Он встал лагерем неподалеку от развалин города и несколько дней восстанавливал силы. Пока начавшееся массовое дезертирство доблестных воинов, сгибавшихся под тяжестью награбленного барахла, не подсказало ему, что солдаты уже достаточно отдохнули.
Тогда во главе пяти тысяч вооруженных сторонников он направился к Башне в Чарах.
В Башне успели подготовиться к нападению. Защитники хорошо знали, кто к ним пожаловал, и отказались открыть ворота. Они называли его изменником, сумасшедшим, грязным мерзавцем. Находили словечки и похлеще. Издевались над ним как могли. Она находилась в отъезде, но Ее приспешники оставались Ей верны, вели себя дерзко и не выказывали никакого страха.
По камням стен, укрепленных заклинаниями еще при строительстве Башни, двинулись заколдованные выползки: сморщенные зеленые, розовые и голубые личинки. Эти червяки быстро сползались туда, куда наносил свои удары Плетеный, и поглощали энергию его колдовства. Колдуны, засевшие в Башне, были более слабыми магами, чем атаковавший их Плетеный, но они действовали под защитой заколдованных стен, воздвигнутых тем, кто многократно превосходил его своим могуществом.
Плетеный бесновался, изрыгая заклинания, пока не обессилел. Самое большое повреждение, нанесенное им Башне, было размером с обычную кляксу.
А эти болваны, там, внутри, продолжали глумиться над ним. Но через несколько дней такая забава им приелась. Раздраженные его упорством, они принялись швырять в него пылающие факелы.
Пришлось отступить за пределы их досягаемости.
Солдаты уже не верили ему, когда он утверждал, что Госпожа утратила былое могущество. Если утратила, то почему же Ее вассалы так самоуверенны и упрямы?
И что из того, что Ее нет сейчас в Башне? Ведь Она может в любое время примчаться на помощь, получив известие об осаде. Было бы просто глупо оказаться в этот момент в лагере Плетеного.
Армия начала таять. Солдаты дезертировали целыми ротами. Когда колдунам Плетеного удалось наконец пробить брешь в воротах Башни, число его сторонников сократилось до двух тысяч человек. Они наконец прорвались сквозь пролом, испытывая при этом худшие опасения. И там, внутри, они подтвердились. Большинство сгинуло в заранее подстроенных внутри Башни хитроумных ловушках, прежде чем их хозяин осмелился последовать сквозь брешь за ними.
Но даже попав внутрь, Плетеный ничего не добился.
Он едва вырвался обратно и долго катался по земле, чтобы сбить язычки пламени, жадно вцепившиеся в ивовые прутья его тела. Лавина камней, обрушившаяся на него с зубчатых стен Башни, чуть не погребла его под собой. И он торопливо отступил, едва успев предотвратить дезертирство тех нескольких сотен людей, что уцелели от всего его воинства.
Жабодав не пострадал. Он благоразумно уклонился от участия в последней схватке и теперь решительно направился прочь. После перенесенного унижения он не собирался дальше околачиваться под стенами Башни. Изрыгая ужасные проклятия, Плетеный последовал за ним.
Защитники Башни сделали так, что их издевательский смех много дней звучал в ушах побежденных.
Города, лежавшие между Башней и морем, дорого заплатили за происшедшее. А Опал заплатил вдвойне. Плетеный так далеко зашел в своей безумной жажде мщения, что ему пришлось целых шесть дней выжидать, прячась в руинах города, прежде чем один опрометчивый капитан не бросил якорь в гавани, чтобы выяснить, что за ужасное стихийное бедствие постигло Опал.
Разочарование, грызшее Плетеного, лишь подстегивало его ярость. Казалось, сама судьба решила помешать ему. Несмотря на все его неутомимые, неистовые усилия отомстить, он ни на шаг не продвинулся вперед – разве что в бушевавшем внутри него царстве безумия. Но он не желал признать очевидное.
Под стенами Берилла Плетеному пришлось столкнуться с колдовскими проявлениями почти той же силы, что и в Башне. Защитники города не пожелали сдаться, предпочтя вступить в жестокую схватку.
Безумие, неистовство и ярость Плетеного в тот день ужаснули даже Жабодава.
Талли, почесываясь, сидел на бревне и пустыми глазами смотрел в ту сторону, где стояло дерево. Вряд ли братец сейчас хоть что-нибудь видит, подумал Смед. Опять изнывает от жалости к самому себе.
– Вот дерьмо, – пробормотал Талли. – Ну и черт с ним.
– Что? – спросил Смед.
– Что слышал. Я сказал – черт с ним! Я сыт по горло. Будем собираться обратно. По домам.
– Послушай, а как же дворцы и роскошные женщины, о которых ты толковал? Как насчет твоих обещаний, что всю оставшуюся жизнь мы будем жить по-королевски?
– Забудь. Засунь себе эти обещания. Мы уже проторчали тут всю весну и половину лета, ничего не добившись. Просто я показался себе большим умником, решил прыгнуть выше головы, а сам как был бичом с Северной Окраины, так им и останусь.
Смед посмотрел в сторону дерева. Тимми Локан все продолжал швырять палки. Это занятие ему никогда не надоедало. Сегодня Тимми искушал судьбу, подобравшись к дереву гораздо ближе, чем обычно. Он собирал палки, раньше не долетевшие до кучи, и забрасывал их на самый верх. Так получалось гораздо быстрее, чем искать валежник; ближайший к дереву участок леса был вылизан, словно парк; там нельзя было найти ни единой хворостинки.
Смед подумал, что теперь они могут поджечь кучу в любое время. Местами она полностью закрывала дерево, поднявшись на пятнадцать футов в высоту.
Что такое творится с Талли? С тех пор как им пришлось искупаться в реке, он непрерывно скулил и закатывал истерики. Но сейчас, когда они были в двух шагах от цели, его поведение выглядело подозрительно.
– Мы можем теперь подпалить эту кучу в любое время. Почему бы тебе не подождать еще немного?
– К чертовой матери! Опять ничего не выйдет, и ты прекрасно это знаешь. А если думаешь иначе, то дурачишь сам себя.
– Коли собрался уходить, так проваливай! А я намерен остаться посмотреть, чем кончится дело.
– Я же сказал мы уходим отсюда все. Понял?
Ладно, подумал Смед. Похоже, Талли опять собрался обвести его вокруг пальца.
– Я-то понял, но остальные думают иначе. Трое против одного. Хочешь свалить отсюда – сваливай. Держать тебя силком никто не станет.
Талли поднял шум. Даже пустил в ход кое-какие угрозы. Наверно, продолжал воображать себя полководцем.
– Заткнись, – оборвал его Смед. – У меня нет семи пядей во лбу, это верно, но я не настолько туп, как ты полагаешь, Талли.
Талли слишком долго медлил, прежде чем сказать:
– Ты о чем?
– В ту ночь, когда ты как цыпленок обделался, удрав к реке и не дождавшись нас, я припомнил, что ты и раньше откалывал со мной такие фокусы. Но на сей раз номер не пройдет, Талли. Хочешь прикарманить Серебряный Клин и слинять, оставив старого Смеда здесь, с пальцем в заднице? Нет уж! Не выйдет!
