Альбионский драгун, метнувший заклинание, был поражен потоком воздуха и упал вниз.
Ошеломленная Луиза, не сводя глаз, наблюдала развитие событий.
Движения ветряного дракона были великолепны, ни единого лишнего действия, даже невозможно поверить.
- Д-дракон, который совершает такие движения - что это за живое существо!
- Если будете болтать - прищемите язык, - совершенно спокойным голосом проговорил Джулио.
После потери трех товарищей настроение у врагов изменилось. Ощущая ярость, которая, казалось, сейчас лопнет, Луиза втянула голову в плечи. Медленно сжимая окружение, все враги одновременно бросились вперед.
На мгновение поле зрения девочки колебалось вверх-вниз и вертелось вправо-влево. Ее тело болталось совсем как шар в руках акробата. Забыв даже закрыть глаза... Луиза крепко вцепилась в Джулио.
Каждый раз, когда Азуро изгибал свое тело, можно было увидеть вражеских ветряных драконов, получивших серьезные повреждения от его клыков, когтей или выдоха. Движения, с помощью которых он уклонялся от атак противника, в том же виде становились атакующими движениями.
Приблизительно за какие-то четыре секунды шесть нападавших наездников были сбиты.
- Конец. Ну, что, возвращаемся? - равнодушным голосом сказал Джулио, как будто он только что поиграл с ребенком.
- Ч-что произошло?
Блестящие маневры, при которых ветряной дракон и его наездник, казалось, являются единым целым.
Нет, движения Азуро, в которые невозможно поверить, нельзя было адекватно объяснить только одним этим.
- Я только выявил природные возможности дракона. Все слишком принуждают драконов совершать напрасные движения. Вот и все, - беззаботно сказал Джулио. И Луиза поняла... почему он, не будучи магом, стал командиром третьего эскадрона.
Глава 4: Секретарь и Император
В Лондиниуме, столице Альбиона, в Уайт-холле разгорелась дискуссия вокруг вылазки.
Было решено, что альбионская армия, оттянутая к Дарталлнесу заклинанием Иллюзия, выполненным Луизой, упустила благоприятный момент ударить по вражеской армии у кромки острова. Если бы альбионцы смогли своевременно перехватить высаживающийся десант противника, была также возможность изгнать врага с летающего острова в Халкегинию, однако...
- Пытаться отсюда контратаковать сейчас, когда враг завершил высадку и разбивает лагерь, - это самоубийство, - проговорил молодой генерал с изможденным лицом, сидящий с северной стороны круглого стола, за которым располагалось около пятнадцати человек. Его слова были правдой. Альбионский Воздушный флот, в котором оставалось сорок кораблей, в недавнем решающем корабельном сражении потерял сбитыми половину судов, а оставшиеся получили серьезные повреждения. Способных произвести вылазку кораблей было менее чем десяток.
Напротив, на флоте Тристейна и Германии было сбито двенадцать судов и восемь получили тяжелые повреждения, однако все еще имелось приблизительно сорок кораблей, способных сражаться. Положение было таково, что господство в воздухе полностью потеряно.
Вдобавок, численность альбионской армии сокращалась. Полностью потерять три тысячи человек в проигранном сражении под Тарбом, а на днях произошло новое поражение - моральный дух всей армии снизился, вплоть до возможности появления восставших подразделений. Действительное состояние было таково, что оставалось всего сорок с небольшим тысяч солдат. Энергии революционного времени уже не было.
Поэтому не было возможности вести наступление против шестидесятитысячной армии, получившей господство в воздухе.
Осуждающие взгляды сконцентрировались на Кромвеле, первом Императоре Альбиона, также назначенном Президентом Конгресса Республики Святого Альбиона, который сидел во главе стола.
Поскольку в довершение к потерпевшим неудачу многочисленным интригам он допустил десант врага.
Однако Кромвель, парировав все взгляды... сохранял невозмутимый вид.
Генерал Хокинс, фактически принявший командование главными силами армии Альбиона, произнес:
- Я как ребенок ошибся и развернул армию. Под действием шока упустил шанс, чтобы суметь разбить противника. Нет слов для оправдания.
- И наша армия устала и обтрепалась - улыбнулся Кромвель.
- И операция по захвату учеников Академии Волшебства в заложники тоже окончилась провалом.
Несмотря на то, что генерал потерпел неудачу, он не выказывал вида, что заробел.
Хокинс произнес, хотя его слова напоминали вздох, и голос был уставший:
- Магическое оружие, которое применил противник, превзошло мое воображение.
- Мисс Шеффилд.
Закутанная в черное с головы до пят секретарь, ожидавшая позади Кромвеля, кивнула и начала читать донесение, написанное на пергаменте:
- Мираж, который внезапно появился в окрестностях Дарталлнеса, парил в течение тринадцати часов, а потом внезапно исчез.
- Это было ничем иным, кроме как всего-навсего временной магией, вызывающей миражи. Что в ней есть пугающего?
- Эффект очень серьезный, - сказал Хокинс, закрыв глаза. Приведя в замешательство с помощью иллюзии, принудить развернуть армию... Иными словами, это дало эффект, который не отличался от действий военных сил численностью в десятки тысяч. Хоть это - всего-навсего мираж, не могу допустить чувства пренебрежения.
- Честно говоря, я как ребенок боюсь врага. Не только иллюзия в Дарталлнесе, но противник также использует большое количество неизвестной магии. Магический свет, который смел наш флот возле Тарба...
Кромвель повернулся лицом к секретарю и кивнул.
Шеффилд вновь начала читать пергамент хорошо поставленным голосом, подобным хору, поющему гимн в храме:
- Сделано заключение, что вражеская армия... находится в таком состоянии, что она не атакует тем светом, которым некогда сокрушила наш флот возле Тарба.
- Почему же это?
- Если уж использовать, то они должны были применить его в недавней решающей битве флотов перед высадкой десанта.
- Как насчет возможности того, что они ее сохраняют?
- Если бы вражеская армия в том сражении флотов потерпела поражение, она оказалась бы в безвыходном положении. Если бы они имели возможность применить, то определенно должны были запустить "чудесный свет". Однако противник провел обычный бой флотов. Несмотря на отсутствие у противника превосходства в силе, наш флот потерпел поражение.
- Если мы победим на суше, будет хорошо, - продолжил Кромвель.
После этих слов встал военачальник из генерального штаба.
