то меня утешить.
Но для меня не существовало утешения, и я решил, что не стану обрушивать на нее свою боль. Ей достаточно и своей. Я окончательно опустил стены. Пришло время остаться один на один со смертью.
Я отодрал труп Шута от пола, оставив очертания его тела и несколько прядей золотых волос, отметив таким образом место, где он умер. Тело лежало в моих руках холодным тяжким грузом. И все же в смерти оно показалось мне гораздо более легким, чем при жизни, словно исчезнувший дух унес большую его часть с собой.
Я прижал его к груди, и испачканные кровью золотые волосы оказались под моим подбородком. А потом я зашагал по ледяным коридорам. Мы прошли мимо камеры, где все еще горело тело Хеста. Дым, поднимающийся от его плоти, стлался под потолком, отравляя холодный воздух запахом паленого мяса. Я мог положить тело Шута в тот же костер, но мне показалось, что это будет неправильно. Мой друг должен сгореть один, мы простимся так, чтобы никого не было рядом. Я шел дальше, мимо других камер.
Через некоторое время я обнаружил, что разговариваю с ним вслух.