— Уходи.
— Сам уходи.
Бледное лицо мальчика порозовело.
— Не можешь, — ухмыльнулась Ката.
— Могу!
Ката рассмеялась. Вприпрыжку сбежала с лестницы. Кувыркнулась на траве. Принялась прыгать.
— Можешь — так пошли на ярмарку! — крикнула она. — Ну, пошли!
Мальчик не пошевелился.
— Я ненавижу тебя, — только и сказал он.
— А я тебя! — огрызнулась Ката.
И отвернулась от мальчика. Как же так? Ей ведь вовсе не хотелось дразнить его. Она его жалела. Но в мальчике было что-то пугающее, что-то ужасное. Будь у него здоровые, сильные ноги, он стал бы ничуть не лучше рыжего мальчишки. Он бы швырялся камнями, дрался, произносил мерзкие слова.
Но Ката ненавидела его именно за его бледность и слабость. Поджав губы, девочка отправилась к воротам кладбища. Чуть погодя она обернулась.
— Подожди! — донесся до нее голос мальчика.
Ката посмотрела на черную фигурку. Мальчик дополз до края паперти. Из последних сил, тяжело дыша, он поднялся на ноги, ухватившись за плети плюща, и беспомощно повис. Ноги его вяло болтались в воздухе.
Одна нога была скрючена, вторая — распрямлена.
— Ты кое-что обронила, — прохрипел мальчик. Ката вернулась.
Мальчик прикусил губу. Сунул руку в карман черного камзола. Протянул к Кате, разжал пальцы. На его ладони лежала золотая монетка арлекина. Ката потянулась за монеткой, и мальчик не отдернул руку. Она удивилась. Она не верила своим глазам и как зачарованная смотрела то на монетку, то на мальчика. Черная шляпа слетела с его головы. Волосы развевались на ветру. Воздух был наполнен жужжанием насекомых.
— Джем!
Это кричала толстуха. Ката схватила монетку и отпрыгнула в сторону. Плети плюща оборвались, не удержали мальчика, он упал и покатился вниз по ступеням, словно кукла.
Как кукла Каты — Эйн.
Докатившись до подножия лестницы, мальчик не мог пошевелиться. Он лежал там неподвижно. Толстуха, переваливаясь, спешила к нему, а Ката бросилась бежать. Она бежала, бежала и бежала и громко звала отца.
— Дитя! Дитя мое! — кричал старик Вольверон.
Старик долго искал дочь и, наконец, нашел.
ГЛАВА 8
ДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА
Ирионский замок возвышается мрачной громадой на холме и царит над деревней. Надменная, высокомерная, взирающая на окрестные равнины, словно страж, древняя твердыня стояла в дозоре в течение бесчисленных циклов сменяющих друг друга сезонов. Скала, на которой построен замок, чернеет на фоне снежных гор и называется скалой Икзитера. Она названа так в честь первого эджландца, совершившего восхождение на нее. Здесь, еще в незапамятные времена, на заре истории, было сооружено первое укрепление, на строительство которого пошли срубленные в долине деревья. Это было во времена Переселения, когда племена эджландцев продвигались на север, изгоняли из предгорий жуткие порождения Зла. Укрепление на скале было возведено во время тяжелой и долгой битвы, закончившейся поражением порождений Зла, ушедших в Царство Небытия. С тех пор крепость перестраивалась много раз, обретала большую силу и мощь и, наконец, встала во всей красе и могуществе — величавый замок из плотно пригнанных друг к другу камней. По углам крепостной стены вздымались к небу высокие башни с узкими бойницами. Сами стены, казалось, царапают небеса. Стену окружал широкий ров. Вода лениво плескалась под перекидным мостом. Угрюмая опускная решетка, острые концы прутьев которой напоминали оскаленные клыки, закрывала вход во внутренний двор, к главной башне. Ирионский замок, стоявший у северной границы Эджландии, некогда был самым большим в стране. Отсюда правили Ирионом потомки Икзитера, ставшие эрцгерцогами Ирионскими, отсюда начинались войны, и здесь они заканчивались. Но здесь же в иное время легионы солдат в синих мундирах одержали победу над войсками законного короля.
Теперь замок хранил лишь воспоминания о былом могуществе и славе. Пересохший ров превратился в зловонное болото. Передняя стена была разрушена почти до основания. Арка, ведущая во внутренний двор, обвалилась, обнажив главную башню, гордые стены которой испещрили выбоины — следы обстрела каменными ядрами. С каждым сезоном замок разрушался все сильнее, и казалось, словно былая осада продолжается, пусть и невидимо. Трескались стены, вываливались из них камни, обрушивались подгнившие стропила. Для постороннего, глядящего на замок снизу, из деревни, он, видимо, представлялся местом дурным, проклятым, где могли бы обитать только вороны. Замок зарастал плющом и мхом, в нем властвовали ветры, безжалостно налетавшие на древнюю твердыню со стороны безжалостных гор Колькос Арос.
Но на самом деле внутри замка теплилась жизнь. В обледеневших покоях горели камины, звучали голоса. Вечером того дня, когда в деревне открылась ваганская ярмарка, когда закатное небо стало лиловым, к замку, стараясь держаться поближе к колючим зарослям около тропы, пробирался человек в лохмотьях.
— Отвратительно.
— Это первое, что вам пришло в голову?
— М-м-м?
— Она, наверное, так одинока, бедняжка.
Умбекка язвительно хохотнула:
— Надеюсь, ты не думаешь, что она могла бы играть с нашим мальчиком?
— Ему не с кем играть.
Умбекка глубоко вздохнула, но промолчала. На самом деле она нашла ребенка, который приходил бы к Джему, но сейчас не время было сообщать об этом. Эла была такая нервная.
Женщины сидели за небольшим круглым столиком в верхних покоях главной башни замка. Окна были открыты, и пламя свечей трепетало от ветерка.
Эла поежилась.
— Тебе холодно, милочка?
— Я должна навестить его.
Молодая женщина протянула руку и взяла со стола колокольчик, похожий на перевернутый кубок. Раздался громкий, звучный звон.
— Эла, нет. — И пухлая рука тетки легла на руку женщины.
— Вы же сказали, что он мог погибнуть!
— Он просто упал, ударился, вот и все. Ну же, племянница, ты не должна волноваться.
Дверь со скрипом отворилась.
— Мэм?
— Нирри, приведи господина Джемэни.
Горничная шмыгнула носом и зашаркала ногами, после чего выжидательно уставилась на Умбекку. Умбекка шумно выдохнула через нос.
— Нирри… — начала она и сделала паузу, явно соображая, что бы такое еще сказать горничной. Придумав, она уставилась в свою тарелку. — Эта баранина, — изрекла Умбекка, — ужасно жесткая. Живи мы в лучшие времена, Нирри, мне бы следовало поручить тебе сказать кухарке, что я желаю поговорить об этом с ней. Теперь же можешь считать, что я поговорила об этом с тобой. Это был очень, очень долгий разговор.
