Когда они остались одни, в восьмой раз повторил свой вопрос Повелитель Бестий.
— Глупец, — сказал ему Келесайн. — Ты сам — лжец и оттого всех подозреваешь во лжи. Я не отыскал в прошлом Мъяонеля ничего, что могло бы помочь нам. Я смог проследить его путь до той поры, как он стал Обладающим Силой, но не нашел ни значительных поражений, ни каких-либо явных уязвимых мест. У него есть несколько могущественных врагов, однако обращаться к ним бесполезно, ибо они знают о Мъяонеле еще меньше нашего. Например, Йархланга, Повелителя Падали, одного из Лордов Темных Земель, Мъяонель сначала подчинил себе, а потом, не иначе, как по какому-то капризу, освободил от оков своей воли. Полагаю, Йархланг мог бы стать нашим союзником в новой войне, но я бы погнушался таким союзником, да и пользы от него будет немного. Немногим отличаются от Йархланга и другие враги Мъяонеля. Увы, Зерем, неудачливой оказалась твоя идея.
Но сказал Повелитель Бестий:
— Если мы не можем действовать силой, надлежит обратится к хитрости. Говоря об уязвимых местах, я вовсе не имел в виду только лишь какие-нибудь предметы или Лордов, которые знают о Мъяонеле нечто тайное. Уязвимым местом может быть и привязанность. Нет ли у Мъяонеля чего-либо такого, что он ценит более всего на свете, что отнимает у него разум и может заставить забыть о всяческой осторожности?
Некоторое время размышлял Келесайн, а потом сказал так:
— Мне кажется, что нет. Его душа холодна; выбирая свои привязанности, друзей или женщин, он относится к ним так, как будто бы в любое мгновение может потерять их. В этом нет ничего странного: если он — ван, как он сам утверждает, то он должен помнить зарю мира и бесконечно долгие времена, последовавшие за тем. Ничего удивительного, что он научился терять. Удивительно, что он вовсе не разучился любить.
Сказал Зерем:
— Ты говоришь так, будто бы, вникнув в прошлое Мъяонеля, перестал считать его своим врагом.
Сказал Келесайн:
— Я никогда не считал его врагом, ибо у меня вовсе нет врагов. Есть существа, от которых Сущее должно быть избавлено — и я один из немногих, кто вполне понимает и покорно несет это бремя. Изучая прошлое Мъяонеля, я пришел к мысли, что прежде — до того, как стать Лордом — он был не так уж плох. Как ван, он не был лучше или хуже любого другого живущего. Однако с тех пор как он обрел Силу, в нем поселилось Безумие, которое стало использовать оболочку прежнего Мъяонеля для своих целей. Поэтому может возникнуть иллюзия, что ничего не изменилось и Мъяонель остался таким же, каким был когда-то. Но это не так. Его истинный облик — отвратителен и более чем красноречиво свидетельствует о его истинной природе. Я борюсь с Безумием, которое правит Мъяонелем, а не с ним самим, но, к сожалению, их нельзя разделить, и уничтожить Безумие можно только с тем, в ком воплощено оно.
Сказал Зерем:
— Меня успокаивают твои слова, ибо я начал уж было опасаться, не переметнулся ли и ты в стан друзей этого проходимца. Вернемся, однако, к уязвимым местам. Ты сказал, что наш враг не разучился любить. Кого же он любит?
Сказал Келесайн:
— Колдунью из Башни Луча, чародейку Ролу. Однако эта любовь — не страсть. Он не слишком-то часто приходит к ней, и, хотя они и делят ложе, во многом они — более друзья, чем влюбленные.
Спросил Зерем:
— Есть ли у нее другие любовники?
Сказал Келесайн:
— Нет. Изредка она предается любви с демонами, ибо не считает это изменой. Мъяонелю, впрочем, нет до этого никакого дела, и, если бы она спала с другими мужчинами, или с женщинами, или с животными, полагаю, ему не было бы дела и до этого.
Сказал Зерем:
— Странная это любовь.
Сказал Келесайн:
— Она нечиста, как и вся его Сила.
Рассмеявшись, добавил Зерем:
— Либо же это — свидетельство о природе ванов, которая извращена изначально. Но, как бы там ни было, такая любовь нам не нужна. Есть ли другая?
Сказал Келесайн:
— И да и нет. Обретя Силу, Мъяонель потерял сердце, но впоследствии купил сердце у влюбленного юноши, Тайленара, обещав юноше отомстить за него. Это сердце страстно любило девушку по имени Айнелла, и зов его превозмог все — и волю Мъяонеля, и его безумие. Повинуясь этому зову, Мъяонель желал обладать Айнеллой, но она отказала ему и покончила с собой.
Сказал Зерем, потирая руки:
— Великолепно! Это именно то, что нам необходимо! Но почему Мъяонель не воскресил ее?
Сказал Келесайн:
— Я не знаю. Ибо не все поступки и уж тем более — мотивы поступков можно прочесть по пряже времен. Но как раз это решение легко объяснить. Мъяонель любил ее больше себя и ставил ее желания превыше своих собственных. Он бы не стал брать Айнеллу силой, или отнимать у нее воспоминания о Тайленаре. Воскреснув, она бы снова стала терзать себя, возможно — снова бы попыталась свести счеты с жизнью. Что же, ответь, могло быть лучше для нее, чем отдохновение в Стране Мертвых перед новой жизнью?
Хихикнув, сказал Зерем:
— И в самом деле!.. Но вот что я скажу обо всем этом: нам следует немедленно найти душу Айнеллы, воскресить ее и использовать против Хозяина Рощи.
Поморщившись, сказал Келесайн:
— Мне бы не хотелось этого. Когда я проник в прошлое Мъяонеля и увидел этих двоих — Тайленара и Айнеллу — то передо мной будто бы на мгновение развернулся весь мир — такой, каким он должен быть. Я жалею их обоих, и юношу и девушку, и не желал бы в нашем деле использовать их.
Сказал Зерем:
— Право же, Келесайн, твоя мнимая святость иногда заставляет меня хохотать, а иногда — скрежетать зубами от бешенства. Подумай сам, что тебе легче сделать: обречь гибели весь Эссенлер, или «использовать» всего лишь одну девицу, которая, ручаюсь, и сама с превеликой радостью согласится способствовать нам против Мъяонеля, как только узнает, кто погубил ее возлюбленного?
И, приводя подобные аргументы, Творец Чудовищ в скором времени убедил Келесайна в том, что им надлежит поступить именно так, а не иначе. Да и Повелитель Молний не особенно-то спорил с ним, ибо и сам придерживался мнения, что допустить меньшее зло ради большего добра — не грех, но, скорее, необходимость.
Они приступили к поискам души Айнеллы, однако оказалось, что не так-то легко отыскать ее. Не обнаружили они Айнеллы ни в Стране Мертвых, ни среди живущих (полагая, что она могла вновь родиться в каком-нибудь другом облике), и лишь вновь использовав Зеркало Судьбы, смогли напасть на след ее.
А ведь не следует забывать, что время, когда умерла Айнелла, недалеко отстоит от времени, когда были изгнаны боги. В те дни во всем мироздании, в Сущем и иных Царствах гремели войны, о которых немногое знают люди и альвы. Ибо прежние вассалы богов — Обладающие Силой, разные могущественные духи, Великие Демоны, младшие боги и полубоги делили между собой различные сферы влияния, проводили новые границы в небесах и аду, сражались за право владеть потоками энергий, которые ранее контролировали одни лишь шестеро Истинных. Оттого в некоторых Царствах наступила совершеннейшая анархия — до тех пор, пока перераспределение не закончилось, и сильные не взяли своего, а слабые — не унизились перед сильными. Так, когда сгинул Бог Мертвых, многие из Владык Ада из областей, соседствовавших с Страной Мертвых, стали отрывать части от прежней вотчины смерти и присоединять их к своим владениям, или перенаправлять незримые реки энергий, по которым текли души в эти миры, в свои владения. Естественно, каждый из них при этом стремился захватить те земли и те энергии и те души, которые по сути своей хоть в какой-то степени согласовывались с его собственной Силой.
