– Ладно, оставим это кольцо Гил-Гэладу, – уступил он. – Но если оно достанется ему, ты можешь взять себе одно из трех эльфийских колец. Скажем, то, рубиновое, «Наир» – камень в нем немногим уступает сильмариллу Феанора.
Келебримбер недоуменно пожал плечами.
– Если я захочу, я смогу сделать себе такое же. А если я могу его сделать, зачем мне его хотеть?
– Оно уже не будет одним из колец дружбы. Оно будет просто красивой безделушкой и не даст тебе никакой власти. Неужели тебе никогда не хотелось власти?
– Почему же, хотелось. Мне всегда хотелось власти над камнем, деревом, металлом – власти создавать из них любую красоту, какую я только мог увидеть в своих мечтах. И я достиг этой власти. Почти достиг…
– Власть над себе подобными – это совсем другое дело. У нее другой вкус, другая сладость. Ты мог бы стать мастером над гномами и атани, над Перворожденными, над айнурами наконец! Это они стали бы твоими инструментами, с помощью которых ты смог бы создавать что угодно! Всё, что увидишь в своих мечтах!
Глаза Саурона вспыхнули темным огнем, ноздри затрепетали, словно уже ощущали запах власти. Келебримбер внимательно глянул на майара, удивляясь его горячности.
– Так, наверное, думал и Мелькор, когда становился Отступником, – спокойно заметил он.
– Ты не знал его, – резко возразил майар. – В нем было больше от мастера, чем от властителя, и, по-моему, это и погубило его. Он слишком хотел сотворить этот мир в одиночку, по своему вкусу, и слишком мало заботился о том, что предпринимают другие. И многие пошли за ним добровольно – майары, потомки первых эльфов, впоследствии ставшие орками… Надеюсь, ты помнишь, что орки вовсе не его творения, как утверждают низшие народы. Орки – тоже творения Илуватара, они одной крови с эльфами. Ты же не станешь отрицать это?
– Ну и что из этого? Есть мы, нолдоры – искатели мудрости, ради которой мы готовы пойти даже наперекор божественной воле, но есть и ваниары – комнатные собачки айнуров. Есть авари – отказавшиеся, но есть и дряблые тэлери, которые никогда не знали, чего же им хочется, и которых не хватило даже на то, чтобы уговорить айнуров оставить их в покое. Значит, так берет рука мастера Илуватара – так почему бы не быть оркам?!
Испытующий взгляд Келебримбера задержался на майаре. Саурон почувствовал, что может спугнуть мастера до того, как сумеет перетянуть его на свою сторону.
– Что ж, ты с честью выдержал это испытание, – выдавил он нечто вроде одобрительной усмешки.
– Испытание?
– Да. Я проверял тебя и поэтому пытался соблазнить властью.
– Я не заметил никакого соблазна.
– Тем лучше. Я очень рад, что не нашел в тебе опасной тяги к власти. – Здесь Саурон изрядно покривил душой – он был нисколько не рад этому. Но Келебримбер, сам того не зная, подсказал ему зацепку, которая могла подействовать лучше. – Ты из рода Феанора, поэтому я должен был это сделать. Общеизвестно, что твой великий дед водил дружбу с Мелькором – еще тогда, в Валиноре.
– Это глупые сплетни – они никогда не были дружны.
– Но разве не Мелькор подбил твоего деда поссориться с валарами?
– Почему именно Мелькор? В словах Феанора не было ничего такого, о чём не задумывался бы каждый из нас, поэтому ему не пришлось нас долго уговаривать. Мы, нолдоры, пришли в Беспечальную Землю, чтобы приобщиться к мудрости богов – а там мы посмотрели на эту мудрость и пошли обратно в мир. Сильмариллы были не причиной, а только поводом, толчком к нашему уходу.
– И тем не менее Феанор не отдал их валарам.
– Зачем? Чтобы валары разбили их? Это же все равно, что убить Перворожденного для того, чтобы вынуть его душу и пустить ее на растопку. Если гибнет лучшее творение мастера, с ним гибнет и часть его души, но они не понимали этого. Мелькор убил тогда чудесные деревья Телперион и Лаурелин, но и остальные валары не стали щадить чудесные камни. Как и Отступник, они решили, что цель оправдывает средства, потому мой дед и сказал тогда, что Мелькор – тоже валар.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что остальные валары не лучше Мелькора?
– Нет, не хочу. Но, может, не так уж и неправ был тогда Отступник, погубив чудесные деревья, потому что их гибель в конечном итоге обернулась благом для всех. Ведь эти деревья освещали только Валинор, тогда как остальной мир был погружен во мрак. Я до сих пор задаю себе вопрос – когда они еще росли и цвели, неужели валарам так трудно было сорвать с них для мира хотя бы один цветок? Один плод?
Интонация, с которой были сказаны эти слова, вселила в Саурона надежду. Каким бы спокойным ни выглядел Келебримбер, под ровной гладью этого спокойствия скрывался дух бунтовщика Феанора.
– Да, не слишком-то они заботятся о непокорных, – как бы невзначай заметил он. – Мандос проклял вас, нолдоров, только за то, что вы пожелали покинуть Валинор. Можно подумать, что вас не пригласили туда в гости, а посадили в тюрьму.
– В сущности, так и было, – согласился Келебримбер. – Они сказали, что не держат нас, но даже и не подумали помочь нам переправиться обратно. Но золотые рыбки уплыли из банки, и Мандосу ничего не осталось, кроме как запретить нам возвращаться. Иначе с какими лицами остались бы валары, если бы мы никогда не вернулись к ним в банку? – рассмеялся он. – А так они тешат себя мыслью, что мы не просимся назад, потому что это они нам запретили! Я уверен, что они простят каждого, кто запросится к ним в Валинор – поломаются для вида, а затем объявят о высочайшем милосердии. По окончании Войны Гнева они даже объявляли, что, так и быть, готовы принять обратно всех желающих, но мало кто из нас соблазнился этим предложением.
– А тебе не приходило в голову, что когда-нибудь они захотят вернуть вас силой? – вкрадчиво спросил Саурон.
– Зачем? У них еще остались свои игрушки – ваниары.
– Но любые игрушки в конце концов надоедают. Если валарам захочется новых игрушек, то народы Средиземья смогут отстоять себя, только объединив усилия – а кольцо единства для того и предназначено. Скажи откровенно, если бы потребовалось объединить народы для защиты от притязаний валаров – ты надел бы это кольцо?
Келебримбер долго размышлял, прежде чем ответить майару.
– Возможно, да.
***
Вскоре наступил день, когда Горм собрался идти в Казад-Дум. Накануне они с Фандуилом закончили работу и поставили готовый сундучок на стеллаж в комнате мастера. Остаток дня они потратили на то, чтобы выковать меч для Рамарона, который давно завидовал их именному оружию. Клинок был сделан легким, по руке парня, но Фандуил наложил на него кое-какую магию, чтобы усилить его боевые качества.
В отличие от Фандуила, за годы учебы ни разу не побывавшего дома, Горм навещал родных примерно раз в два года. Он всегда брал с собой кучу подарков, которые сам мастерил в свободное время или покупал в ост-ин-эдильских лавках. Предстоящее посещение не было исключением, и накануне гном крепко чесал свою макушку, пока укладывал дорожный мешок. Небесный Молот так и не благословил ее на сверхплотную упаковку, зато Фандуил с Рамароном заметили его мучения и предложили ему помочь донести вещи.
