— Мне нигде нет места, кроме как на войне. Уж это-то я попробовал.
— Тогда мне за тебя страшно.
Трясучка фыркнул. — Повезло мне, что ты приглядишь за моей спиной.
— Хотела бы я сгодиться на большее. Но ты знаешь, как решает проблемы Мясник Каприла, а герцог Рогонт скудно платит за преданность…
* * *
— Я всегда плачу за преданность по высшему разряду, но сражаться, раздевшись по пояс? Это так… — Рогонт скорчил рожу, будто отведал прокисшего молока. — Тривиально. Меня ты за этим не застанешь.
— Не застану за сражением?
— Как ты смеешь, женщина, я сам возрождённый Столикус! Сама знаешь о чём я. Твой северный сообщник, с… — Рогонт лениво показал рукой на левую сторону лица. — Глазом. Вернее без такового.
— Уже ревнуете? — проворчала она. Ей подурнело от одного упоминания этой темы.
— Немножко. Его ревность — вот что меня беспокоит. Этот человек весьма склонен к насилию.
— Поэтому я и взяла его.
— Возможно пришло время положить его обратно. Бешеные псы чаще кусают своих хозяев, чем врагов своих хозяев.
— А в первую очередь любовников своих хозяев.
Рогонт нервозно прочистил горло. — Нам бы уж точно этого не захотелось. С виду он крепко к тебе привязан. Если к корпусу корабля крепко пристаёт морской жёлудь, порой необходимо убрать его внезапной, неожиданной и… необратимой силой.
— Нет! — Её голос пронзил намного резче, чем она намеревалась. — Нет. Он спас мне жизнь. Не один раз и при этом рисковал собой. Только вчера он спас меня, а сегодня его убьём? Нет. Я перед ним в долгу. — Она вспомнила запах когда Лангриер ткнула раскалённым железом ему в лицо, и вздрогнула. Такой была бы ты. — Нет! Я не позволю тронуть его!
— Подумай об этом. — Рогонт начинал на неё дуться. — Я понимаю твоё нежелание, но погляди сама — это осмотрительный поступок.
— Благоразумный поступок? — издевательски усмехнулась она. — Предупреждаю. Оставь его в покое.
— Монцкарро, пожалуйста пойми, твоя безопасность — вот что меня… ууууф! — Она взметнулась с кресла, подсекла его ногу, схватила за руку, когда тот пошатнулся и упал на колени, завернула его запястье к лопатке, заставив его согнуться вниз и сама припала к его спине. Его лицо впечаталось в холодный мрамор.
— Я сказала нет, ты не слышал? Если я захочу применить внезапную, неожиданную и необратимую силу… — Она выкрутила его руку чуть сильнее и он ойкнул, бесполезно сопротивляясь. — … я справлюсь сама.
— Да! А! Да! Вижу совершенно ясно!
— Хорошо. Не упоминай о нём больше. — Она отпустила его руку и он мгновение лежал так, тяжело дыша. Извернулся на спину, осторожно потирая руку, глядя с угрюмой обидой, как она встала над ним, расставив ноги.
— Не надо было тебе так делать.
— Может мне так нравится. — Она оглянулась через плечо. Его член наполовину привстал, упираясь в её ногу. — И не уверена, что не нравится тебе.
— Ну раз ты об этом упомянула… должен сознаться, я люблю когда на меня смотрит сверху вниз сильная женщина. — Он погладил её колени кончиками пальцев, медленно провёл ладонями по внутренней стороне её бёдер до самого верха, а затем нежно спустился вниз. — Нельзя ли предположить… можно попросить тебя… в общем, на меня пописать.
Монза нахмурилась. — Мне не хочется.
— Может быть… тогда, немножко попить? А потом…
— Думаю, я привыкла к горшку.
— Какая расточительность. Горшок этого не оценит.
— Ну, раз он наполнится, можете делать с ним всё, что захотите, как вам такое?
— Пфу. Вовсе не тоже самое.
Монза медленно покачала головой, сходя с него. — Самозванная великая герцогиня писает на предполагаемого короля. Такое придумать-то не получится.
* * *
— Хватит. — Трясучку покрывали синяки, царапины, ссадины. Сучий порез на спине, как раз там, где труднее всего почесаться. Теперь, когда его хуй начал сдуваться, они снова заизводили его нестерпимым зудом, срывая его терпение. Его мутило от болтовни вокруг да около, от лжи друг другу, заметной с первого взгляда, как гнилой труп в постели. — Хочешь убить Муркатто, возьми да так и скажи.
Она замерла, приоткрыв рот. — Неожиданно ты попёр напролом.
— Нет, я пру напролом, вполне ожиданно тобой от одноглазого убийцы. Почему?
— Что почему?
— Почему ты так неистово хочешь её смерти? Я идиот, но не самый уж большой идиот. Не думаю, что такую женщину, как ты привлекло моё симпатичное личико. Ни даже моё чувство юмора. Возможно ты худо-бедно жаждешь отомстить за то, что мы сделали с тобой в Сипани. Мстить все любят. Но в этом лишь часть причины.
— Не малая часть… — Она отстранённо повела пальцем вверх по его ноге. — Насчёт насколько меня к тебе влекло — меня всегда больше интересовали настоящие мужчины, чем симпатичные личики, но я изумилась… я могу на тебя положиться?
— Нет. Если б ты могла, я бы не очень-то подошёл для работы, правда? — Он поймал её скользящий палец и завернул его перед собой, подвигая ближе её вздрогнувшее лицо. — Что всё это значит?
— Ах! В Союзе есть человек! Человек на кого я работаю, тот, кто послал меня в Стирию, в первую очередь шпионить за Орсо!
— Калека? — Его имя назвала Витари. Человек, который стоял за королём Союза.
— Да! А! А! — Она запищала, как только он выкрутил палец сильнее, затем выпустил его и она одёрнула руку. Приложив её к груди, выпятив на него нижнюю губу.
— Не надо было тебе так делать.
— Может мне так нравится. Продолжай.
— Когда Муркатто заставила меня предать Орсо… она заставила меня предать и Калеку. Орсо во врагах я смогу пережить, если некуда деваться…
— Но не этого Калеку?
Она сглотнула. — Нет. Не его.
— Худший враг, чем могущественный герцог Орсо, да?
— Гораздо худший. Его цена — Муркатто. Она угрожает сорвать все его тщательно вынашиваемые планы по включению Талинса в Союз. Он хочет её смерти. — Маска уравновешенности слетела и показался её собственный взгляд, с опущенными плечами и вперившимися в простыню широко открытыми глазами. Алчный, болезненный и очень, очень напуганный. Трясучка понравилось то, что он увидел.
Наверное первый честный взгляд, с тех самых пор, как высадился на стирийский берег. — Если я найду способ убить её, я верну себе жизнь.
— И твой способ — я.
Она подняла на него взор, и глаза были твёрдыми. — Ты сможешь всё сделать?
— Я мог бы всё сделать сегодня. — Он собирался разрубить секирой ей голову. Он собирался поставить сапог ей на лицо и вдавить её под воду. Вот тогда б ей пришлось его уважать. Но взамен он её спас. Потому что надеялся. Может и до сих пор… но надеяться — строить из себя дурака. А Трясучка уже заманался выглядеть дураком.
