Хотя Дубов и решил до поры до времени не задумываться о том, куда и в какое время он угодил, совсем не задумываться об этом он не мог. Желая хоть сколько-то привести факты во взаимное соответствие, Дубов попытался включить логическое мышление, но главная трудность состояла в том, что ему приходилось оперировать фактами, противоречащими всякой логике. После посещения собственной могилки Дубов готов был принять как данность свою безвременную кончину в 1988 году; после визита в комитет комсомола он вынужден был признать, что товарищ Иванов не переквалифировался в порноиздатели, а остался пламенным комсомольцем — но в таком случае было совершенно неясно, почему товарищ Иванов не узнал товарища Дубова — ведь к восемьдесят восьмому году они уже были хорошо знакомы. Или Иванов узнал его, но почему-то не подал виду?
Обо всем этом Василий напряженно размышлял, пока Солнышко вел его сначала по лестницам, а потом по многочисленным коридорам явно служебного предназначения. И лишь когда они оказались в каком-то закутке возле узкой металлической лестницы с приваренными к ней перилами, Василий наконец-то пришел примерно к тем же выводам, к каким Надежда Чаликова пришла во время ночных бдений на квартире Серапионыча. И удивили его не столько сами выводы, сколько то спокойствие, с каким он эти выводы воспринял.
— Нам наверх? — как ни в чем не бывало спросил Дубов.
— Ага, на крышу, — подхватил Солнышко. — Надеюсь, ты не страдаешь страхом высоты?
— Я тоже надеюсь, — уклончиво ответил Василий, берясь за поручень.
О крыше и чердаке в Бизнес-центре издавна ходили самые темные слухи. Здание, построенное в 50-ые годы как пристанище партийно-советско-комсомольских органов Кислоярского района Энского края, со стороны Елизаветинской выглядело как обычный пятиэтажный дом, увенчанный башенкой со шпилем, которые воспринимались как обычное для тех лет архитектурное излишество. На самом же деле проектировщики ухитрились между пятым этажом и крышей втиснуть еще по меньшей мере один полноценный этаж, совершенно незаметный со стороны улицы. Все ходы с пятого этажа наверх были наглухо перекрыты, а попасть туда можно было только через малоприметную проходную в небольшом домике, примыкавшем к зданию со двора. И лишь немногие знали, что чердак до отказа забит всякой прослушивающей аппаратурой известного ведомства, а шпиль служил «глушилкой» для «Би-би-си», «Свободы» и прочих вражеских голосов. Вскоре после падения советской власти чердак был приватизирован акционерным обществом «Кислоком-GSM», а шпиль-глушилка стал использоваться как антенна, обеспечивающая мобильную связь в городе и окрестностях. О том, что творилась на чердаке, по-прежнему никто не знал, как так он был закрыт для посторонних так же, как и в «домобильную» эпоху. Журналистам удалось разнюхать лишь то, что держателем контрольного пакета акций «Кислокома» является тот же самый офицер известного ведомства, который раньше заведовал потаенным чердаком.
Но все это было в привычном Дубову Кислоярске. А тут ему предстали обширные пустые помещения, где каждый шаг отдавался в гулкой тишине полумрака.
— Вась, как ты думаешь, что здесь лучше устроить — танцкласс или художественную студию? — вдруг спросил Солнышко.
— И то, и другое сразу, — ответил Дубов, не особо задумываясь.
— Как это?
— Очень просто. Будущие артисты балета смогут осваивать хореографическое искусство, а художники — зарисовывать их стройные ножки.
— Гениально! — захлопал в ладоши Солнышко. — И как это мы сами не додумались? Да-да, очень дельная мысль: здесь устроим танцевальный зал, а там — студию. С той стороны такие виды открываются, аж дух захватывает!
С этими словами Солнышко провел своего спутника к маленькому подслеповатому окошку, откуда открывалась изумительная панорама Кислоярска: оказалось, что это вовсе не пыльный провинциальный городок, возомнивший себя столицей маленького, но очень суверенного государства, а настоящий город-сад, прорезаемый синею лентой Кислоярки и незаметно переходящий в лес, тянущийся до самого окоёма. Что-то похожее Василий видел в Царь-Городе с крыши дома Рыжего — не доставало лишь теремов, соборов да белокаменной городской стены.
— Идем, идем, потом насмотришься, — тормошил его Солнышко. — Нам еще выше, на самую крышу!
В самом углу чердака прямо от пола поднималась еще одна лесенка, даже без перил, ведущая к люку в потолке. Однако над люком оказалась не крыша, а еще один чердак, по-настоящему заброшенный, с низким неровным потолком, так что рослым парням, какими были Вася и Солнышко, приходилось передвигаться, согнувшись в три погибели, да еще и глядя под ноги, чтоб не споткнуться о кривые доски.
Лестницы здесь даже и не было — посреди чердака прямо на полу, под очередным люком, стояла какая-то тумба, или даже бочка, вспрыгнув на которую и потом слегка подтянувшись, можно было оказаться на крыше.
Башенка, с улицы казавшаяся почти игрушечной, вблизи выглядела очень внушительно, да и шпиль смотрелся совсем по-иному — с грозной устремленностью вверх. Но куда более изумило Василия другое — прямо на крыше, приткнувшись боком к башне, стояла хибарка, наскоро сколоченная из каких-то кривоватых досок и даже кусков фанеры. За маленьким скособоченным окошком виднелись простенькие занавески с веселым узорцем, а из крыши торчала труба печки — «буржуйки». Похожий домик был у Серапионыча, но докторская хижина находилась на краю полянки вблизи дороги на Покровские Ворота, а эта — прямо на продуваемой всеми ветрами крыше многоэтажного здания посреди города. В довершение сюрреальности вокруг хибарки были расставлены несколько ящиков с землей, откуда торчали кустики помидоров, огурцов и других овощей.
Василия охватили неясные, но тревожные предчувствия, однако он нашел в себе силы пошутить:
— А сейчас прилетит хозяин на пропеллере с моторчиком.
Однако Солнышко, вдруг сделавшийся очень серьезным, шутку не поддержал:
— Нет, он не летает ни на моторчике, ни на пропеллере. Он учитель.
Дубов хотел было спросить, чему учитель учит — взрывать паровые машины или изображать привидение? — но отчего-то промолчал.
Солнышко вежливо постучался в дверь, которая была явно позаимствована у прошлых хозяев чердака — на ней даже сохранилась табличка «Главный специалист по прослушке».
— Входите! — раздался из домика голос, показавшийся Дубову неуловимо знакомым.
Солнышко вытер кеды о тряпочку перед дверью, хотя они не были мокрыми или грязными, и прошел внутрь. Вася машинально последовал за ним.
Домик того, который живет на крыше, оказался внутри столь же неказистым, как и снаружи. Похоже, хозяин в большем и не нуждался — только старенький диванчик, узкий платяной шкаф, кухонный столик да этажерка. На диване, откинувшись на обветшавшую выцветшую спинку, сидел хозяин и с доброжелательной улыбкой глядел на гостей.
