Если одной лишь Империи будет отказано в доступе к этому новому рынку. Отказано из-за того, что Альберико Барбадиорского сочли обладающим слишком непрочной властью на Ладони по сравнению с игратянином на западе. Альберико почувствовал, что начинает потеть; холодная струйка пота скользнула по его боку. Грудь сжала болезненная судорога в области сердца. Он заставил себя дышать медленно, пока судорога не прошла.
Казалось, то, что сулило столько обещаний, вдруг превратилось в кинжал, более острый и смертоносный, чем мог выковать любой из его врагов дома, в Барбадиоре.
Сенцио. Он думал и мечтал о девятой провинции все месяцы, покрытые льдом и снегом, ища в тревожные ночи способ прорваться, снова обрести контроль над ситуацией, которая все больше начинала управлять им, вместо того чтобы он управлял ею, как хозяин собственной судьбы.
И было это зимой, еще до этих новостей из-за гор.
Потом вскоре, когда первые цветы начинали зацветать в садах Астибара, пришли новые известия. В ту же неделю пришло сообщение с запада, будто кто-то пытался убить Брандина Игратского.
Пытался и потерпел неудачу. Одну приятную ночь Альберико провел, проигрывая во сне сценарии блестящего триумфа. Он снова и снова видел один и тот же сон, таким острым было удовольствие от этого сна, будто убийца — который воспользовался арбалетом, как стало известно, — осуществил свой замысел. О, это было бы так идеально, это так подошло бы ему по времени, так точно совпало бы с его нуждами. Это следовало бы считать даром, озарением, ниспосланным высшими богами Империи. Через год весь полуостров Ладони принадлежал бы ему, даже через полгода. Монарх-калека Квилеи, который так отчаянно нуждался в выходе во внешний мир, вынужден был бы принять любые условия торговли, которые Альберико поставил бы перед ним.
А Империя? Она тоже принадлежала бы ему, через год после этого, самое позднее.
При такой прочной базе здесь, при никем не оспариваемой власти, ему даже не пришлось бы ждать смерти дряхлеющего императора. Он мог бы отплыть домой со своими армиями как победитель и народный герой. Сначала он бы осыпал их зерном, золотом, залил реками вина с Ладони, всем заново открытым богатством Квилеи.
Это было бы великолепно. Одну эту ночь Альберико позволил себе помечтать, улыбаясь во сне. Потом он проснулся и спустился снова в свой официальный кабинет, где его уже ждали все три командира с мрачными лицами. С ними ждал новый гонец. Снова с запада, всего через день после первого, с новостью, которая разбила двадцать лет балансирования на грани на мелкие, острые осколки, которые уже никогда не склеить в единое целое.
Брандин отрекся от престола в Играте и провозгласил себя Королем Западной Ладони.
На Кьяре, сообщил гонец, содрогаясь при взгляде на лицо своего господина, начали праздновать уже через несколько часов после обнародования этого решения.
— А игратяне? — резко спросил Каралиус, командир Первой роты, хотя не имел права говорить.
— Большинство уедут домой, — ответил гонец. — Если они останутся, то должны стать гражданами, всего лишь равноправными гражданами нового королевства.
— Ты говоришь, что они уедут домой, — сказал Альберико. Его взгляд был тяжелым и равнодушным, скрывающим лихорадочное кипение эмоций. — Ты знаешь это, тебе сказали, или ты всего лишь догадываешься, что так будет?
Гонец посерел, заикаясь, выдавил что-то насчет логики и очевидных последствий, и что каждый мог бы предсказать…
— Вырезать этому человеку язык, а потом казнить, — произнес Альберико. — Мне безразлично, каким способом. Мои гонцы приносят мне те новости, о которых узнают. Это я делаю выводы, которые необходимо сделать.
Гонец лишился чувств и повалился боком на пол. Было видно, что он обделался. Гранчиал, командир Второй роты, быстро подал знак двоим солдатам вынести его.
Альберико даже не взглянул в ту сторону. В каком-то смысле он был доволен, что этот человек говорил столь самонадеянно. Ему в тот момент необходим был предлог, чтобы кого-нибудь убить.
Он двумя пальцами сделал жест, и его слуга поспешно удалил из комнаты всех, кроме трех командиров. Чиновники помельче и сами не испытывали желания задерживаться в данный момент в его кабинете. Так и должно быть. Он не слишком доверял ни одному из них.
Командирам он тоже полностью не доверял, но нуждался в них, а они нуждались в нем, и он позаботился о том, чтобы отношения между ними оставались напряженными, на грани вражды. Такая схема работала хорошо. Пока что.
Сейчас только настоящее имело значение, а Брандин только что вверг полуостров в хаос. Сам полуостров тоже не имел особого значения, сам по себе. Он был воротами, мостом через реку. Альберико уехал из Барбадиора молодым, чтобы возвыситься в мире и вернуться вождем в самом расцвете сил, и двадцать лет ссылки лишались всякого смысла, если он не сможет с триумфом вернуться домой. Более чем с триумфом. Вернуться хозяином положения.
Он повернулся спиной к командирам и подошел к окну, незаметно потирая глаз. Он ждал, хотел посмотреть, кто заговорит первым и что скажет. В нем нарастал страх, который он старался скрыть. Все складывалось не так, его осторожность и сдержанность не принесли тех плодов, которые должны были принести.
За его спиной очень тихо заговорил Каралиус:
— Милорд, здесь открываются возможности. Большие возможности.
Именно это он и боялся услышать от этого человека. Боялся, потому что знал, что это правда, и потому что это означало снова что-то предпринимать, и быстро, совершать опасные, решительные действия. И совершать их здесь, не в Империи, не дома, куда он готовился вернуться. Война так далеко, на этом варварском, упрямом полуострове, где он может потерять все, урожай всей своей жизни, пытаясь завоевать то, что ему совсем не нужно.
— Лучше нам действовать осторожно, — быстро возразил Гранчиал. Больше из противоречия Каралиусу, как понял Альберико. Но он отметил это «нам».
Альберико повернулся и пригвоздил командира Второй роты к месту ледяным взглядом.
— Я и не собираюсь ничего предпринимать, не обдумав, — сказал он, ясно выделив первое слово. Гранчиал быстро отвел глаза. Сифервал улыбнулся в свои вьющиеся светлые усы.
Каралиус не улыбнулся. Выражение его лица оставалось серьезным и задумчивым. Он был лучшим из всех троих, Альберико это знал. И также самым опасным, так как подобные вещи всегда шли рука об руку у таких людей. Альберико обошел вокруг громадного дубового письменного стола и снова сел. Поднял глаза на командира Первой роты.
Каралиус снова заговорил.
