Я смотрел на опустевший проем двери и думал, что действительно пора вставать. А еще о том, как хорошо было бы и самому завернуться в кокон равнодушия.
Нет. Не смогу.
…
— Замерзнем же так.
Было холодно и жутко неуютно, костер только разгорался и тепла давал даже меньше, чем света.
— Я-то точно не замерзну, — глубокомысленно заметил Малый, пододвигая поближе к кострищу заготовленные сырые ветки.
— А я?
— А ты, мастер, терпи. Если будешь чувствовать, что совсем дубеешь — меня буди.
Бравин слегка опешил.
— Что значит «буди»? — он привык, что ночные смены начинал Карающий, доверяя мастеру заклинаний только несколько предутренних часов.
— Буди — это слово такое. Ты ж все равно замерзнешь, так что хоть я высплюсь. Все, да наступит Свет, — Малый демонстративно закрыл глаза, и склонил голову на грудь. Сидя. Бравина постоянно шокировала способность Карающих засыпать почти мгновенно и в любой позе.
— Подожди ты спать. Слышишь? Костер еще не разгорелся, да и не поели еще.
— На утро больше останется, — ответил Малый, не открывая глаз. — Все, не мешай спать, а то мне еще яму копать.
— Ладно, спи. — обреченно подвел итог беседе продрогший Бравин. А потом спохватился и запоздало спросил. — Подожди, а какую яму тебе копать?
— Что? Какую яму? Так ты ведь замерзнешь. Не оставлю же я тело друга валяться на дороге, закапывать придется. Так что ты не переживай, все будет путем, — Карающий широко зевнул. — Когда уйдешь к Свету, не забудь нашим привет передать.
И засопел…
…
— Напомни мне, зачем мы туда возвращаемся?
Малый оказался отвратительным собеседником.
— Ты издеваешься? Я ж тебе уже сто раз объяснял.
— Мастер, я хочу тебя огорчить, — возразил Карающий. — Ты разучился считать: семь раз, а не сто. Семь. А теперь объясни в восьмой, и на этот раз докажи, что твои планы не глупость.
— Куда рассказывать, когда Валенхарр скоро? — говорить на ветру Бравину не хотелось.
— Скоро, — покладисто согласился Малый. — Значит, говори быстрее, а то не успеешь.
Бравин зарычал, но потом сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Да, Карающий был таким — язвительным и упрямым, но еще, вдобавок ко всем своим немалым умениям, верным и умным, так что… Оставалось терпеть, хоть это было и непросто.
— Ладно, слушай. У Владыки был приступ, Геррик так нам сказал? Он соврал. Причем, непонятно зачем. Ему известно, что проникновение в тахос я не почувствовать попросту не мог. Зная почерк Энгелара, я работал с ним много раз, гарантирую — это был он. Дальше включаем логику. Больной, умирающий Алифи тратит последние крохи здоровья на то, чтобы зачерпнуть немного силы и… Что и? Ради чего? И почему советник перебинтован, как младенец? Что у него с руками?
— Родник пытался убить лаорца?
— Увы, непохоже. Владыка любил с сердцем работать, ювелирно, красиво. Нет, руки могли пострадать, если только Геррик подставился под удар сам или вмешался во что-то. Не дал ударить. А потом мне соврал и к потерявшему сознание Роднику не пустил. Это, так сказать. первая вводная и повод задуматься.
Казалось бы, перетирание перетертого — беседа ни о чем, но почему-то размышления захватывали.
— Продолжим? Нас перестали к Энгелару пускать давно, даже в присутствии часовых. И Владыка не противился. Он вообще кто? Владыка? Командир, пусть номинальный? Или пленник? И мы там были в роли кого?
— Ну, нас ведь взаперти не держали.
— Прогулки в пределах лагеря — это не свобода, у канареек тоже бывают клетка, Малый, и в ее пределах они свободны. С нами так же. И постоянную слежку сбрасывать со счетов не будем. Вот ты бы следил за другом?
— Само собой, — лениво заметил Карающий.
Бравин поперхнулся, сбившись с мысли.
— Извини, забыл. Ты, наверняка, и за мамой следил?
— А как же, по ночам. Особенно когда папа приезжал. И знаешь, что я тебе скажу? Это непередаваемые воспоминания. Папа у меня был прямо огонь.
— Ладно ты, с папой своим. В общем, я склонен думать, что Геррик нас боится. Вот только почему? Думаю, лаорец знает что-то очень важное. Энгелар это понимал, поэтому к Владыке нас и не допускали. Чего союзники опасаются? Что мы можем узнать сами? И что тогда изменится?
— Это только вопросы, Бравин.
— Нет, это не просто вопросы, это второй повод задуматься. Пойдем дальше. Ллакур ночью с боем прорвался к Роднику в шатер.
— По крайней мере, он так говорит.
— Да, он так говорит, но я ему верю. Если не верить другу, то кому тогда верить? Он зарезал двоих Алифи и проскользнул внутрь. Владыка оказался жив, но без сознания, и привести его в чувство Ллакуру не удалось. Зная его способности, уверен, что не удалось бы никому. Теперь, что произошло на утро?
— И что произошло на утро? — вздохнул Карающий.
— Чего-ты вздыхаешь, сам же просил рассуждений, теперь терпи.
— Да я терплю, терплю, ты не отвлекайся.
— Хорошо, на чем мы остановились?
— На утре.
— Да. На утро не произошло ничего. Просто убрали трупы и поставили новых часовых.
— Только больше.
— Да не важно, что больше, это мелочи, намного важнее другое. Мы главные подозреваемые, имевшие повод, средства и время. Но нас никто никуда не вызывает, не допрашивает, все тихо и мирно, будто и не было ничего. Дальше буду предполагать — Геррик знает, кто это сделал, не может не знать. Понимает, что убийца входил в шатер и видел Энгелара без сознания. А значит, убивать больше нет смысла. Мы все видели, узнать ничего не смогли и больше не опасны.
— А вот это уже твои фантазии. Смогли — не смогли, опасны — не опасны.
— Хорошо, — поневоле согласился Бравин. — Попробуем иначе. Есть что-то, чего мы не знаем, но знает Энгелар, что-то, что может превратить лаорцев из союзников во врагов. Мы прорываемся к нему, но Владыка в таком тяжелом состоянии ничего нам рассказать не может. Очевидно, что пробившись к нему через трупы, мы дали знать, что происходящее нас не устраивает, что мы ищем ответы на вопросы. Значит, мы попробуем еще раз, и пять рыцарей остановят нас не больше тех двоих. Но Геррик ничего не предпринимает, а о чем это говорит?
— И о чем?
— О том, что, сколько бы мы не пробивались в этот проклятый шатер, Энгелар нам ничего не расскажет. Я вижу только такой ответ. Его специально будут поддерживать в состоянии овоща. Это следующая вводная. Дальше…
Бравин перевел дух, поплотнее укутался в плащ, благо ветер давно стих и мерный шаг лошадей не сильно мешал разговаривать.
— Итак, дальше. Энгелар знает что-то важное, но сказать не может. Впрочем, и раньше не особо стремился — мог бы уже десяток раз дать знать, но не дал. Значит, либо не видел смысла, считал, что помочь мы ничем не сможем, либо чего-то боялся.
