— Милорд!
Ну, сколько можно ей говорить?! Все, надоело! Звуковые заклинания хоть и не мой конек, но я ее просил! Много раз просил. Не хочет…
Я осадил Трима, разворачиваясь к светлым и, одновременно, скидывая готовое заклинание на Элиа.
М-да… действительно, погорячился. Погрузившись в собственные переживания, я как-то подзабыл, что кони — не гроны. И выдерживать заданный темп долго не могут. Скакуны тяжело дышали, поводя темными от пота и пены боками. Я даже почувствовал укол совести. Нельзя же все время думать только о себе…
Надо хоть чуть-чуть подумать, куда же деть новоприобретенных коней! Да еще таких нагруженных…
— Ди, ты куда несешься? — недовольно поинтересовался Шем, с опаской приближаясь к Триму.
— Извини, — покаялся я, — задумался…
— Не злись на них, — тихо посоветовала подъезжающая с другой стороны эльфийка. — Они просто люди. Их просто так воспитали…
Угу, все просто так…
— Ладно, все, забыли! — махнул рукой я. — Нам куда дальше?…
Оборотень хмыкнул и ехидно покосился на меня. Мол, дороги не знаешь, зато летишь так, словно на собственную свадьбу опаздываешь. О! К слову о свадьбах!
— А свадебный пир когда устраивать будем? — невинно поинтересовался я. Рыжий с эльфийкой дружно залились краской… — Поня-а-атно… не скоро…
Шем потянулся ко мне, пытаясь отвесить подзатыльник, но тут между нами вклинилась Элиа и возмущенно начала:
— Ми… Ми… Миска молока-а-а… — высоко пропела она, глядя на нас округлившимися от удивления глазами. — Ми… Ми… Мимо облака-а-а-а…
Я пристально наблюдал за ней. Та-а-к, заклятие действует! Теперь у нее будет выходить что угодно, но не так остомаргуливший «милорд!»
— Твои проделки? — так же, не отрывая взгляда от Элиа, поинтересовался оборотень.
— А я предупреждал, что меня зовут не «милорд»! — ехидно откомментировал я.
Темная подозрительно зашмыгала носом. Тихо спящий впереди ребенок завозился и зачмокал губами. М-да, хор-рошее у меня заклинание получилось. Качественное.
— Шем, Ди, а ну, прекратили издевательства! — недовольно отозвалась с другой стороны эльфийка. — Немедленно сними заклинание! — а это уже мне.
— Извини, Аэлин, не могу, — пожал плечами я. — Заклинание отпущено, срок не установлен, условие только одно — не называть меня «милордом». Все.
Не, я, конечно, могу снять, но… Оно мне надо?!
— Но… Но… как же тогда, а? По «Уставу именования…»… — на Элиа было жалко смотреть. Казалось, еще момент — и она расплачется.
— А по «Именованию» именно я определяю правила обращения к себе, понятно? — ответил я.
Не зря же меня отец заставлял учить все эти «Правила…», «Уставы…», «Законы…», «Наставления…» и прочую чушь. А когда я возмущался и отпихивал тяжеленные и пыльные фолианты, то неизменно получал щелчок по носу в виде поучительной истории на тему «Что бывает, если не знаешь своих прав и обязанностей». Истории какое-то время действовали, очередные пункты и подпункты укладывались в голове, а потом я снова начинал поглядывать в окно, за которым ветер гонял листья, или светило солнце, или падал снег — и все начиналось по второму кругу. И «Не хочу — не буду», и истории, и очередные пункты. Иногда истории заменялись обещаниями что-то подарить.
Но в результате я мог любого желающего поймать меня на незнании законов послать далеко и надолго. Согласно всем пунктам, подпунктам, припискам, изменениям и прочему, прочему, прочему… Но сколько я времени на это угро-о-обил… Страшно вспомнить!
— Так что, не хочешь по-хорошему… — иронично протянул я.
— И что, я теперь никого не смогу назвать… — темная осеклась, не решаясь произносить запретное слово.
— Нет, условие стояло, что только меня, — я припомнил структуру заклинания.
«О… Какие мы добрые! — неожиданно ворвался в мысли голос Дара. — Я просто поражаюсь!» Э… Ты чего?! Сердишься, что ли? «Чего я? ЧЕГО Я?! Да я, во время взятия Дубравы, таких, как ты, на первом попавшемся суку вешал!» А… Э… А чего ж я сделал-то?! «Не понимаешь?! — продолжал разоряться дедушка. — Так я объясню! Рабство ему не нравится! Поводырей, которые оборотнями управляют, он ненавидит! А сам?!». Но… Но я ж просто… Просто запретил ей называть меня милордом! «Ты УПРАВЛЯЕШЬ ею! Властелин нардхангов! Что, силу почувствовал?!» Да не делал я ничего!! Такого. Кажется. «Да пош-шел ты…» Эй, дед, деда…
Тишина…
Ну чего ж я такого сделал-то?! Я же… Просто мне надоело, что она мне «выкает»! Меня и в Кардморе этим обращением замучили, а теперь еще и… Я ж ничего сейчас плохого не сделал! Просто-напросто запретил обращаться ко мне «милорд».
— Злой ты, — покачала головой эльфийка.
Сговорились они все, что ли?! Я только недовольно отвернулся.
— А, может, мы поедем? — вмешался рыжий, решивший, что он в этом разговоре совершенно лишний.
Где-то под вечер мы остановились на ночлег, свернув с дороги в густой лес, окруживший тракт. Выбрав подходящую полянку, принялись готовить ночевку. Как раз тогда и проснулся ребенок, огласив окружавший лес недовольным воплем — как же, без его участия столько всего произошло! Откуда он знал, что произошло? Так сколько же времени проспал! Явно тут что-то не так…
Перед ужином Аэлиниэль с Элиа в очередной раз попрыгали перед дитятком, успокаивая его и убеждая, что ничего не произошло, потом, собственно, сам ужин…
До самой ночи темная избегала встречаться со мной взглядом. Даже рыжий с эльфийкой как-то странно косились… А Дар вообще молчал как Таркирен перед темными… Сговорились они все, что ли?! Я ж ничего такого не сделал!
Ладно! Утро вечера мудренее. Сейчас поспим, а с утречка разберемся…
На горизонте видна Дубрава. Кажется, протяни руку и подхватишь на ладонь едва заметный в сгущающемся полумраке зеленый шарик, ощетинившийся ветвями. Вот только… Стоит ли протягивать? Душа — выжженное пепелище, с горьким запахом полыни…
А, к маргулу! Прошлая жизнь окончена, поросла быльем поляна в летнем ольшанике, где впервые встретился взглядом с Тийлой… Все прошло, все…
Завтра — атака. Закаленный в муках меч напьется крови… Вот только — чьей?
А сейчас… Сейчас, в сумерках, сползающих на засыпающий лагерь, можно пройти мимо палаток, вскинуть голову к звездам, коварно подмигивающим с небес и… замереть, услышав тихий злой голос, раздающийся из одного из шатров…
— Что, гордая?! На-а-адо же… Даже «милордом» не называешь?! А если так?… — За плотной тканью палатки видны две тени: одна — хрупкая, девичья, дрожащая (от ветра? От страха?), вторая — крепко сложенная, тролья…
