Вернемся теперь в Драгоценную палату. Там находился еще один уважаемый Будда, прозванный Фонарщиком, который, подслушав украдкой, что произошло при передаче священных книг, сразу все понял. Оказывается, Ано и Цзяшэ отдали книги, в которых не было ни одного иероглифа. Усмехнувшись про себя, он подумал: «Монахи из восточных земель глупы и неразумны, они не разобрались, что им дали книги без иерогли – фов. Как бы не получилось так, что Танский монах зря совершил столь трудное и долгое путешествие!».
– Есть ли кто-нибудь здесь? – громко спросил Фонарщик. Тотчас же показался досточтимый бодисатва Храбрости Бо-сюн.
– Ну-ка, наберись грозного величия! – велел ему уважаемый Будда-фонарщик. – Со скоростью метеора догони Танского монаха и отними у него священные книги. В них нет ни единого иероглифа. Пусть он еще раз явится и попросит настоящие книги, с письменами.
Бодисатва Храбрости тут же вцепился в порыв буйного ветра и умчался за пределы храма Раскатов грома, приняв самый грозный вид, на какой только был способен.
Буйный ветер был настолько замечателен, что про него даже сложены стихи:
У Будды много храбрых слуг,
Но подает им всем пример
Своею мощью грозовой
Дух ветра буйного – Сунь-эр.
Его разгневанный порыв
Страшней взбесившихся коней,
А несравненный аромат
Дыханья девушки нежней.
Такой пронесся дикий вихрь,
Что реки хлынули назад,
И рыбы ринулись на дно –
Найти убежище спешат.
Такой пронесся шумный шквал,
Что грозные драконы гор
О скалы бьются наугад,
Не находя знакомых нор.
Вон стая обезьян ручных,
С плодами торопясь домой,
Никак дороги не найдет,
Застигнутая бурной тьмой.
Вон желтых аистов семью
Свирепый смерч относит вспять,
И тщетно силятся они
Родные гнезда отыскать.
Багряных фениксов умолк
Звенящий, радостный напев,
Лишь буря в небесах свистит
И крутится, рассвирепев,
А золотого петушка
Звучит надрывно вещий крик,
Раскатам вторя грозовым
И не смолкая ни на миг.
Там сучья сосен вековых
Ломает ветер на лету,
Здесь кружит вихрем лепестки
И рвет смоковницы в цвету,
Одним порывом до земли
Бамбук сгибает молодой,
Качает лотос золотой
Над взбаламученной водой.
Чуть слышный звон колоколов,
Едва струившийся вдали,
Теперь по ветру разнесло
На три десятка сотен ли,
А звуки сладостных псалмов
И чтение священных книг,
Подъяты вихревой рукой,
Взлетели к небу напрямик.
Под тяжким выступом скалы,
Что над расселиной висит,
Необычайные цветы
Утратили свой прежний вид,
И у дороги полевой,
Что змейкой тянется вдали,
Густые всходы дивных трав
Ничком на землю прилегли.
Врасплох застигнуты грозой,
Олени белые дрожат,
От злого ветра за скалой
Найти спасение спешат,
И птицы пестрые луань,
Попав в кружащуюся муть,
По ветру носятся, как пух,
Не в силах крылья развернуть.
А дивный запах между тем
Волной незримых покрывал
По поднебесью разлился
И всю вселенную объял,
И освежающий порыв
Пронесся над землей стремглав,
В разъяснившихся небесах
Густые тучи разогнав.
Танский монах, застигнутый сильным ветром, вдруг ощутил приятный аромат, в котором сразу же узнал благое знамение Будды, а потому не предпринял никаких мер предосторожности. Но вот раздался резкий звук, и с неба протянулась исполинская рука, которая с необычайной легкостью сняла навьюченные на коня узлы со священными книгами. От испуга Танский монах начал бить себя в грудь кулаками и закричал не своим голосом. Чжу Ба-цзе кинулся догонять узлы, Ша-сэн решил охранять свои узлы на коромысле, а Сунь У-кун словно на крыльях погнался за похитителем. Бодисатва Храбрости заметил, что Сунь У-кун нагоняет его, и сбросил похищенные узлы на землю, так как побоялся, что посох, у которого не было глаз, мог бы сослепу поранить его. Узлы с книгами упали прямо в пыль. Сунь У-кун видел, как их клочья разлетались по ветру. Он прижал книзу край своего облачка и стал спасать книги. Тут бодисатва остановил ветер и отправился с докладом к Будде-фонарщику. Однако об этом мы рассказывать не будем.
Чжу Ба-цзе погнался за похитителем. Увидев, что священные книги упали на землю, он вместе с Сунь У-куном подобрал их, взвалил на спину и отнес Танскому монаху. Тот, обливаясь слезами, горестно воскликнул:
– Братцы! Оказывается, даже здесь, в обители Предельного блаженства, водятся злые дьяволы-мары, причиняющие вред людям!
В это время Ша-сэн развернул одну из тетрадей: в ней были одни лишь белоснежные листы бумаги без малейших следов письменных знаков на них. Тогда он поспешно передал тетради Танскому монаху:
– Учитель, взгляни-ка! В этой тетради нет ни одного иероглифа!
Сунь У-кун раскрыл другую тетрадь, оказалось, что и в ней одни чистые листы. Наконец и Чжу Ба-цзе открыл одну из тетрадей, но и в ней не оказалось никаких письменных знаков.
– Пересмотрите все книги! – велел Танский монах.
Все тетради оказались чистыми листами бумаги.
Убитый горем Танский монах начал охать и ахать:
– Видно, жителям наших восточных земель не дано счастья! – удрученно произнес он. – К чему нам эти пустые книги, без единого знака? Как же я осмелюсь предстать перед Танским императором? Ведь тот, кто обманет государя, не заслуживает никакого снисхождения!
Однако Сунь У-кун, сразу смекнувший, в чем дело, утешил своего наставника:
– Наставник! – сказал он. – Все это проделки Ано и Цзяшэ, ну и негодяи! Мы не дали им подарков, вот они и подшутили над нами. Давайте вернемся обратно и пожалуемся на них самому Будде Татагате. Пусть накажет их за лихоимство.
– Правильно! Правильно! – заорал Чжу Ба-цзе. – Идемте, пожалуемся на них!
Все четверо стремительно повернули обратно и, не чуя ног под собою, поспешно направились в храм Раскатов грома. Вскоре они очутились перед воротами храма. Привратники, сложив ладони, приветливо встретили их.
– Должно быть, вы вернулись обменять книги, праведные монахи? – с улыбкой спросили они.
Танский наставник кивнул в ответ головой и выразил им благодарность за внимание.
