Давненько не имел я чести Скрестить с тобою слов клинки, мой друг».
Он хитро посмотрел на Талли, мол, как тебе это? Тот широко ухмыльнулся и произнес ответное стихотворение:
«Давненько чести не имел – с тобой бывает, И не такое… Знаю я наперечет Все рифмы и размеры, наперед Подумай, прежде чем бросать мне вызов».
Поединок! Поединок! – завопил во всю глотку невесть как очутившийся рядом Джон, и все те, кто еще не находился рядом с двумя вступившими в изустный бой бардами, постарались это сделать как можно скорее. Гринер оказался зажат толпой. Отовсюду слышались выкрики, пожелания, брань и свист. Как понял юноша, большинство было за Таллирена, но те, кто болел за рыжего барда, орали громче. Противники же, удостоверившись, что завладели вниманием всего зала, стали, подбоченившись, друг напротив друга, и сменили размер, стиль а также ритм.
– Тебя не раз я вызывал – ты уклонялся, – усмехнулся Рикардо, – Скажи-ка честно – был не в голосе? Боялся?
– Тебя? Помилуй Боги – разве можно? Боится ли сапожника художник? Иль подмастерья – умудренный мастер? Все времени не находилось, уж поверь, на мелочи такие, но теперь…
Что «теперь», слушатели так и не узнали – потому что с гулом, сравнимым разве что с приливной волной, в залу ворвалась толпа молодых людей с факелами и табуретками наперевес, у некоторых в руках были мечи; от них разило вином так, будто они в нем купались. Таллирен умолк и раздраженно повернулся к источнику шума.
– Братья музыканты! – раздался дружный вопль от дверей.
– Сыны Сорелля! – понесся ответный рев, и, как последний, самый сильный, девятый вал, наполненный дружелюбием и чувством собутыльного братства, крик: – Налива-а-ай!
Гринер едва не был сбит с ног бардами, ринувшимися в объятия друзей, краем уха услышал веселый возглас рыжего Рикардо: «Тебе повезло, Талли!», и тут его толкнули, да так, что пришлось схватиться за первое, что попалось под руку – скатерть. Юноша упал, утянув за собой большую часть съестного со стола, и быстренько стал отползать к стене, лавируя под ногами у бардов. Послышались крики, все больше возмущенные, Гринер уловил слова «стража», «отломили», «вместе покажем» и почему-то «мать». Джона из виду он потерял, впрочем, как и Талли. Буквально вжавшись в стену, украшенную гобеленом с изображением танцующей девушки, юноша стал тихонько, мелкими шажочками, продвигаться к окну, чтобы спокойно слезть вниз и под шумок смыться. Пробиться сквозь галдящую и размахивающую кулаками толпу на выходе было практически невозможно.
Тео неслась по улице, как вихрь; рядом с ней бежал Дерек.
– Забе… в «Гузку…» …мечи? – проглатывая часть слов, предложил маг, не сбавляя скорости.
– Долго… да и… не помогут… – ответила Тео. – …певаем?
– …оде.
«Надо было дождаться, пока они все выйдут оттуда…», – тоскливо подумал Гринер, провожая глазами толпу, выросшую вдвое, и двигавшуюся с факелами от Ассамблеи в сторону центра города, – «…а потом спокойно уйти через дверь».
Но было уже поздно.
Он уже висел снаружи, зацепившись руками за подоконник, на высоте третьего этажа.
Гринер проклял мясо и сыр, свиные ребрышки и рябчиков, яблоки и хлеб с поджаристой корочкой, паштет и два бокала вина – ибо именно они сейчас лежали в желудке и тянули его вниз. Руки одеревенели, ноги налились свинцом… В глазах стали вспыхивать цветные пятна, и юноша попытался вспомнить, не было ли под окном каких-нибудь смягчающих обстоятельств. Кустов, клумбы, в конце концов… Повернуть голову и посмотреть уже не было сил, а полагаться на свою память он боялся, тем более что и вспоминалась лишь выхваченная краем глаза широкая гравиевая дорожка.
«Прощай, жизнь», – подумал было Гринер, и попытался разжать пальцы, но не тут то было. Их то ли свело судорогой, то ли еще что – но они отказались ему повиноваться. «Так и помру тут…» – мрачно решил он и прикрыл глаза.
– И долго ты уже висишь? – поинтересовались снизу, и Гринер с невыразимым облегчением (таким, что чуть не расплакался), узнал голос своей наставницы.
– Снимите меня отсюда! – заверещал он.
– Сейчас… отпусти подоконник. Все будет нормально, отпусти.
– Не могу! Меня руки не слушаются!
– Зачем так орать… – послышался второй голос, и Гринер понял, что парочка магов явилась в полном составе. – Тей, кинь в него булыжником, он и отвалится…
– Нет! – испугался Гринер и сам не заметил, как разжал пальцы… и вместо того, чтобы шумно рухнуть на твердую дорожку, повис в воздухе, словно подхваченный чем-то невидимым. И это что-то аккуратно спустило его вниз. Но ноги отказались его держать: он со стоном опустился на землю. Маги склонились над ним.
– Чего это он? – спросил Дерек, разглядывая юношу, – Разодет-то как… А ты боялась – «его испортят, напоят, совратят, научат плохому…».
– Сейчас очухается, – пообещала Тео, – а не очухается, так пропустит свой первый урок в качестве ученика мага.
– Урок? – простонал Гринер. – Я очень хочу урок… только вот… я столько съел, и еще это окно…
Тео цыкнула на него: «Молчи!», присела рядом на корточки; достала из-за пазухи маленький пузырек, и, открутив пробку, влила часть его содержимого Гринеру в рот.
– Лучше отойти… – посоветовала она Дереку, и, взяв его под локоть, отвела шагов на пять. – У тебя трубка с собой? Ну, так доставай… – услышал Гринер. – Табак у меня. Минуты две он проваляется, так что…
Некоторое время Гринер и впрямь «валялся», не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Один только нос не отказал ему в службе – до него долетал запах дорогого табака, – да уши, почти целиком донесшие разговор магов.
– Не успели спросить капитана… Жаль. Можно было бы примерно составить последовательность и циклы этой гадости… – сказала Тео.
– Да какая разница, сколько людей и за какие сроки, пойдем сегодня, не то завтра будут еще трупы.
– Уверен? Надо хорошо продумать… опасно.
Гринер принялся считать звезды.
– …поставить на выходе… – предложила Тео. – И ждать. Она осторожна.
– Он, – поправил ее Дерек.
– Она… Оно… да какая разница? Главное – не проглядеть. У тебя все с собой?
– Почти. Ну, то, чего нет, вряд ли пригодится.
Тео оказалась права – ровно через две минуты Гринер ощутил, как волна жара проносится от головы к ногам и обратно. Потом тысячи иголок впились в его кожу, и волна энергии настолько сильная, что была даже болезненной, буквально подбросила его; он вскочил на ноги, и, чтобы хоть как-то сбросить излишек сил, попытался попрыгать на месте. Получалось не очень – все его тело дергалось невпопад, и со стороны он напоминал больного трясучкой в яркой форме.
– Забористая штука, – фыркнула
