Бенетан взглянул на сержанта, обносившего снадобьем последних людей в ряду. Стоявшие шеренгами всадники казались иноземцами, их силуэты были словно высечены в камне жутковатым мерцанием ночного света. Мир все изменялся и изменялся; в вышине по небу катилось жуткое зарево набирающего силу урагана. Бенетан почувствовал, как в глубине его существа нарастает сокрушительный смех, развернулся и, словно во сне, направился к конюшням. Мимо возбужденных лошадей капитан прошел дальше, к железной двери с тяжелым засовом. При виде его попятились конюхи — бессмысленные людишки, недостойные внимания. Конюшня тем временем увеличивалась до невозможности, стены разъезжались и кренились, пол выгибался под ногами. Бенетан знал, что это галлюцинации, что наркотик овладевает разумом и телом, вытесняя прежний страх, и Лисс приветствовал иллюзии и упивался ими. В полумраке дверь казалась огромным ртом. Бенетан остановился подле нее и достал из-за пояса пару длинных черных перчаток: каждый их палец заканчивался серебряным когтем. Ладони покалывало, пока он натягивал и расправлял перчатки; в лунном свете сверкали когти. Сгибая пальцы, Бенетан ощущал мощь и власть преобразованных, уже не вполне человеческих рук.
Тяжелый засов на двери уступил натиску Лисса. Капитан сдвинул его в сторону и позволил упасть на землю. Затем сжал руку в кулак и, стукнув по двери, разразился хохотом. С седьмым ударом дверь обрушилась в черный, как сама ночь, туннель. Бенетан отпрянул назад, когда тьма изрыгнула сильный поток воздуха. В раскупоренном пространстве зазвучал нарастающий звук, и что-то огромное — даже более черное, нежели сама тьма в туннеле, — направилось к двери, желая вырваться в материальный мир.
Даже в состоянии наркотического возбуждения сознание Бенетана не могло полностью принять такое. Из тьмы явилась исполинская фигура из железа и мрака, очертаниями напоминавшая коня, хотя было очевидно, что ни одно существо из плоти и крови не могло породить ничего подобного. Мерцали кварцевые копыта, глаза светились холодным серебряным светом, на спине хлопали огромные крылья. Чудище открыло темно-красную пасть и огненным дыханием коснулось лица Бенетана. Он протянул руку и схватился за извивающуюся змеями гриву; он оглаживал ее и говорил, побуждая удивительное создание выйти во двор. За первым существом появлялись еще и еще — исполинские силуэты рожденных Хаосом существ, демонических и могучих. Бенетан засмеялся вновь, и к нему присоединились всадники, также испившие снадобья мага. Смех, мешавшийся с завываниями в небе и в его голове, был полон безумием. В измененном восприятии Бенетана весь мир стал черно-серебристым. Взор Лисса не был ограничен физическими рамками измерений, а простирался в места, где другое сознание вращалось в темных и бесформенных глубинных настроениях. Они подпитывались возбуждением Бенетана, наполнявшими его чувствами, от которых кровь разгоралась и все быстрее бежала по жилам.
В конюшне кто-то пронзительно закричал. Молодой конюх, не готовый к зрелищу, свидетелем которого он стал, не был защищен наркотиком, наделившим воинов силой выстоять пред лицом Хаоса. Прежнему Бенетану стало бы жаль охваченного ужасом юношу, но этот Бенетан был совсем другим. Капитан всадников Хаоса, вспрыгнувший на черную, как ночь, спину неведомого скакуна, к подобной слабости мог испытывать лишь презрение.
Лисса захлестнуло сознание грубой силы. Его головокружительные чувства влились в ужасающий сплав человека и демонического существа. Внутренний двор завертелся и опрокинулся, когда Бенетан издал высокий завывающий клич. Его подхватили все всадники; в их голосах бушевало голодное и лихорадочное празднество силы, страсти, безумия. Лисс высоко поднял левую руку — так, чтобы когти перчаток поймали зловещий лунный свет, — и его измененное, возбужденное сознание отразило: то полыхают пять зажженных арбалетных стрел, устремленных в ночное небо. В ответ на небесах сверкнула молния, северный и восточный шпили вновь стали потрескивать. И загудели. Бенетан почувствовал, что момент настал: устрашающая мощь урагана Искривления достигла наивысшей точки и пульсирует у него в костях.
На дальней стороне двора открывались огромные ворота. Барабанные перепонки сокрушил титанический рев, и небеса разверзлись. Слепящий свет обратил внутренний двор в подобие ада. Создания Хаоса завопили диким кличем в страшной гармонии с шумом ворвавшегося шторма. Всадники бросились вперед, подобно черной, сметающей все на своем пути волне, а впереди всех мчался с воинственным кличем Бенетан. Одержимый, вдохновенный, доведенный до сумасшествия разум более не подчинялся ему. Подобно тому как сейчас далеко от него открывались Врата Хаоса, в самом Бенетане раскрылись врата, и человечность тонула в неуемной радости воина, охотника, жнеца.
Одержимые всадники пронеслись сквозь врата, чтобы оторваться от мира.
Спокойно и буднично Савринор вернулся в свою комнату. Он знал, что весьма скоро его позовут. Хотя он не был магом и даже колдуном, он был летописцем замка, а посему неизменно присутствовал при всех важных событиях и вел их хронику. И сегодняшняя церемония, разумеется, не обойдется без него.
Он не смотрел, как уезжали всадники. Их отъезд был весьма захватывающим зрелищем, но Савринор видел его уже сотню раз, и оно более не трогало и не впечатляло историка. Напротив, когда с севера налетел ураган, он неподвижно сидел за искусно сработанным резным столом в своей комнате, облокотившись на него и сцепив пальцы. Савринор ощущал беспокойство. Он не желал докапываться до первопричины, но смешанное чувство напряжения и ожидания чего-то неприятного было столь сильным, что даже приход урагана Искривления не смог развеять его. Когда наконец летописец услышал робкий стук в дверь, он не смог бы сказать наверняка, что в нем возобладало — облегчение или же опасение.
— Г-господин Савринор? — раздался девичий голосок.
Маги определенно предпочитали слугам служанок, этой было лет двенадцать-тринадцать. Обещание грядущей красоты портили вялая линия рта и пустой взгляд затравленных глаз. Савринор сомневался, что девочка протянет здесь больше года.
— Да, я тебя слушаю.
— Господин, маг Кройн, он… того, я должна вам сказать… если позволите…
Савринор в равной мере не терпел страха и глупости и даже не пытался скрыть раздражения:
— Говори ясно! Маг Кройн хочет меня видеть?
— Он, то есть господин Кройн… он у постели В-в-в…
— Яндрос всемогущий! — сердито прошипел Савринор.
Девочка продолжала заикаться, тогда он попросту отмахнулся от нее и большими шагами пошел по коридору. Из невнятного бормотания служанки можно было разобрать, что Кройн был подле Верховного мага. Из всех магов Кройн наиболее сведущ во врачевании, и если он послал за летописцем, значит, близок конец Верховного мага. Возможно, жить тому оставалось менее часа. И теперь маги готовятся к последней процессии. Савринор не мог позволить себе задерживаться, коль скоро ему дорога жизнь.
