— Все это хорошо, чародей, — вставил наконец Руффус, — но ты не подумал, как мне удастся выбраться из замка, не получив в проводники своего телохранителя?
— Нет ничего проще, — удовлетворенно улыбнулся Валерий. — Я же неоднократно говорил тебе, что являюсь мастером иллюзий. Я наложу на тебя как одного из конюхов. — Принца неприятно передернуло при мысли, что его могут принимать за конюха, но чародей тут же отреагировал на это. — Довольно глупо переживать, что тебя принимают за кого-то другого. Не достаточно ли самоотождествления? Если тебя будут задевать подобные мелочи, то это будет свидетельством не приверженности к чести, но исключительно ограниченности. Не обижайся, но тебе стоит научиться отличать истинную гордость от внешних ее проявлений… что говорить страже о том, зачем и куда тебе надо выехать, — думаю, объяснять не надо. Теперь о дороге. На время дороги на тебе будут другие чары, отождествляющие тебя с хаббадским офицером, так как всю дорогу предстоит проделать по территории Хаббада. К этому мы и приступим… Встань-ка сюда.
Валерий указал на центр комнаты. Как только принц занял указанное место, чародей начал расхаживать, периодически останавливаясь и пристально вглядываясь в застывшего, словно статуя, Руффуса.
Потом он начал извлекать из бесконечных своих карманов различные предметы, напоминающие золотые побрякушки и куски разноцветной ткани, и прикреплять их в самых неожиданных местах к одеяниям Руффуса. Вся эта церемония сопровождалась замысловатыми пассами и невнятным бормотанием себе под нос, но ощущение было таким, что все это лишь для придания таинственности происходящему, а на самом деле значение имели лишь сами предметы и точно выверенные места их прикрепления. Затем в дело пошел самый обширный косметический набор, виденный когда-либо принцем. Любая женщина не задумываясь отдала бы за него полжизни. Чародей наносил на лицо или руку Руффуса какой-нибудь легкий штрих, а затем отходил и снова принимался осматривать, словно художник, пишущий портрет. Где-то через час работы он предложил Руффусу взглянуть на себя в зеркало. Тот без возражений последовал совету, но тут же отшатнулся от зеркала, увидев в нем совершенно незнакомого человека. Лишь приглядевшись, он начал узнавать в отражении какие-то свои черты, да и то не смог сосредоточить на них внимания.
— Как ты это сделал? — невольно вырвалось у него.
— Это и есть моя работа, — с гордостью ответил Валерий. — Я добавил к твоему облику несколько деталей, не отвлекающих на себя внимание наблюдателя и подменяющих в его глазах твой истинный облик. На самом-то деле здесь больше психологии, чем магии, но психология — не что иное, как одно из магических искусств… А теперь задача будет посложнее — наложить поверх еще одни чары, чтобы тебе удалось беспрепятственно выйти из замка, да так, чтобы они легко распались, как только необходимость в них пройдет, не разрушив чар, лежащих под ними.
Валерий снова принялся расхаживать, присматриваясь к принцу со всех сторон, периодически добавляя какие-либо детали, снимая или слегка перемещая часть из них. Со стороны это более всего походило на какое-то шарлатанство никоим образом не связанное с магией, но рассчитанное лишь на произведение некоторого эффекта в глазах наблюдателя. Когда все было закончено, чародей еще раз удовлетворенно осмотрел свое творение и порекомендовал снова посмотреть в зеркало. На сей раз из него смотрел один из конюхов, которого, кажется, звали Сервием. Невозможно было не признать мастерства, с которым Валерий выполнил свою работу, если даже Руффус сам не мог разглядеть себя в отражении. Временами он улавливал какие-то из деталей, которые идентифицировал с собой, а не с созданным образом, но совершенно не мог сосредоточить на них внимание. Они как бы ускользали от него, выпячивая вместо себя характерные черты конюха Сервия. Пытаясь отогнать от себя наваждение, Руффус с силой потряс головой, отстраняясь от зеркала. Никогда прежде он не видел Валерия за работой, но результат превзошел все ожидания. С почтением глядя на старого чародея, принц спросил:
— Ты не пояснишь, как этого добиться?
— Зрительное восприятие образа основано не на анализе его в целом, — с охотой ответил Валерий, — а на отождествлении отдельных его элементов со сформировавшейся ранее схемой. Эта схема позволяет выделить элементы, отличающие объект от ему подобных, так что вся сложность — правильно подобрать и разместить самые важные и универсальные для всех наблюдателей из этих отличительных свойств или найти им адекватные аналоги. Остальное — уже дело техники. — Валерий скромно потупил глаза, в которых светилась совершенно нескромная радость от того, что его работа оценена. Через минуту он добавил. — На эргосском перевале сними с себя это, — он стал показывать на прикрепленные к одежде предметы, — это и это — и снова станешь смотреться хаббадским офицером. Самое главное — помни, что эффективность наложенных чар, когда они не связанны с трансформацией объекта, во многом зависит от уверенности в их силах. Чем меньше значения ты будешь придавать тому факту, что окружающие воспринимают тебя не за того, кем ты являешься, с одной стороны, и чем естественнее ты будешь держать себя в рамках заданного образа, с другой стороны, тем адекватнее наложенным чарам тебя будут воспринимать.
— Что ты подразумеваешь под этим? — поинтересовался Руффус, потому как сам он этого не уловил. Последние две-три фразы больше напоминали ему тавтологический стиль псевдонаучных трактатов.
— Лишь то, что сказал, — не обращая внимания на недоуменное выражение лица собеседника, продолжил Валерий. — Подумай сам, насколько легче будет заподозрить неладное, если тот, кому положено быть конюхом, станет вести себя как принц? Или хаббадский офицер станет робко забиваться в каком-нибудь трактире в угол и подозрительно оглядываться по сторонам, вместо того, чтобы уверенно держать себя в центре всеобщего внимания.
Затем он поколдовал над седельными сумками, сделав их фактически невидимыми. После этого они еще довольно подробно обсуждали, как Руффусу вести себя в дороге, кем представляться и что рассказывать о себе, чтобы не вызвать подозрений; что передать отшельнику Странду на словах; и множество других моментов, которые могут всплыть или потребоваться в пути.
— Ну ладно, — подытожил Валерий, и в голосе его появилась какая-то неожиданная горечь или, может, обреченность, — пора прощаться. Удачи тебе, мой мальчик. Хоть мы и понимаем под этим разные исходы путешествия, но все равно, — удачи тебе.
— Тебе того же, Валерий, — помявшись ответил принц и, пожав протянутую руку и навьючив на себя невидимые сумки, как-то резко вышел из комнаты. Валерия не должно было это задеть, потому что ни тому ни другому не хотелось затягивать процедуру прощания.
