— Не бойся, — чужая рука крепок сжала мою ладонь… а потом отпустила.
Все люди — двуличные гады. Чем выше заберешься, тем больнее падать. Дружбу за деньги не купишь. Эти и подобные банальности мелькали в удивительно ясной голове; какая-то отстраненная часть сознания продолжала хладнокровно анализировать ситуацию, когда остальное сознание ушло в спячку, потому что я таки тонул! И только стоило это осознать, как все мысли затопила паника, инстинкты истошно взвыли, и я на последнем издыхании рванулся к бледному проблеску света…
Что-то твердое ударило в грудь, и я намертво вцепился в опору, подтягивая вверх тяжелое тело и захлебываясь ворвавшимся в легкие воздухом. Земля! Родная моя, твердая и надежная земелька! На земельке кто-то гнусаво вопил на разные голоса, но даже их кваканье сейчас казалось дивной музыкой. Я перевалился через бортик и блаженно растянулся на бетоне. Какая красота…
— Демон, — проскулил кто-то.
Заходящее солнце… дымящиеся развалины… колдуны, собравшие на берегу… как-то не особо дружелюбно глядящие на меня колдуны. Стало не по себе. Очень не по себе. Какой нелинейности времени? Я утвердился на ногах, подкашивающихся под тяжестью миссии и собранных по всему озеру водорослей (как и все растения, они ко мне прямо-таки льнули), и потянулся к стоящим на берегу людям. Не паниковать. Это всего лишь призраки прошлого, призраки прошлого тебе ничего плохого не сделают… Судьба нового нашествия повисла на тебе, и нашествию повезло, а вот тебе — нет.
Из горла вырвался лишь надсадный хрип. Благородное собрание почему-то синхронно сделало шаг назад.
— "И явится он из Бездны в миг, когда прольется кровь, и заменит собой солнце, и глас его грозен, и лик его лучезарен и ужасен в величии своем"…
Ты же сам пошел на это. Ни помощи, ни чужой опеки, против целого мира… Зверик Всемогущий, а можно я перемещусь в свое прошлое?
— Беда? С-смерть? Ильда? — наконец выдавил я, ища хоть искру узнавания в ответ. Поименованные как-то резко побледнели, причем Беда почти до обморока, а Шадде сделала шажок назад.
— "И объявит он каждого по имени его", — с оторопью добавил неизвестный сектант.
— Нет. Еще не время. Иди обратно, конец света не сегодня! — чуть ли не умоляюще проклацал зубами зеленоватый приграничник. — Условия не выполнены, ты не имеешь права меня забирать!
Кхм. Что это с ними? Это неправильное прошлое. Я боялся угодить в мясорубку войны, но никак не думал, что попаду в трясину религиозного помешательства.
— Да потому что на рассвете он явится, на рассвете! — не перенесло надругательств над каноном мое приютское прошлое. — "И закроются глаза Его, не в силах видеть мерзости, творимые на земле, и взойдет черное солнце, последнее солнце мира". Вы каким местом молитвенник читали?
— Вестник? — осторожно предположил незнакомый голос. — "И принесет слово Его…"
Я досчитал до десяти, убеждая себя, что не пристало исполнителю воли высших сил обижаться на глупых человечков, и изо всех сил стараясь не перейти на крик отчеканил:
— Найджел Юстин, Белый Круг, Белый Совет. Всем заткнуться и прекратить цитировать запрещенную литературу!
Лица окружающих стали как-то попроще: от Совета они ожидали всего, чего угодно.
— Юстины на западном берегу, — недоверчиво ощетинилась Ильда.
— Вот я и приплыл, не?
Главное — не останавливаться, говорить, пока все ошеломлены и еще не пришли в себя… Если цель Ильды — освобождение, то я просто должен успеть объявить то, что давно уже всем известно.
— Я — вестник Эжена Морой, его голосом и его именем, уполномочен сообщить вам, что в честь Дня Победы проводится всеобщая амнистия. Всем колдунам прощается все, что они совершили!
Слова прокатились над водой, неожиданно приобретая властность и мощь и, словно вторя им, бирка в моей руке разгоралась ярким серебряным светом. Колдуны подобрались ближе, и серебряное сияние отражалось в их глазах, потрясенных, испуганных, зачарованных происходящим волшебством. Я не знал, что происходит, но с каждым звуком в тело будто вливались новые силы; казалось, прикажи я горе подвинуться — и она выполнит приказание. Весь мир внимал мне! И даже черные маги слушали мой голос как прекрасную музыку…
— Вестник, — с восторгом подтвердила аудитория.
… но смысл до них не доходил.
— Демобилиза… — горло внезапно перехватило, словно я кричал на переделе связок, — …ция, свободны, по домам валите.
На лицах собравшихся, как у наконец проснувшихся людей, проступили признаки сознательной деятельности, и меня накрыл вал вопросов:
— Чего демоно?
— По домам?
— Уже?!
— По каким домам?
— Откуда он взялся?
И вот так начался бунт… Карма моя, а вдруг я действительно попал в прошлое? И как теперь объяснять свое появление? Так, срочно отвлечь.
— Вы что, еще не знаете? Видели, что случилось с Номма Эрро? Ниморские выродки взорвали плотину Илькке! Затопило всю страну! Срочно нужны люди на постройку подводных городов. Вот соберемся сейчас и поплывем…
"Как же давно мы не были дома", — читалось в лицах колдунов.
— М, Смерть, а ну их, — вполголоса предложил Беда. — Мне и в приграничье неплохо.
— Амнистия? — тихо прошептала Ильда Шадде.
Последний луч солнца скользнул по ее волосам, позолотив их, и погас за лесом. На лик колдуньи легли сумрачные тени, придав коже неживой оттенок, и затаились в фиолетовых провалах глазниц. Холодный ветер закружил вихрь песка и листьев, подхватил и унес с собой отзвуки чужих голосов, а озеро в последний раз плеснуло и замерло глянцевым зеркалом.
— Штрафные бригады расформированы и уравнены в правах. Приказ об искуплении вины отменен, — каждое слово приходилось выдавливать, словно маленький раскаленный ком. — Десять лет назад. Ты можешь быть свободна, Капля.
Искупление, точно! Вот что я делал на уроках религиозного воспитания, я помню, а вот что на истории?
— Десять лет, — прошептала нежить и спрятала лицо в ладонях. — Десять лет…
Покрытые мокрыми спутанными прядями плечи вздрагивали; Ильда Шадде, умертвие-убийца и пленница давно отмененного приказа плакала и смеялась одновременно, и таяла, как тает мороженое под летним солнцем.
Уход за грань завораживал своей обычностью и одновременно красотой. Путь, десять лет назад пошедший вкривь и вкось, сделал правильный поворот; все просто возвращалось на круги своя. Кружево превратилось в пену прибоя, и набежавшая волна утащила с собой моток водорослей, в которые превратились черные волосы, не оставив ничего от умертвия, когда-то державшей в страхе все приграничье. Прах к праху. Мир твоей памяти, Ильда Шадде. Не думаю, что смогу когда-нибудь тебя простить, но это уже моя проблема, верно?