Едва носик пакета, поднесённого Алексом, приблизился к лицу Карины, как её глаза открылись и вспыхнули. Она жадно выпила всё до капли, а потом уткнулась в плечо Алекса.
В синих сумерках тихо падал снег. Я спросила:
— Как ты, родная?
Она просто протянула мне руку и прошептала:
— Мама, Алекс… Я вас очень, очень люблю…
Губы Алекса нежно накрыли её рот поцелуем, а я устало ссутулилась на стуле. Всё кончилось, она выдержала это, она жива, с нами. Это главное, а всё остальное — неважно.
— 18.14. Зеркало
Кого я видела в зеркале? Юлю. Правда, с моим взглядом и сединой в тех же местах шевелюры, где и у меня. Вот они, две широких седых пряди — как уступка судьбы, решившей радикально изменить мой внешний вид. Впрочем, и взгляд многое значит. Я уже говорила где-то о пословице "Глаза — зеркало души". Так оно и есть, причём в самом прямом смысле. В глазах можно увидеть душу. Так я увидела и узнала Никиту, так он увидел и узнал меня.
Как долго мне осталось пользоваться этим телом? Земные дела я, кажется, завершила: вирус побеждён, война прекращена. Общество "Аврора" понемногу поднималось и расправляло плечи, а его новый президент Курт Эттингер, крайне слабый как руководитель, обращался к нам с Оскаром за советом всякий раз, когда затруднялся принять какое-либо решение. Фактически "Авророй" управлял Орден: мы говорили Эттингеру, что делать, а он исполнял, не афишируя, впрочем, того факта, что он зависит от нас, а сам как президент — несостоятелен. Мы не разоблачали его: пусть сохраняет лицо, если ему так хочется.
Вернётся ли вирус? Возможно, через сколько-нибудь лет он и придёт снова, но уже не такой смертоносный, и люди будут справляться с ним так же, как с обычным гриппом: мы всё-таки здорово ослабили его, и навряд ли он оправится от этого удара. Мутации, конечно, возможны, но достойные не дремлют: если понадобится, они ещё раз вмешаются в его "паутинную матрицу", хоть это и весьма рискованно. Добивать его сейчас было нельзя: это могло вызвать изменения реальности, и не было гарантии, что вместо него не появится какая-нибудь другая зараза: в природе "свято место пусто не бывает".
Земные дела… Сколько же их я переделала. И вот, кажется, всё. Моя миссия выполнена, а значит, и время, на которое мне было позволено вернуться, подошло к концу. Но как об этом сказать ребятам? Карине? Никите?
Некогда мне было заботиться о новом теле для Юли, так уж получилось… Да и откуда я его возьму? Разве что… Есть один способ, но с телом Юли (нынешним, в котором я находилась) этот номер не пройдёт. У неё не может быть детей, если вы помните.
Так что…
Помолчу немного перед последним словом, если позволите. Надо собраться с силами.
— 18.15. Незабываемая ёлка
Новый год… Любимый праздник многих. Я бы не стала отдавать распоряжение раздобыть и поставить в церемониальном зале ёлку, если бы в замке не было детей — ребят Каспара. Праздник для детей — святое дело.
"Волки" притащили огромную, роскошную лесную красавицу, в замок доставили целый ящик ёлочных игрушек. Дети Каспара с восторгом принялись наряжать ёлку, а к ним присоединилась Карина, которой вдруг захотелось впасть в детство. На неё нахлынули воспоминания:
— Мам, а помнишь тот Новый год на базе "волков"? "Волки" притащили малюсенькую искусственную ёлочку и пакет мандаринов для меня… Эх, жалко, больше мне не поесть мандаринов… А Алекс! Он подарил мне плюшевого медведя. Положил его в пакет с вещами. Алекс, ты помнишь?
Алекс, с улыбкой в глазах наблюдавший за впадением жены в детство, мысленно возвращался эти дни. В его взгляде проступила задумчивая нежность. Тогда Карина была совсем девчонкой, но эта девчонка с сияющими глазами и светлой улыбкой уже тогда покорила его сердце. Он противился этому чувству, считал его блажью, но оно таки взяло над ним верх.
— Ой, как я тебя поначалу боялась! — со смехом вспоминала Карина, вешая игрушки на те ветки, до которых могла дотянуться, и её новоприобретённые острые зубки хищно поблёскивали в улыбке — той самой, что покорила сердце Алекса. — Я тогда даже представить себе не могла, что ты — мой будущий муж!
Алекс слушал щебетанье Карины с чуть намеченной в уголках губ ласковой усмешкой — редкой гостьей на его суровом воинственном лице. А глаза Карины вдруг засияли и широко распахнулись от пришедшей ей в голову идеи:
— Мам! — воскликнула она, круто повернувшись ко мне с большим блестящим шаром в руках. — Слушай, а давай устроим ёлку для всех наших детей? Пригласим полный замок ребятни!
"Наших" — то есть, детей-хищников. Хлопотная и сумасбродная это была затея, если учитывать, что до Нового года оставалось всего три дня. Успеем ли мы подготовить праздник? Кроме того, приглашения следовало рассылать заблаговременно: мало ли, у кого какие планы.
— Устроим ёлку второго или третьего числа, — предложила Карина. — Времени немного, конечно, но мы успеем!
Кто его знает… Видимо, это мой последний Новый год, так почему бы не сделать его памятным? И опять новшество: никогда за всю историю Ордена Великий Магистр не устраивал в своём замке детской ёлки. А почему бы нет?
Сказано — сделано. Приглашения разослали, в рекордные сроки всё было подготовлено, и третьего января замок наполнился детскими голосами. Было море развлечений и целая гора подарков: для девочек — в коробках с красными бантиками, для мальчиков — с синими. Я собралась было наблюдать за этим весёлым кавардаком со своего трона, но Карина затащила меня в самый центр безобразия.
— Госпожа Великий Магистр! Что это вы тут одна скучаете? Нет, так не пойдёт! — воскликнула она, облепленная со всех сторон оравой ребятишек. — Пойдёмте с нами!
Никита уже был в гуще событий — изображал из себя северного оленя, катая малышей на своих могучих плечах. Он огромными дикими скачками носился по замку, заставляя ребят визжать от восторга, да и сам, похоже, веселился вовсю.
— Так, кто следующий? — спрашивал он, спуская только что прокаченного малыша на пол.
Вокруг него стоял визг и писк: вся мелюзга просилась прокатиться. А Никите что? Он мог прокатить и сразу двоих пассажиров — ширина его плеч это позволяла. Подхватив двух ребят, он ускакал в очередной рейс, а остальные желающие остались ждать с нетерпением его возвращения.
В общем, скучать мне не дали. Меня заставляли делать всё: бегать, прыгать, танцевать и даже петь. А поскольку у меня никогда не было ни голоса, ни слуха, эффект от моего пения был сногсшибательный — в смысле, все валились с ног от смеха. Позволяли ли себе собратья когда-нибудь в истории Ордена смеяться над Великим Магистром? Полагаю, никогда. Но сегодня было можно всё, в том числе и это. Это был незабываемый день. А когда северный олень Никита подхватил меня на рога (то есть, на плечи) и с криком "йе-хуу!" помчался галопом по залу, у всех была истерика. Представьте себя меня в парадном облачении — в плаще, при ордене и диадеме — и на "рогах" у совершенно безбашенного оленя, и вы поймёте, почему все надрывались и рыдали от смеха. Да, это был день обрушения традиций.
